Вторая мировая война - Энтони Бивор

Гитлер отмел все опасения, которые высказывали его генералы, и поначалу осуществление операции «Блау», казалось, шло очень хорошо. К большой радости командования танковых войск, немецкие армии быстро продвигались вперед. В летнюю жару земля была сухой, и они легко преодолевали путь на юго-восток. «Куда ни глянь, – писал военный корреспондент, – бронетехника и вездеходы двигаются вперед по степи. Их вымпелы реют в мареве жаркого дня». В один из тех дней была зарегистрирована температура 53 градуса по Цельсию на солнце. Единственной заботой немцев была нехватка транспортных средств и частые остановки из-за недостатка топлива.

Пытаясь замедлить немецкое наступление, советские самолеты ночью сбрасывали зажигательные бомбы, устраивая степные пожары. Немцы же только наращивали темп наступления. Врытые в землю советские танки использовались как доты, но немцы быстро обходили их и затем уничтожали. Советские пехотинцы отстреливались, скрываясь в полях кукурузы, но вражеские танки просто давили их своими гусеницами. Немецкие танкисты останавливались в селах, среди побеленных хат под соломенными крышами, где немцы подчистую отбирали у хозяев яйца, молоко, мед и птицу. Антибольшевистски настроенные казаки поначалу приветствовали немцев, но те бесстыдно глумились над ними. «К местным жителям мы пришли как освободители, – горько иронизирует в своем письме один обер-ефрейтор, – мы освобождаем их от последних запасов зерна, овощей, растительного масла и всего прочего».

14 июля войска Групп армий А и В соединились у Миллерово, но масштабного окружения, какого ожидал Гитлер, не получилось. Барвенковский котел в какой-то мере отрезвил Ставку. Советское командование отвело свои войска, прежде чем те были окружены. В результате гитлеровский план окружения и уничтожения советских армий к западу от Дона провалился.

Ростов-на-Дону, ворота Кавказа, пал 23 июля. Гитлер немедленно приказал Семнадцатой армии захватить Батуми, в то время как Первая и Четвертая танковые армии должны были двигаться к нефтепромыслам Майкопа и Грозного, столицы Чечни. «Если мы не возьмем Майкоп и Грозный, – сказал своим генералам Гитлер, – мне придется прекратить войну». Сталин, потрясенный тем, насколько неправильными оказались его предположения относительно нового немецкого наступления на Москву, и, понимая, что Красной Армии недостает войск на Кавказе, послал Лаврентия Берию напустить страха на генералов.

Теперь Паулюсу было приказано захватить Сталинград силами Шестой армии, а его левый фланг вдоль Дона должна была прикрывать Четвертая румынская армия. Пехотные дивизии Паулюса к тому времени были на марше уже шестнадцать дней без отдыха. А XXIV танковый корпус Гота, стремительно продвигавшийся на юг в сторону Кавказа, теперь развернулся, чтобы помочь при штурме Сталинграда. Манштейн был поражен, узнав, что его Одиннадцатой армии, овладевшей Крымом, теперь предстоит отправиться на север для участия в новом наступлении на Ленинградском фронте. В очередной раз Гитлер оказался не в состоянии сосредоточить силы в момент, когда он пытался захватить новые огромные территории.

28 июля Сталин издал подготовленный генерал-полковником Александром Михайловичем Василевским приказ № 227 под названием «Ни шагу назад»: «Паникеры и трусы должны истребляться на месте. Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование – ни шагу назад без приказа высшего командования. Командиры роты, батальона, полка, дивизии, соответствующие комиссары и политработники, отступающие с боевой позиции без приказа свыше, являются изменниками Родины. С такими командирами и политработниками и поступать надо, как с изменниками Родины». При каждой армии создавались специальные заградотряды, чтобы расстреливать тех, кто посмеет отступать. Штрафные батальоны были усилены в том же месяце тридцатью тысячами заключенных ГУЛАГа в возрасте до сорока лет, ослабленными и голодными. В том же году умерли 352 560 узников ГУЛАГа – четверть общего количества заключенных.

Суровость приказа № 227 приводила к ужасающим несправедливостям, когда раздраженные генералы требовали «козлов отпущения». Один командир дивизии приказал полковнику, полк которого слишком замешкался в наступлении, кого-нибудь расстрелять. «Мы не на профсобрании. Мы на войне». Полковник выбрал любимого всеми солдатами лейтенанта Александра Ободова, командира минометной роты. Комиссар полка и капитан-особист арестовали Ободова. «Товарищ комиссар! – в отчаянии, еще не веря в происходящее, повторял Саша. – Товарищ комиссар! Я всегда был хорошим человеком!» «Следом, наступая на него и распаляя себя гневом, показались с пистолетами в руках комиссар полка старший батальонный комиссар Федоренко и капитан-особист, фамилия которого в моей памяти не сохранилась, – записал его друг, – раздались хлопки выстрелов. Заслоняясь руками, Саша отмахивался от пуль, как от мух. «Товарищ комиссар! Това…» После третьей пули, попавшей в него, Саша умолк на полуслове и рухнул на землю».

Еще до того, как Шестая армия Паулюса достигла большой излучины реки Дон, Сталин создал Сталинградский фронт и перевел город на военное положение. Если бы немцы переправились через Волгу, страна оказалась бы разрезанной на две части. Нависла угроза над англо-американским маршрутом снабжения через Персию – и это сразу после того, как англичане прекратили посылать морские караваны на север России. Женщины и даже совсем еще дети отправились копать противотанковые рвы и насыпи для защиты нефтехранилищ вдоль берега Волги. 10-я стрелковая дивизия НКВД взяла под контроль пункты переправы на Волге и занялась наведением дисциплины в городе, который все больше охватывала паника. Сталинграду угрожала Шестая армия Паулюса в излучине Дона и Четвертая танковая армия Гота, которую Гитлер вдруг развернул и отправил обратно на север, чтобы ускорить взятие города.

На рассвете 21 августа пехотные части LI немецкого корпуса переправились через Дон в штурмовых лодках. Плацдарм был захвачен, понтонные мосты через реку построены и на следующий день по ним двинулась 16-я танковая дивизия генерал-лейтенанта Ганса Хубе. 23 августа, незадолго до рассвета, его передовой танковый батальон под командованием полковника графа Гиацинта фон Штахвица пошел навстречу восходящему солнцу в наступление на Сталинград, который лежал всего в шестидесяти пяти километрах к востоку. Покрытая выжженной травой донская степь была твердой, как камень. Только балки да овраги замедляли движение бронетехники. Но штаб Хубе внезапно остановился, получив радиограмму. Ждали, заглушив двигатели. Затем в небе появился «физелер шторьх», покружил над ними и приземлился рядом с машиной командира батальона. К Хубе подошел генерал Вольфрам фон Рихтгофен – грубый бритоголовый командующий Четвертым воздушным флотом. Он заявил, что по приказу ставки фюрера весь его воздушный флот нанесет удар по Сталинграду. «Пользуйтесь этим сегодня! – сказал он Хубе. – Вас будут поддерживать 1 200 самолетов. Завтра я вам уже ничего не могу обещать». Через несколько часов немецкие танкисты восторженно махали руками, приветствуя эскадрильи Хе-111, Ю-88 и Ю-87, пролетавшие над их головами по направлению к Сталинграду.