Иной мир. Часть 4 - Никита Шарипов

Так, вторая способность скопирована у деда, могу устанавливать непробиваемый щит как вокруг себя, так и вокруг любого физического объекта, который находится в шаговой доступности. При желании выдержу прямое попадание артиллерийского снаряда и не заработаю ни царапинки. Пустяком приобретение не назовёшь, полезность имеется.

Регенерация, как же без неё, излечу любые раны, ну или почти любые. Отрезанную от тела голову, увы, прирастить обратно не способен. О масштабном повреждении мозга и речи вести не стоит, сразу могила.

Телекинез, ну что за банальщина? Чтение мыслей, как без этого, и ещё могу поковыряться в чужих мозгах, установив там свои порядки…

Так, и что, на этом всё? А как же…

«А никак, Никита, это всё, что смогла сделать. Скажи спасибо за бессмертие, с твоей регенерацией от старости умереть не светит. Если у нас всё получится, то тебя ждёт вечность, пока она тебе не надоест».

Чёртова капсула достала, но выбираться из неё пока не собирался. Всезнайка, огорчив меня результатом своей работы, поставила на капсуле крест — телекинез позволяет не только плавно перемещать предметы, но и бросать их в стороны с огромной скоростью. Именно так и сделал, просто дал всему, что есть вокруг меня, максимальное ускорение.

Стало светло как днём, но на зрении смена освещения не отразилась, даже не зажмурился, глаза у меня тоже модернизированные. Жаль, что левитацией не обладаю, упал.

Капсула была большой, но сейчас представляет из себя груду обломков, разлетевшихся по большому помещению, выполненному строго в серых тонах. Этакий спортзал, пол, стены и потолок которого покрашены одной краской. Место спортинвентаря занимают капсулы, аналогичные той, в которой лежал я, — белые цилиндры длиной в три метра и радиусом в метр. Почему мне хочется всё разнести? Откуда эта чёртова жажда разрушений взялась? Так, а это у нас что такое?

Всего мумий обнаружилось три, двое мужчин и одна женщина. Одежды на них нет, либо её зачем-то сняли. От чего умерли эти люди, я понять не смог, физических повреждений при беглом осмотре не видно, а доскональным заниматься не хочется. Всезнайка, как всегда, информационно подкована, объяснила:

«Мумии — некогда те самые властелины, Основа, её живая часть, если не учитывать искусственный интеллект. Убил их твой дед, Михаил Росс. Подобных мумий здесь, в управляющем центре Основы, сотни».

— Где он сам? — голосом, полным ненависти, спросил я. За то, что сотворил, мой родственник ответит сполна, жизни не заслужил, лёгкой смерти тоже.

«Ждёт тебя в комнате иллюзий, иди к нему, ты не ошибёшься с направлением».

— А ты? Откуда тебе всё это известно? И почему говоришь так, будто бросаешь меня?

«Потому что я бросаю тебя, Никита. Дальше по отдельности. Прощай…»

Всезнайка ушла, я почувствовал это, но не могу сказать, куда она делась. От меня будто половину отрезали, стало очень плохо. Не понимаю, предали меня или нет. Вообще плевать на это, потому что наконец-то стал настоящим. Нет сдерживателя, который всегда сидел в моей голове и заставлял поступать в выгодном для достижения общей цели направлении. Разучился своей головой думать, а теперь приходится вновь это делать. Боль…

Иду по серым коридорам, не обращая внимания на мумии, которые не так давно были правителями двух миров. Не заслуживают они внимания, и технологии его тоже не заслуживают. Мне нужен Росс, всё остальное пустое. Автоматические двери таят одна за другой, открывая проходы из одного помещения в другое.

Шаг в очередной проём, и всё меняется, я возле двери аккуратного лесного домика. Вхожу…

— Это та жизнь, которую мы должны были прожить, но нам не позволили…

Михаил Росс, постаревший, ему лет семьдесят, сидит во главе стола. Справа от него его сын, Владимир, ему примерно столько же, сколько сейчас. По левую руку жена, моя бабушка, её волосы полностью седые, но в глазах радость. Ещё за столом есть я, мой отец и моя мама.

Вся семья в сборе, в голове моего деда она именно такая, но в моей — нет, не хватает минимум троих. Почему он не может задуматься об этом?

Реальный Росс, не иллюзия, подпирает тёмный угол дома и внимательно смотрит на меня. Изучает, тварь…

— Зачем ты показываешь мне это? — Я стараюсь быть спокойным, но выходит плохо, предел близок. — По-твоему, это важно? Или, быть может, забавно?

— Нет, никакой забавы, Никита. Хочу, чтобы ты понял меня. Это то, что у меня могло быть. Что могло быть у нас с тобой. Лучшая жизнь…

— Могла быть, но у тебя её никогда не было. А у меня была…

— Ты стал сильнее, сумел перехитрить меня, но тебе это не поможет. Я не один, за моими плечами мощь Основы, для которой ты не страшнее любого другого человека. Если хочешь выжить, то тебе придётся встать на мою сторону.

Возле стола есть незанятый стул, я сел на него. На разговор родственников-иллюзий не обращаю внимания. Посмотрев в потолок, закрыл глаза и тихо сказал:

— Мне плевать, выживу или нет. Главное, чтобы не выжил ты. Всё, что я хочу, это отомстить тебе.

— За что? — не вижу лица собеседника, но слышу удивление в его голосе. Он не понимает, не сможет понять. То, за что я его ненавижу, ещё не случилось и не случится никогда, но оно было, ведь я помню. Если бы я мог вернуться и всё исправить, но мне этого не дано. Никому не дано…

Решил, что пора рассказать о своей жизни. О самой первой, настоящей:

— Попав на Землю младенцем, я оказался в детском доме. Не было у меня детства, тяжело пришлось, все мы там выживали как могли, но не все выжили. Я был одним из тех, кто всегда ненавидел жизнь за то, что она такая сука. И ненависть эта длилась долго, пока не повзрослел. Если обычных детей можно назвать щенятами, у которых есть мама и папа, то нас смело зовите волчатами, каждый сам по себе, воспитаны более старшими собратьями, воспитание оставляет желать лучшего.

Есть люди, которые взрослеют к тридцати. Есть те, кто никогда не повзрослеет. А есть такие, которых обстоятельства вынуждают повзрослеть слишком рано. Мои обстоятельства — образ жизни, повзрослел в том возрасте, в котором обычные мальчишки ещё играют в войнушки и машинки. Повезло, что хорошая родословная, гены не подвели, умным малым был, способным, понял, что жизнь нужно не ненавидеть, а ломать. С этой сукой иначе нельзя, либо ты её, либо она тебя. В какой-то момент детдом остался позади, меня выбросили в свободное плавание…

Без образования никак, решил получить его, чего бы это ни стоило. Поступил в техникум, нашёл работу, жил в общежитии. В то время такая жизнь казалась очень трудной, но потом, когда поступил в институт, понял — цветочки это были, а теперь вкушаю ягодки…

Выучился на геолога, устроился на хорошую работу, стал уважаемым человеком в узких кругах. А затем, в возрасте двадцати семи лет, встретил её…

Росс, не смевший перебить меня, расценил мою долгую паузу как возможность задать вопрос. И задал: