За кулисами Мюнхенского сговора. Кто привел войну в СССР? - Арсен Мартиросян

Конечно, в определенном смысле он был прав — необъяснимое с точки зрения установления справедливости унизительно жестокое территориальное обрезание Германии в соответствии с решениями «версальских мудрецов» неминуемо привело бы к пересмотру ее послевоенных границ. Вопрос был лишь в том, каким образом должен был произойти этот пересмотр. А вот здесь необходимо отметить, что Карл Хаусхофер вовсе и не подразумевал «взрыв границ» именно и только в военном смысле, тем более на восточном азимуте. Он придерживался концепции «открытости Востоку», что означало не «оккупацию славянских земель», а установление совместными усилиями России и Германии «Нового Евразийского Порядка» и переструктурирование континентального пространства Евразии. При этом расширение немецкого жизненного пространства — Lebensraum — Хаусхофер видел не в форме, тем более кровавой, колонизации русских земель, а за счет в том числе и совместного освоения гигантских незаселенных азиатских пространств, а также реорганизации земель Восточной Европы. Что же до «взрыва границ», то более всего это относилось к фундаментальным основам европейского устройства. Дело в том, что по большей части Хаусхофер ориентировался, а заодно пытался сориентировать также и фюрера на ликвидацию последствий Версальского договора как прямого «наследника» Вестфальского мира 1648 г., который, как известно, не только закрепил немецкую раздробленность, но и пресек притязания Священной Римской империи германской нации на значительную часть Западной Европы. Впрочем, хрен редьки не слаще.

Мысль о «взрыве границ» будущий фюрер воспринял в буквальном смысле, и, что самое главное, прежде всего на восточном азимуте. Это очень четко проявилось уже в «Майн Кампф». Анализ геополитических положений «библии нацизма» свидетельствует о серьезных расхождениях во взглядах между Гитлером и Хаусхофером. Однако именно ориентация на «взрыв границ», подобно «философскому камню» в руках средневековых алхимиков, превратила никому не известного демагога-ефрейтора из мюнхенской пивной в того самого Адольфа Гитлера, который стал проклятием всего мира. И не случайно, что именно представители тех самых, и на Западе тоже считаных единиц, коим реально под силу было влиять на будущее мироустройство, на вопрос о том, где родился Гитлер, невозмутимо отвечали: «В Версале!» Там были заложены все необходимые предпосылки не только для Второй мировой войны, но и прежде всего для зарождения и быстрого организационного оформления нацизма. Гитлер, к слову сказать, и этого тоже толком не понимал.

Однако же предпосылки предпосылками, но вот шанса-то предоставить Гитлеру возможность действовать, то есть пойти на «взрыв границ», и позволить ему развязать войну, тем более напасть на Советский Союз, все еще не было. А сам «жертвенный козел» Запада предполагал такую возможность не ранее середины 40-х гг. К осени 1936 г. подобное положение дел окончательно перестало устраивать Запад, прежде всего Великобританию. Естественно, и «Их» тем более. В провале заговора Тухачевского, точнее в энергичном, но негласном содействии ускорению провала этого заговора, «Они» усмотрели единственный шанс одним махом решить громадный комплекс вопросов и задач подготовки Гитлера к уничтожению СССР:

— резко ускорить военно-экономическую подготовку нацистской Германии к нападению на СССР;

— вывести вермахт на ближайший во второй половине 30-х гг. ХХ в. к советским границам удобный плацдарм для нападения на Советский Союз;

— предотвратить свержение Гитлера генеральской оппозицией в Германии, о чем в Лондоне и в целом на Западе хорошо знали;

— ликвидировать даже прообраз системы коллективной безопасности в Европе, главным образом за счет полного дезавуирования Францией и Чехословакией ранее заключенных ими с СССР договоров о взаимопомощи в отражении агрессии;

— изолировать СССР в ситуации:

а) истечения даже пролонгированного срока действия советско-германского договора о нейтралитете и ненападении от 24 апреля 1926 г.;

б) один на один с выведенной вплотную к советским границам нацистской Германией и интенсивно создававшейся угрозы двухфронтового нападения на СССР, то есть с участием также и Японии;

в) причиненного его военной мощи ущерба;

— ликвидировать уже сложившийся к тому времени позитивный имидж Советского Союза в мире;

— не допустить проведения советским руководством ориентированной только на коренные интересы СССР (России) внешней политики;

— сформировать необходимые моральные и иные предпосылки для развязывания войны против СССР как якобы главной «империи зла» в мире и Европе.

Если еще проще, но с использованием основных констант британской внешнеполитической стратегии, то прежде всего суть сводилась к созданию контролируемого преимущественно Великобританией (а за кулисами этого процесса — и США тоже) превосходства консолидированных сил нацистской Германии и ее союзников для нападения на СССР. А в конечном-то счете — к контролируемому Великобританией (и США) конкретному акту агрессии против СССР, который первоначально как раз и планировался на 1938 г.!

В отличие от Гитлера Сталин, напротив, прекрасно понимал исторически неизменный смысл геополитических устремлений Запада, особенно в отношении России, а также отводившуюся Германии роль не столько даже в антисоветских, хотя это и было очевидно, сколько именно же в антироссийских планах Запада, — роль ударной пешки, торящей дорогу для реализации глобальных планов по установлению мирового господства англосаксонского Запада. В конце ноября 1934 г. он уже знал о решении британского Кабинета министров от 21 ноября 1934 г. создать специальный секретный комитет по проблемам перевооружений Германии в составе премьер-министра, министров обороны, иностранных дел и по делам Индии. Комитету поручалось изучить «вопрос о перевооружении Германии, в частности, суммировать все доступные факты и цифры, связанные с этим перевооружением, и сделать определенные рекомендации кабинету относительно будущей политики (Великобритании. — А. М.), касающейся легализации перевооружения Германии»[340]. То есть вместо того, чтобы разработать эффективные меры по запрету перевооружения Германии, которое являлось прямым нарушением Версальского договора, британский Кабинет министров нацелился на его окончательную легализацию. И это при том, что 22 ноября 1934 г. правительство Великобритании получило подготовленный Адмиралтейством, военным министерством, имперским Генеральным штабом и британской разведкой специальный, особо секретный меморандум о масштабах и темпах перевооружения и милитаризации Германии[341].

Еще в тексте Версальского «мирного» договора 1919 г. «версальские мудрецы» тиснули такую идейку, что-де разоружение Германии должно явиться предпосылкой для общего ограничения вооружений всеми странами. Вплоть до конца 1925 г. Запад делал вид, что у него память отшибло и он, видите ли, ни хрена не помнит, что было прописано в договоре. Однако сразу после подписания в октябре 1925 г. Локарнских соглашений уже в декабре 1925 г. к Западу вдруг вернулась память. В результате была создана уникальная контора типа «Рога и копыта» — Подготовительная комиссия Лиги Наций по подготовке и проведению международной конференции по разоружению. На протяжении шести лег эта «контора» занималась неизвестно чем. Впрочем, будем объективны — комиссия откровенно прожирала громадные финансовые средства, отпускавшиеся Лигой Наций на ее существование. А в порядке «благородной отрыжки» с порога и начисто отметала любые предложения Советского Союза по разоружению и ограничению вооружений. Это и было ее основное занятие на протяжении этих шести лет. И вдруг на февраль 1932 г. эти «козлы» решили созвать международную конференцию по разоружению. При всей внешне безоговорочной целесообразности и полезности такого мероприятия подлинный его смысл заключался в обратном. Помните, как Раковский на допросе показал, что «Они» приняли решение повторить со Сталиным то, что уже было сделано с царем. То есть вновь ввергнуть Россию, пускай и в лице СССР, в войну. Однако, как он подчеркнул, «во всей Европе не было государства-агрессора. Ни одно из них не было расположено удобно в географическом отношении и не обладало армией, достаточной для того, чтобы атаковать Россию. Если такой страны не было, то "Они" должны были ее создать. Только одна Германия располагала соответствующим населением и позициями, удобными для нападения на СССР…». Вот «Они» и принялись создавать государство-агрессор — тернистый путь послевоенного восстановления Германии уже был пройден. Версаль, «гарантировавший» некое, как сказал французский маршал Ф. Фош, «перемирие на двадцать лет». План Дауэса (1923 г.), ставший «миной под Европой». Локарнские соглашения, выпустившие «дух войны» на свободу. Пакт Келлога-Бриана (1928 г.), из-под текста которого уже торчали пушки. План Юнга (1929 г.), резко снизивший размеры взимаемых с Германии репараций. Призывы римского папы к «просвещенному» Западу отправиться в крестовый поход против СССР. Мораторий Г. Гувера, фактически ликвидировавший само взимание репараций с Германии. В итоге к 1932 г. на повестке дня уже стоял вопрос о допуске Германии к вооружениям, а самая короткая на Западе дорога к вооружениям — через болтологию о разоружении[342]. Вот и понадобилась международная конференция по разоружению. Открыть Германии дорогу к вооружениям необходимо было до привода тем же Западом Гитлера к власти. Иначе, при его людоедских планах, получилось бы, что эту дорогу открывают лично для него. Конференция-то проходила незадолго до очередных выборов в Германии. Расчет был прост: в тот момент Запад полагал, что нацистская партия: (она была на подъеме) легальным путем завоюет большинство в парламенте и соответственно легальным же путем сформирует свое правительство во главе с Гитлером либо он будет избран президентом. Гитлер, к слову сказать, сообразив это, соизволил, наконец, в феврале 1932 г. оформить германское гражданство. А на открывшейся конференции германской делегации было дозволено потребовать предоставления «равенства прав» в области вооружений. Но как? А очень просто. С прямого согласия Запада германская делегация пригрозила также, что уйдет с конференции, если не будут сокращены вооружения других государств или не будут сняты ограничения на ее собственные вооружения. Было очевидно, что это неприкрытый шантаж. Но в то же время все стороны прекрасно знали, кто их подталкивает как к шантажу, так и к благосклонному восприятию этого шантажа. Ведущие западные компании по производству вооружений уже откровенно сгорали от нетерпения вступить в прибыльную гонку вооружений. А «Им», в свою очередь, не терпелось приступить к очередному переделу мира. И тут внезапно возникло два серьезных препятствия. С одной стороны, это позиция Франции, которую сильно напугало требование «равенства прав в области вооружений». Париж в этой связи выдвинул лозунг — «сначала безопасность, потом разоружение и равенство прав». Франция не поверила своим западным партнерам и на всякий случай начала переговоры с Советским Союзом насчет заключения договора о ненападении, который был подписан в самом конце 1932 г. А это уже не понравилось западным «друзьям» Франции. И президента Думерга пристрелили. С другой стороны, оставалась проблема германского рейхсвера, который при всем своем страстном желании получить, наконец, доступ к вооружениям, тем не менее сохранял достаточно ярко выраженную просоветскую ориентацию. Учитывая же громадную в те времена роль рейхсвера в политической жизни Германии, предоставление последней равенства прав в вооружениях запросто могло создать, по мнению Запада, весьма неприятную для него геополитическую ситуацию: никак не контролируемый Советский Союз в альянсе с Германией, реваншистски настроенные вооруженные силы которой получили бы еще и «равенство прав» в вооружениях. Запад потому и тормозил ратификацию Германией протокола о пролонгирования срока действия советско-германского договора о нейтралитете и ненападении от 24 апреля 1926 г. еще на пять лет. Ситуация с предоставлением Германии «равенства прав в вооружениях» грозила стать тупиковой.