Без Вечного Синего Неба. Очерки нашей истории - Мурад Аджи

Малюта Скуратов поставил в их споре точку – он задушил митрополита.

Царь думал, что избавился от влияния Степи. Но нет. Опричнина и даже убийство митрополита – это лишь попытки раскола старой Церкви. Однако еще не раскол. Щедро наградив иереев и монастыри, поддержавшие его в борьбе со свергнутым митрополитом, московский царь сильно переоценил себя, забыв, что сам смертный человек. Бог взыскал за невинную кровь – в муках умирал Иван Грозный, не оставив достойного наследника.

Поняв, что грубой силой в духовной жизни вряд ли что можно достичь (в конце концов, народ привыкает и к опричнине), Москва начала борьбу за церковную свободу, которая гарантировала Кремлю свободу политическую. Царь Алексей Романов первым из русских правителей отказался платить Орде дань, но вошел он в историю России не тем, что при нем кончилось татаро-монгольское иго, он вошел своими знаменитыми «приказами» и расколом Церкви. Отец российской бюрократии! Каких только контор-приказов не появилось при нем.

Чиновник с тех пор стал главным защитником престола и правой рукой царя.

Лишь Церковь не подчинялась ему, а только – Богу. Духовный «приказ» и решили создать, а кандидатуру для воеводы присмотрели вполне подходящую: в 1652 году патриархом стал Никон, человек своевольный, мечтавший о власти, а главное – низкого сословия и без образования. Через два года после избрания Никон объявил о церковной реформе. Велел исправить старые церковные книги, ввести новые обряды, чины. Иначе говоря, тихо, без крови и удушений, объявил старую веру как бы вне закона.

Наиболее важными его нововведениями были следующие:

1. Вместо двуперстного крестного знамения ввел троеперстное.

2. В старых книгах писалось и выговаривалось имя Исус, в новых книгах имя переделали на Иисус.

3. В старых книгах установлено во время крещения, венчания и освящения храма делать обхождение по солнцу. В новых книгах введено обхождение против солнца…

Всего же было шесть нововведений. Шесть! А много это или мало? В духовной жизни количественные оценки ничего не значат. Никон предложил новый канон, новые обычаи, значит, предложил новую Церковь, которую поставил во главу духовной жизни страны.

И тогда староверская Русь стала христианской Россией. Со Степью она разошлась, потому что начала молиться Сыну, а не Богу-Отцу.

Вот в чем был политический смысл церковного раскола. Москва, мечтавшая о лаврах «Третьего Рима», получала свободу действий, лишь став христианской. И пусть как угодно убеждают историки в том, что была церковная реформа, мол, исправляли ошибки, накопившиеся в священных книгах при их переписывании. Нет, нет и нет. Новый канон налицо, а в остальном убеждает уникальная работа Б. Кутузова (этот исследователь, имея доступ к книгам староверов, сравнил старые и новые тексты).

Получилось удивительное: «старые» тексты были точнее и глубже.

Кутузова можно обвинить в предвзятости, но известны работы других богословов, например, профессора Н. Д. Успенского, высказавшего то же мнение… Да, свои богослужебные книги староверы переписывали. Но как? Доверяя особым мастерам, чей дар считали священным. Любую описку, недосмотр, ошибку они приравнивали к греху.

В старинных книгах ошибок меньше, чем опечаток в типографских текстах, тогда о каких исправлениях шла речь на Соборе 1654 года? Приведем примеры из Псалтыри, обозначив старый текст буквой С, а новый – Н.

С: «Закон положит ему на пути».

Н: «Законоположит ему на пути».

С: «Ибо благословение даст закон даяй».

Н: «Законополагаяй».

С: «Избави мя… от рук сынов чужих».

Н: «Из рук сынов чужих».

Были ошибки серьезнее, и дело, конечно, не в стилистических погрешностях. Ошибки работали на раскол, они ускоряли его. А как иначе воспринять, скажем, такое исправление:

С: «Молимся тебе. Господи, ниже да снидет со крещающимся дух лукав».

Н: «Ниже да снидется с крещающимся, молимся тебе, дух лукавый».

Прочитав подобное, народ ужаснулся: «Духу лукавому не желаем молиться». Или: «Что же, отцы наши не знали правильное имя Спасителя?» Возражений было много. А объяснение одно: исправители-греки (иностранцы!) плохо знали язык, на котором исправляли текст. Русский народ не принял новаций, провозглашенных Никоном. Однако царский приказ уже действовал, бюрократическая машина пришла в движение.

Никого не смущало, что новая «московская» Церковь как выразитель морали общества с первого дня своего потеряла смысл, ибо сказано: «Без свободы пастыря не свободна и паства». В новой Церкви (вернее, в новом царском приказе) первым несвободным стал патриарх, он находился во власти царя, чего у староверов не было.

Приказ начал государственно-принудительную христианизацию народа. Страна заполыхала, бунты поднимались один за другим. Тех староверов, чья душа не принимала новые обряды, загоняли в избы и сжигали заживо. В приказе Никона служили даже самые настоящие людоеды, их привезли с севера для острастки прихожан. Тысячи и тысячи безвинных людей, не желавших молиться «духу лукавому», гибли в адовых муках. Горели целые деревни… На кострищах поднималась Церковь, которая ныне зовется Русской церковью (РПЦ).

Первыми мучениками за старую веру стали протопопы Иоанн Неронов, Логгин, Даниил, Аввакум и епископ Павел Коломенский, который бросил всесильному Никону в лицо: «Мы новой веры не примем». Никон ответил старцу побоями прямо в храме, правда, освященном по-новому. Дальше ссылка, пытки, и, получив последнее «нет», московские христиане сожгли староверов-великомучеников.

Когда протопопа Аввакума вели на костер, ему было за шестьдесят. Земляные ямы, ржавые цепи, пытки, голод согнули старца вдвое, но твердости, силы в измученной душе не убавилось. Его глаза горели, хоть лицо и было превращено истязателями в огромную черную рану. И странно, Аввакум будто улыбался, у него всегда и во всем светилась улыбка. А когда от огня затлели веревки, он медленно освободил горящую руку и поднял ее вверх. Два перста взметнулись над костром. Говорить он не мог.

Руками греков, выходцев иезуитской (греческой) коллегии, царь подчинил себе Церковь. Никон, мечтавший единолично править русским миром, просчитался, его оппонент оказался хитрее, он и поручил утверждать в жизнь «никоновскую» же реформу приехавшим из-за границы братьям Лихудам, тоже воспитанникам иезуитской (но латинской) коллегии. Им доверил царь Московскую духовную академию (российскую коллегию!) – служителей христианской Церкви требовалось воспитывать по-новому. Неудивительно, что европейское пронизало с тех пор все поры Кремля, каждый его камень.

Даже в иконописи отошли от изящной старой школы, которой придерживался Андрей Рублев, ради новой, позже получившей название «московской». Памятны слова протопопа Аввакума о неподобном писании: «Пишут Спасов образа Еммануила: лицо одутловатое, уста червонные, руки и мышцы толстыя… Старые добрые изографы писали не так подобие святых: лицо, руки и все чувства отончали».