"Пушечное мясо" Первой мировой. Пехота в бою - Семен Федосеев

Дальнобойность орудий ограничивала глубину пехотной атаки, так что оборонительную полосу противника приходилось разбивать по глубине на ряд последовательных рубежей, отстоящих друг от друга на 2–4 км, и продвижение пехоты не простиралось далее назначенного рубежа, где она должна была задерживаться в ожидании подтягивания артиллерии. Только такой медленный методический способ обеспечивал тесное взаимодействие пехоты с артиллерией.

На пути к четкому взаимодействию пехоты и артиллерии часто вставало традиционное препятствие — плохое знание командирами свойств и возможностей другого рода войск. Не случайно Брусилов при подготовке наступления Юго-Западного фронта в 1916 г. требовал при постановке задач артиллерии исключать из боевого обихода войск бесцельный огонь. «Нужно помнить, что беспредельного количества огнестрельных припасов у нас нет, и, кроме того, нужно избегать чрезмерного изнашивания орудий. Дело не в ураганном огне, а в правильном и искусном управлении артиллерией и меткой ее стрельбе по точно и верно определенным задачам». Мнение боевого генерала подтверждает и бывший руководитель ГАУ Е.3. Барсуков, рассказывая, как уже после преодоления в 1916 г. «снарядного голода» русской полевой артиллерии пехотные командиры начали требовать от нее «ураганного», «барабанного» и тому подобного огня, а артиллеристы, дабы «успокоить» пехоту, развивали такой темп стрельбы, что порой быстро и почти бесполезно выводили из строя орудия.

Другая проблема — связь пехоты с артиллерией и целеуказание. С удаленных наблюдательных пунктов командиров батарей невозможно было увидеть укрытые пулеметы противника и отдельные участки траншей, из которых противник вел огонь по наступающей пехоте. Равно и при обороне командир артиллерийской батареи не мог видеть все опасные для своей пехоты цели. В документах 1915 г. неоднократно указывалось на необходимость иметь при передовых частях пехоты передовых наблюдателей из артиллерийских офицеров, благодаря которым не только обеспечивается взаимодействие артиллерии с пехотой, но и облегчается отыскание неприятельских батарей, расположенных на закрытых позициях. Такие наблюдатели появились, и их применение целиком себя оправдало.

В ходе Брусиловского наступления, например, 4-я артиллерийская бригада поддерживала 101-ю пехотную дивизию, преследовавшую австрийцев. В качестве передового наблюдателя вместе с пехотой двигался ефрейтор Березовский. В числе первых он ворвался во вражеские окопы. Используя брошенный телефонный провод, он быстро установил связь с батареей. Обнаружив фланкирующий австрийский пулемет, он выдвинулся вперед и корректировал огонь. Пулемет был уничтожен, что обеспечило пехоте беспрепятственное продвижение вперед.

Телефонный провод от пехоты к артиллерийской батарее часто перебивался осколками, пулями, рвался своей же пехотой, иногда его просто не хватало. «Артиллерия, приданная атакующим колоннам, могла лишь до известной степени оказать содействие пехоте, — говорилось в одном из докладов о ходе Митавской операции в конце декабря 1916 г. — Опыт показал, что войсковой телефонный провод очень тонок и постоянно рвется проходящими людьми, поэтому связь между передовыми наблюдателями и батареями постоянно прерывалась. Желательно снабжение войск бронированным проводом или, во всяком случае, войсковым телеграфным». Кроме телефона для связи пехоты с артиллерией использовали оптическую связь в виде сигналов цветными ракетами, фонарями (ночью) и иногда флагами (днем), изредка использовались также гиелиографы и прожектора. Кстати, относительно связи ракетами в том же докладе сообщалось: «Если цветные ракеты и имелись в войсках, то в таком малом числе, что войска не могли ими воспользоваться в должной мере. Кроме того, выдаваемые войскам цветные ракеты вызывали нарекания на их плохое качество. Ракеты Рейнгарда часто отказывали в действии и выбрасывали цветные шарики лишь на три-четыре аршина, тогда как требуемая высота для сигнала должна быть около 4–5 саженей. Желательно, чтобы наши ракеты были бы с парашютом и отличались бы от более типичных противника».

Но и наличие связи с позициями артиллерийских батарей в тылу, плановой таблицы стрельбы, хороших карт, на которых обстановка нанесена одинаково пехотными и артиллерийскими командирами, не гарантирует постоянной артиллерийской поддержки. Пока данные дойдут до артиллерии, будут проверены, уточнены и реализованы, положение и противника, и своих частей может в корне измениться даже в ходе позиционного боя. Кроме того, пехотный командир обычно не настолько хорошо знает артиллерию, чтобы предсказать безопасное удаление своего подразделения от разрывов снарядов своей артиллерии, ведущей огонь из глубины. При подходе своей пехоты к противнику ближе 200–300 м легкие батареи в силу настильности траектории 3-дм пушки не могли вести огонь через головы своей пехоты без риска поразить ее. Подтягивание к пехоте гаубичных («мортирных») батарей представляло серьезную проблему. В результате в самый ответственный момент броска в атаку и штурма передовых траншей противника пехота часто оказывалась без огневой поддержки и расстреливалась оживающими пулеметами противника.

Все это делало совершенно необходимой артиллерию сопровождения пехоты. Попытки придания наступающим пехотным частям легких полевых батарей с 3-дм полевыми пушками обр. 1902 г. делались с начала войны. Так, во время сражения на р. Золотая Липа во время боя 2-й бригады 9-й русской пехотной дивизии 27 августа 1914 г. в лесу западнее Росхадув четыре орудия были выдвинуты на западную опушку леса, где русская пехота отражала атаки австрийцев, и открыли огонь с самых близких дистанций и даже на картечь. В результате австрийцы были вынуждены отойти. В ходе этого сражения вообще неоднократно легкая полевая артиллерия поорудийно или повзводно (два орудия) выдвигались в стрелковые цепи на открытые огневые позиции и поддерживали атаку рот и батальонов огнем прямой наводкой. Также огнем прямой наводкой артиллерия обеспечивала форсирование рек пехотой.

К этому прибегали и в более «обычных» полевых условиях. Русская пехота готовила свою атаку ружейным, пулеметным и артиллерийским огнем, при этом огонь стрелков и пулеметов помогал выдвигать вперед дивизионную артиллерию, которая расстреливала пулеметные гнезда противника.

Не менее удачно применялись в передовых рядах пехоты порой и горные пушки — там, где они имелись. В феврале 1915 г. в Карпатах один из стрелковых полков, получивший задачу захватить Лупковскии перевал и железнодорожный туннель, проходящий в перевале, наткнулся у туннеля на казарму-блокгауз и, встреченный оттуда ружейным и пулеметным огнем, вынужден был остановиться. Обратились за помощью к своей батарее горного дивизиона 3-й Сибирской стрелковой артиллерийской бригады. Взвод горной батареи, спустившись с горы, открыл огонь по блокгаузу-казарме с открытой позиции прямой наводкой с расстояния 350–400 м. После восьмого выстрела австрийцы в блокгаузе сдались — как сказал их офицер, сдались «сумасшедшей русской батарее».

В наступательном бою 19-й пехотной дивизии 4 апреля 1915 г. одна 3-дм горная пушка обр. 1909 г. была поставлена в окопы 76-го Кубанского пехотного полка рядом с пулеметом, всего в 800 шагах от противника. Эта пушка на другой день боя, 5 апреля, оказала полку весьма существенную поддержку. Находясь под сильным ружейно-пулеметным и артиллерийским огнем противника, пушка своим огнем разбила противолежащие окопы неприятеля и принудила противника очистить их. Окопы были взяты Кубанским полком, и в них оказалось много убитых артиллерийским огнем. Но командовавший горным орудием офицер был смертельно ранен.