Вся мировая философия за 90 минут (в одной книге) - Посмыгаев

Земля — не осколок мертвой истории, не пласты, слежавшиеся, как листы в книге, интересные для одних лишь геологов и антиквариев; это — живая поэзия, листы дерева, за которыми следуют цветы и плоды; это — не ископаемое, а живое существо; главная жизнь сосредоточена в глубине, а животный и растительный мир лишь паразитируют на поверхности. Небеса находятся у нас под ногами, а не только над головой.

Большое внимание Торо уделял практике заповедания. По его мнению, возле каждого города «должен быть парк или первозданный лес в 500 или 1000 акров. Эти места должны принадлежать общественности, и к ним она должна относиться с почтением».

Уникальность рассуждений ГенриТоро состоит в том, что он пошел дальше Адама Смита и Карла Маркса, сводящих ценности дикой природы к безграничным возможностям ее использования. В противовес христианам и иудеям, обесценившим природу, Торо хотел восстановить в природе святость, создать мифологию новой дикой природы:

Те, кто покупает ягоды и фрукты, как и те, кто растит их на продажу, не знают их истинного аромата. Узнать его можно лишь одним способом, но к нему прибегают немногие. Если хочешь узнать, как вкусна черника, спроси у пастуха или у перепелки. Кто никогда не собирал черники, тот напрасно думает, что знает ее вкус… Неповторимый аромат и вкус ее исчезают вместе снежным налетом, который стирается с нее в рыночной повозке, и она превращается в простой фураж.

Иногда я заходил в сосновые рощи, стоящие подобно храмам или флотам в море, с полной оснасткой, волнистыми сучьями и струящимся светом, настолько мягким, зеленым и тенистым, что друиды могли покинуть свои дубы, чтобы начать поклоняться этим соснам…

Удивительно, как ценится лес даже в наш век и в нашей новой стране— ценность его устойчивее цены золота. При всех наших открытиях и изобретениях никто не проходит равнодушно мимо кучи дров. Лес так же дорог нам, как нашим саксонским и норманнским предкам. Они делали из него луки, а мы делаем ружейные стволы.

В отличие от большинства людей, Торо провозглашает важную идею о том, что ценность дикой природы лежит в ее нетрадиционности, а не в рыночной полезности. Недаром у Торо наряду с о словом «красивый» часто употребляется слово «дикий», а приближение к дикой природе он понимал как приближение к духовному началу. Мир дикой природы непорочен — вот один из главных выводов. Этот мир красив и морально совершенен. И только человек своим присутствием и своей деятельностью вносит в него порок и безобразие.

Нетронутость, дикость, первозданность природы оказываются критериями гармоничности, поэтому природа требует к себе бережного отношения: нарушение ее гармонии пагубно отражается на нравственности людей. Дикая природа допускает лишь «созерцательное» освоение; человек не должен ни подчинять, ни изменять дикую природу.

В «Уолдене» Торо писал:

Зрелище дикой природы стало удивительно обычным. Я ощущал и доныне ощущаю, как и большинство людей, стремление к высшей, или, как ее называют, духовной жизни и одновременно тягу к первобытному, и я чту оба эти стремления.

Лучшие свойства нашей природы, подобные нежному пушку на плодах, можно сохранить только самым бережным обращением. А мы отнюдь не бережны ни друг к Другу, ни к самим себе.

В «Прогулках» писатель продолжает:

Дайте мне жить там, где мне хочется. Пусть с одной стороны будет город, а с другой — дикая природа. Я все чаще ухожу из города и удаляюсь на природу.

Когда я говорю «Запад», я имею в виду дикую природу. А теперь я подошел наконец к своей главной мысли, сохранение нашего мира зависит от того, сохраним ли мы дикую природу. Каждое дерево посылает свои живые ткани в поисках этой природы. Города ввозят ее и платят за нее любую цену. В поисках ее люди бороздят океаны. В лесах, в диких местах добывают лекарства и травы, которые повышают наш тонус. Наши предки были дикарями. История о Ромуле и Реме, вскормленных волчицей — не просто фантастическая легенда. Основатели каждого государства, которое достигло могущества, впитывали живительную силу из подобного источника, близкого к дикой природе.

Надежда и будущее ассоциируются для меня не с обработанными полями и лужайками, не с городами, а с непроходимыми топями и болотами… Для меня нет богаче цветника, чем густые заросли карликовой андромеды, которые покрывают эти нежные места на поверхности земли.

Спасение города не в его праведниках, а в окружающих его лесах и болотах. Цивилизованные страны — Греция, Рим, Англия — держались тем, что на их территориях некогда росли первобытные леса.

В эссе «Черника» Торо пишет:

Реки и водопады, луга и озера, холмы и скалы, горы, леса и древние деревья — все они прекрасны. Они очень ценны, и ни доллары, ни центы не стоят их… Они учат людей больше, чем высшие школы, проповедники и ли любая современная система образования.

Я нахожу, что молодые горожане плохо понимают, в чем ценность дубов и сосен, кроме чисто внешнего впечатления. Может, нам пригласить человека с лекцией по ботанике о дубах, например, вместо того, чтобы разрешать их рубить. Что равносильно тому, чтобы учить детей латыни и греческому языку, сжигая книги, написанные на этих языках. Часто бывает, что основная ценность города — это городской лес, который нужно сохранять в его первозданном состоянии.

В произведениях Торо содержится немало прямых призывов к охране природы. В «Прогулках» он заявляет, что наилучшая часть земли не есть частная собственность, ландшафтом не владеет никто. В 1861 году, ближе к концу своей жизни, он сожалел о том, что «большинство людей не заботится о природе и променяло бы свою долю ее красоты за определенную сумму».

Ралф Эмерсон оказал огромное влияние на экософское учение Генри Торо, разделяя практически целиком его взгляды в этой области. Эмерсона считают учителем Генри Торо и Джона Мюира, также известного американского теоретика-эколога, как и Торо, мало известного в кругу постсоветских экологистов.

Торо учил ценить дикую природу за ее неэкономические ценности. Нравственное воздействие природы на любого человека не ограничивается ее потребительскими качествами, которые на самом деле минимальны. Ни одно из растений или животных не может быть «вредным» или «бесполезным». Просто достоинства их еще не известны или не востребованы. Эмерсон считал, что все деревья есть «незаконченные люди», и это учение получило дальнейшее развитие в произведениях Генри Торо.

«Русским Торо» часто называют Николая Михайловича Карамзина (1766–1826), поскольку, подобно Торо в Соединенных Штатах, он первым в российской культурной традиции стал воспевать дикую природу — ее первозданность и