Белые волки - Влада Южная

– Чтоб темный бог ему гадких слизней в штаны ниспослал, – едва слышно пробормотала Эльза, не спуская глаз со своего обидчика и не обращая внимания на ядовитые смешки одноклассников за спиной. – Чтоб ему в колеса гвозди со всей площади трех рынков набились!

Парень, тем временем, остановил свой мотокар поодаль и слез, всем своим видом демонстрируя сожаление и вину. Актер из него был никудышный – Эльза успела на секунду встретиться с ним взглядом и вспыхнула еще больше: его глаза смеялись.

– Как мне жаль, майстра… – крикнул он еще издалека и развел руками, приближаясь. – Простите меня ради светлого бога!

Эльза быстро опустила веки, чтобы скрыть пульсирующую серебристым светом радужку: признак того, что белая волчица в гневе и готовится растерзать врага. Она мысленно повторила про себя мамины слова, которые слышала едва ли не с колыбели. Нельзя вести себя в обществе, как грязная прислужница темного бога, нужно всегда держать себя в руках, даже когда обидно или неприятно или хочется сказать другому в лицо все, что о нем думаешь. Нужно помнить, кто ты есть, и быть воспитанной, несмотря ни на что. Успокаивая себя так, Эльза решила даже не указывать наглому хаму на то, что никакая она не майстра, а очень даже лаэрда. Если он не способен различать такое с первого взгляда, то это его проблемы, а не ее.

– Как я могу загладить свою вину, майстра? – спросил наглец голосом, в котором отчетливо слышалась улыбка, и так сделал акцент на последнем слове, что Эльза засомневалась, точно ли это «майстра» звучит ненамеренно.

– Повернуть время назад и не окатывать меня из лужи, – ответила она высокомерным и ледяным тоном и не выдержала, посмотрела на собеседника.

Как жаль, что он не оказался мерзким бородавчатым карликом-уродцем! Эльза отчаянно пыталась найти какие-нибудь существенные недостатки и от этого злилась еще больше. Она втянула его запах, с легкими нотками парфюма, бензина и дорожной пыли, и сразу же безошибочно определила, что он – человек. Вот откуда эта невоспитанность и самонадеянность. Думает, что раз вымахал таким верзилой и плечи себе подкачал, то может развлекаться, обливая девушек грязной водой из канавы? А эта улыбочка… как будто он считает себя совершенно неотразимым и уверен, что стоит растянуть губы – и ему все простят. И как назло Северина задышала под боком очень знакомым образом, как совсем недавно делала, глядя в душевой на майстера Ингера, что только подтверждало догадки.

Эльза стиснула кулаки и нахмурилась еще больше. Будь он хоть трижды красавчик, ее это не проймет! Ее вообще интересует другой типаж! Как например… да кто угодно… да хоть майстер Ингер! Да, определенно, ей нравятся длинноволосые блондины в возрасте, а не этот уроженец площади трех рынков в своей дурацкой кожаной куртке и потертых джинсах! Пусть идет улыбается кому-то другому, но только не ей.

– Подвезти? – чуть склонив голову, поинтересовался наглец, и Эльза растерянно моргнула.

– Что?!

– Вас подвезти, майстра? В таком виде не стоит ходить по улицам, – он красноречиво прошелся взглядом сверху вниз по телу Эльзы, и ей вдруг стало тяжело дышать от чувства, будто ее пощупали.

Но наглый тип был прав. В мокрой и грязной одежде, больше смахивая на замарашку, она уже не могла отправиться с Севериной гулять. Вот и таксокар проехал мимо, медленно и неспешно, поблескивая свежевымытыми желтыми боками, но Эльза не стала поднимать руку. Куда ей теперь идти? Оставалось только ждать Димитрия, а ведь она почти избежала нежелательной встречи!

– Прогулка в парке отменяется, – проворчала она, впадая в уныние, – придется ехать домой.

– А и правда, езжай, – вдруг толкнула ее в бок подруга и послала хаму в кожаной куртке сияющую улыбку, – вы же не обидите нашу Эльзу? Вот прямо в целости и сохранности ее до дома доставите?

– Эльзу? – пронзительный взгляд смеющихся глаз нахала так и прожигал ее насквозь, вынуждая краснеть. – Как можно обидеть такую красивую девушку? Это же я не прав, мне так жаль, мне так неприятно…

– Хрена с два тебе неприятно, – буркнула она.

– Что, простите, майстра? – парень наклонился, будто не расслышал, но слегка переменился в лице.

– Что вы, что вы, говорю, – вздернула подбородок и пропела Эльза совсем другим, невинным голоском, – пустяки, извинения приняты, катите… всего хорошего.

Она резко повернулась к Северине и оскалилась на нее.

– Мне придется ехать с братом. А тебе придется гулять одной или ждать таксокара.

– А я Димитрия дождусь, он меня и подвезет, – нашлась Северина и быстро-быстро заморгала с умоляющим видом, – вместе с Крисом и поедем. А ты, вон, воспользуйся добрым предложением, а то неизвестно сколько тут стоять еще и ждать твоего брата будем. Да и мама наверняка рассердится, если узнает, как ты испачкалась. А так пораньше вернешься, переоденешься – и все. – Она подалась вперед и доверительно прошептала: – Не дрейфь, подруга, он же с тобой познакомиться хочет! К тому же, ну что он тебе сделает? Он – человек! Против тебя, волчицы! Ты же сама Крису про когти и зубы напоминала.

– У меня еще и нож есть. В сумке, – тихо и задумчиво произнесла Эльза, чувствуя, что Северина, сама того не подозревая, только что натолкнула ее на идею изощренной мести.

– Ну вот, – округлила глаза та, – я бы на твоем месте уже воспользовалась ситуацией.

Развернув Эльзу лицом к парню, Северина громко объявила:

– Она согласна.

Наглый тип медленно расплылся в такой самоуверенной улыбке, что Эльза с трудом удержалась, чтобы не треснуть его сумкой по голове. Сама не веря, что ввязалась в авантюру, она послушно села на мотокар.

– Меня, кстати, Алекс зовут, – бросил парень через плечо, заводя мотор.

«Темному богу в подмышку свое имя шепни», – подумала Эльза, но вслух только выдавила: – Очень приятно.

Он хмыкнул, качнул головой и рванул с места так, что ей пришлось схватиться за него. И снова ее не отпускало ощущение, что все это сделано преднамеренно.

Убей их.

Убей их всех.

Этот голос преследовал его столько, сколько он себя помнил. Вначале он боялся, понимая, что слышать чужой голос у себя в голове – это ненормально, а значит, он болен чем-то страшным и необъяснимым, и нужно искать помощи, нужно как-то спасаться. Но признаться кому-то было еще страшнее. Да и кому он мог признаться в таком? Матери, которая любила только отца и жила только им одним? Отцу, который всегда казался холодным, далеким и строгим? Кому можно было поведать жуткую тайну, если за ним уже и так по пятам ходила сомнительная слава неправильного, ненормального ребенка? Нет, стоило бы признаться, что слышишь голоса, и родные лишь обрадовались бы возможности избавиться от него, сдать в дом с железными решетками на окнах, откуда уже никогда не будет хода на волю и где таких вот, никому не нужных и неизлечимо больных пытают болезненными уколами и электричеством.