Волк среди теней - Дэвид Геммел

— А зачем рассказывать об этом мне? — спросил Флетчер, чувствуя на себе взгляды присутствующих, среди которых многие были известны своей честностью.

— Затем, что вы свирепый убийца и разбойник, сэр. И вам ничего не стоит вырезать всю семью, сделав вид, будто они силой захватили ферму.

— Да как ты смеешь!

— Смею, потому что это чистая правда, а она самый ваш лютый враг, сэр. Не знаю, как долго еще люди Ривердейла будут терпеть вас, но если у них есть хоть капля здравого смысла, срок этот окажется коротким.

— Ты же не думаешь, что выберешься отсюда живым, Шэнноу? — сказал Флетчер. — Ты ведь объявлен разбойником.

— Вами объявлен! Джеррика, Стрижа и Пирсона нет в живых, мистер Флетчер. Перед смертью Пирсон сказал мне, что вы предложили ему место в вашем Комитете. Странно, что у вас теперь есть места для известных убийц, пытающих женщин!

— Убейте его! — завопил Флетчер, и Шэнноу отпрыгнул вправо, избежав арбалетной стрелы. Его пистолет рявкнул, и арбалетчик в дверях харчевни пошатнулся и упал навзничь на ступеньки крыльца.

В руке Флетчера появился пистолет и выбросил язычок огня. Что‑то дернуло Шэнноу за воротник куртки. Его правый пистолет расцвел пламенем и дымом — и Флетчер рухнул, хватаясь за живот. Второй выстрел разорвал ему сердце. Бард опрометью кинулся к черному ходу, и Шэнноу не стал ему мешать. Однако в дверях Бард извернулся и выстрелил из маленького пистолета, вогнавшего пулю в стену возле самого лица Шэнноу. Ему в щеку впились щепки, и он всадил две пули в горло детины. Бард упал в фонтане крови.

Шэнноу медленно поднялся на ноги и оглядел залу. Но все неподвижно лежали ничком на полу.

— Я Йон Шэнноу и никогда не был разбойником.

Повернувшись к ним спиной, он вышел на улицу. Мимо его уха просвистела пуля. Он обернулся и выстрелил. Из‑за колоды с водой для лошадей выскочил человек, прижимая ладонь к плечу. В другой его руке был пистонный пистолет с медной рукояткой. Шэнноу еще раз выстрелил в него, и тот упал, даже не вскрикнув. Из окна напротив прогремел мушкет, и с головы Шэнноу слетела шляпа. Он выстрелил в окно, но ни в кого не попал. Вскочив в седло, он погнал мерина в галоп.

Несколько человек бросились ему наперерез. Один выстрелил из пистолета, но мерин врезался в них, разбросал в разные стороны. Они покатились в пыли, а Шэнноу проскакал через горбатый мост и повернул на запад к Донне и к Эрику…

И к дороге в Иерусалим.

Кон Гриффин наклонялся в седле, глядя, как волы натужно взбираются вверх по крутому склону. Первый из семнадцати фургонов как раз достиг перевала, а остальные растянулись по черноте застывшей лавы, словно нитка огромных деревянных бус.

Гриффин устал; от кружащей в воздухе лавовой пыли щипало глаза. Он повернул коня и оглядел местность впереди. Насколько хватало глаз (а с такой высоты это было порядочное расстояние) черные лавовые пески простирались от одной зубчатой гряды до другой.

Они были в пути уже пять недель, соединившись к северу от Ривердейла с двенадцатью фургонами Джейкоба Маддена. И пока еще не видели ни единого всадника или каких‑либо признаков близости разбойников. Тем не менее Гриффин был начеку. В его седельных сумках хранился десяток карт этих земель, начерченных людьми, которые утверждали, будто в юности объездили их вдоль и поперек. Карты лишь в редких случаях полностью совпадали, но в одном их творцы были единодушны: за поясом лавы рыскала шайка разбойников, худших из худших — любителей человечины.

Гриффин сделал все, что было в его возможностях, чтобы подготовить караван к самым тяжким испытаниям. Присоединяться к нему разрешалось только семьям, имевшим хотя бы одно ружье или пистолет. И теперь в караване было больше двадцати стволов, а этого вполне хватило бы, чтобы отбить нападение любой разбойничьей шайки, кроме разве что на редкость многочисленной.

Кон Гриффин был осмотрительным человеком и, как он сам часто повторял, чертовски хорошим проводником караванов. Этот был его третий за одиннадцать лет, и он оставался цел и невредим, пережив засуху, мор, стычки с разбойниками, свирепые бури и даже сель. Люди говорили, что Кон Гриффин — баловень удачи, и он не возражал им, хотя знал, что удача была следствием тщательной разработки планов и еще более тщательного их выполнения. Каждый из двадцатидвухфутовых фургонов вез запасное колесо и запасную ось, подвешенные позади задних колес, а кроме того, шестьдесят фунтов муки, три куля соли, восемьдесят фунтов вяленого мяса, тридцать фунтов сушеных фруктов и шесть бочонков с водой. Его собственные фургоны были нагружены товарами для мены и того, сего и этого. Молотки, гвозди, оси, ножи, полотна пил, кирки, одеяла и тканая одежда. Гриффину нравилось верить, что он ничего не оставляет на волю случая.

Те, кто отправлялся в путь под его началом, были крепкими, закаленными людьми, и Гриффин при всей своей внешней грубоватой суровости любил их. Они сосредоточивали в себе лучшее в человеке — силу воли, мужество, верность и упрямую готовность рискнуть всем, чем владели, ради мечты о лучшем завтрашнем дне.

Гриффин откинулся в седле, глядя, как тейбардский фургон начал долгий подъем по склону застывшей лавы. Эта женщина, Донна, часто занимала его мысли. Жесткая, как выдубленная кожа, мягкая, как шелк, она состояла из чудесных противоречий. Проводник караванов редко думал о сердечных делах, но, будь Донна Тейбард свободна, он отступил бы от своего правила. Мальчик, Эрик, бежал рядом с волами, подгоняя их прутом. Молчаливый мальчик, но он нравился Гриффину — смышленый, любознательный и все схватывает на лету. Но мужчина с ними…

Гриффин всегда умел судить о людях — качество, необходимое всякому вожаку, однако Йон Тейбард оставался для него загадкой… хотя одно сомнений не вызывало: к каравану он присоединился под вымышленным именем. Отношения между Тейбардом и Эриком казались натянутыми, мальчик всячески избегал его, хотя ели они вместе. Но, как бы то ни было, Тейбард умел обращаться с лошадьми и выполнял все, что Гриффин поручал ему, без возражений и жалоб.

Тейбардский фургон перевалил через гребень. Но следующий фургон остановился на склоне — старик Пикок, хотя и книжник, даже вожжи толком не умел держать. Гриффин рысью спустился к нему и перепрыгнул на козлы, предоставив своему коню шагать рядом.

— Неужто ты так ничему и не научишься, Этан? — буркнул он, отбирая вожжи и кнут у лысого Пикока.

Он щелкнул тридцатифутовым кнутом над первой парой волов, и могучие животные налегли на постромки. Фургон медленно пополз вверх.

— А ты, правда, не умеешь читать, Кон? — спросил Пикок.

— Зачем бы мне врать тебе, книжник?

— Да просто этот дурень Фелпс совсем меня допек. По‑моему, он читает только те места, которые будто бы подтверждают его слова.

— Я видел у Тейбарда Библию, поговори с ним, — посоветовал Гриффин.