Личный враг императора - Владимир Свержин

– Похоронить, – наконец прерывая молчание, проговорил я. – Волкам на корм не оставлять. Ротмистр, командуйте гусарам в седла. Рольф, остаешься в команде за старшего, проследи, чтобы лейтенанта погребли достойно. И посмотри, у него, вероятно, есть карты, пакеты… Он сказал, что не успел выполнить какое-то поручение. А мы, даст бог, скоро вернемся.

Штаб казачьего полка – «малой партии, назначенной прерывать сообщения противника» – располагался в небольшой деревеньке, в трех верстах от большака. Увидев собратьев по оружию, казаки не выказали особого восторга, однако же без лишних разговоров указали «штабную избу». Войсковой старшина Фролов 7-й, командовавший отрядом, хмуро поглядел на гостей и после ответа на приветствия коротко спросил:

– Пить будете?

– Сначала нам следует переговорить, – ответил я.

– А ты кто таков, в каком чине состоишь? А то вот Чуева прежде уже встречал, а ты что за птица? – глядя на мой польский мундир, уточнил старший офицер.

– Подпоручик лейб-гвардии Преображенского полка князь Трубецкой 1-й. Можно попросту Сергей Петрович.

– А, стало быть, тот самый Трубецкой?! А вражьи обноски небось по нужде надел?

– Ваше высокоблагородие, – я едва сдержался, чтобы не вспылить, – я прибыл сюда не с тем, чтобы обсуждать мой гардероб.

– Полно ерепениться, князь! – нахмурился Фролов. – Как ни крути, со старшим по званию разговариваете. Когда разрешу вам слово молвить, тогда и будете. А до того нишкни. – Казак перевел глаза на ротмистра Чуева и, демонстративно игнорируя меня, поинтересовался: – Так с чем пожаловали?

– Ваш подчиненный совершил преступление, – набычившись, заговорил гусар. – Он поднял руку, да что там руку – плеть на офицера.

Войсковой старшина поморщился.

– Да, знаю. Дурацкая история вышла. – Он свистнул в два пальца, и в дверях показался вестовой, явно успевший пригубить зелена вина и оттого раскрасневшийся как маков цвет.

– Деришапку ко мне!

Спустя несколько минут в комнату ввалился чубатый казак в распахнутом армяке поверх мундира.

– Чего хотел, батька? – демонстративно игнорируя стоящих рядом офицеров, спросил он.

– Вот, по твою душу прибыли. Думаю, отдать им тебя с головой или же самому по нашему закону рассудить?

– Да как же ж так, батька? Куда ж выдать? Я ж верой и правдой! Уж восьмой год…

– А ну цыть, Гришка! Расчвирикался тут! Восьмой год он, понимаешь ли!

Войсковой старшина опрокинул в рот чарку сивухи, крякнул и обтер пудовым кулаком усы.

– Так что, стало быть, знакомьтесь, господа офицеры, сотник Григорий Деришапка. Есаула Неделина правая рука. Сами понимаете, не простой казак, а как есть офицер. А уж то, что знаков различия собачий сын не носит, так я ему за то харю набок самолично, богом клянусь, сверну. Но ведь так если рассудить, вон и князь тоже черт знает в чем. Как по нему сказать, что он русский подпоручик? Форменная шляхта. Угодил бы к нашим, пожалуй, что и не выжил бы.

Сотник громко вздохнул, должно быть, сожалея, что нынешний гость действительно не попал ему в руки чуток пораньше.

– Так что тут вот какая, – Фролов замешкался, припоминая слово, – коллизия выходит: младший офицер ударил по роже старшего по званию, да еще при его подчиненных.

– Ваш сотник занимался мародерством! – гневно выпалил Чуев.

– А вот это не скажите, сами, небось, видели, там пехотурная колонна шла. А то, что вокруг нее всяка шелупонь прилепилась – ну так кто ж им велел? Сами шли, сами и пришли. Так что не обессудьте, Гришка, ясное дело, погорячился и за то передо мной ответ держать будет, а только вы и своему корнету передайте, чтоб впредь смотрел, кого по морде лускать.

– Корнет Муромский умирает, – тихо проговорил ротмистр. – Вряд ли дотянет до утра.

– Ну, стало быть, судьба у него такая, коли умирает во цвете лет. Жаль, конечно, парня, но что попишешь? Ты покуда ступай, Гришка, потом с тобой переговорю. – Войсковой старшина перевел взгляд с подчиненного на нас: – Так что, пить-то будете? У меня в нонешней схватке двенадцать парней легло, тоже молодых да резвых. А еще семнадцать по избам сейчас бабки всякими заговорами да кореньями лечат. А они мне все – как дети, промеж всем прочим.

Я и Чуев молчали, будто набрав в рот воды.

– Ну, коли пить не будете, то и ступайте, – резко меняя тон, скомандовал Фролов. – А вам, подпоручик, рекомендую мундирчик сменить, не ровен час, к моим парням в руки попадешь. Они ляхов ох как не любят!

Мы четко развернулись и вышли из комнаты. В сенях о чем-то беседовал с вестовым сотник Деришапка. Я ухватил его за плечо.

– Чего тебе? – Сотник дернулся, желая высвободиться.

– На, держи, – я перевернул его руку ладонью вверх и положил туда несколько золотых наполеондоров.

– Это ты чего? – ошалело пробасил казак.

– Это жалованье французского лейтенанта. Сейчас и ты, и я нужны своей родине. Но война кончится. Война императора Александра с императором Наполеоном. Однако же не моя. И вот тогда для меня ты будешь французом, и судьба у тебя будет такая, как у всех прочих французов, которым довелось стать у меня на пути.

– Эй, эй! – Казак хотел что-то сказать в ответ, но я не стал слушать и вышел на улицу, хлопнув дверью.

– Помрет Муромский, – прыгая в седло, горестно вздохнул Чуев. – Как есть помрет.

– Из родни кто есть? – спросил я.

– Мать осталась.

– Стало быть, так: из того золота, что сегодня в усадьбе взято, половину отправляем матери корнета. И если дите нашли, пусть тоже к ней отвезут. Как-никак, защищая его, он на смерть пошел. Пусть внуком ей будет – какое ни есть, а утешение. А об остальном я еще позабочусь, когда придет время.

Первая заповедь партизана: бей и беги. Как бы ни был ты силен и ловок, с регулярной армией тягаться не стоит. Опасно, да и бессмысленно. Особенно если она все еще в упоении от собственной недавней победы и голод лишь злит ветеранов, сквозь огонь сражений прошагавших вдоль и поперек всю Европу.

Старая Смоленская дорога, как это ни обидно, все еще была полна боеспособными частями. А значит, медлить на месте успешно проведенной засады – смерти подобно. Едва перегрузив захваченный груз на телеги, партизаны нашего соединения пустились в бегство, стараясь вполне себе реально, а не фигурально заметать следы. Привязанные к конским хвостам метелки из елового лапника – неплохое средство от неловкого преследователя. Умелый наблюдатель всегда заметит и перевернутый камень, и сломанные ветки, от него этаким нехитрым способом не спасешься. Но взялся за гуж – не говори, что не дюж.

Поручик Ляпунов, прибывший с пополнением в эскадрон к моему другу и соратнику ротмистру Чуеву в отличие от бедолаги Муромского уже не первый год носил мундир, и все эти годы выдались на весьма неспокойное время. Ища себе военную славу и пользу Отечеству, он специально перевелся из лейб-гусар в армейский полк, чтобы найти выход своей ратной удали и неуемной энергии. А когда речь зашла о рейде во вражеский тыл – он был первым, кто изъявил желание отправиться терзать неприятеля денно и нощно, бить, не давая продыху. Оставленный за старшего, отменно справился с порученной ему задачей.