Бунтующий флот России. От Екатерины II до Брежнева - Эдуард Чухраев

Из приведенной характеристики матросов и условий их жизни на флоте видно, почему они так легко поддавались любой пропаганде; в особенности – во время затяжной мировой войны. Медленно, но систематично готовилось в лице матросов оружие будущего всероссийского бунта.

Превращение матросов в «красу и гордость» революции было вполне закономерным. Среди «разношерстной» солдатской и рабочей массы они действительно выделялись и не только своим внешним видом, но и сплоченностью, организованностью, надежной подчиненностью собственным лидерам. В условиях «нерегулярной» Гражданской войны это имело решающее значение. Даже несмотря на полное неумение вести «сухопутную» войну и неприспособленность матросского клеша к маршам по бесконечной хляби российских дорог. Но как только Гражданская война приобрела форму противоборства двух классически организованных армий, матросские отряды быстро утеряли роль ударной силы и растворились в составе регулярной Красной армии.

Собственно сама Гражданская война, в ходе которой большевики помимо удержания власти выполнили не менее важную задачу подавления стихии разгулявшихся маргиналов, положила конец матросской вольнице. Кронштадтские события 1921 года стали с этой точки зрения вполне закономерным и неизбежным финалом. Эпоха великих разрушений заканчивалась, наступало время созидания. Перепоясанный пулеметными лентами матрос перешел с палуб кораблей и фронтов Гражданской войны на плакат и экран, где ему предстояло прожить не менее яркую и куда более долгую жизнь…

С легкой руки создателя советского кино С. Эйзенштейна именно матрос стал самым распространенным символом русской революции в искусстве. Вышедшие на экраны страны его фильмы «Броненосец “Потемкин”» и «Октябрь» окончательно сформировали символику нового образа. Отныне перепоясанный пулеметными лентами, суровый широкоплечий красавец в лихо заломленной бескозырке, широких клешах вошел в сознание советского человека как символ великой революционной победы, воплощение ее романтики и идеалов.

Многие известные мастера искусств посвящали свои работы российским матросам. Они их, конечно, пердставляли по-своему и по-разному. Но всегда это была сильная и символическая фигура матроса. Вот как, например, его видел поэт М. Волошин: «Широколиц, скуласт, угрюм, Голос осиплый, тяжкодум, В кармане – браунинг и напилок, Взгляд мутный, злой, как у дворняг, Фуражка с лентою “Варяг”, Сдвинутая на затылок…»

И в современном искусстве России матросская тема продолжает по-своему жить. Так, в течение многих лет известный художник Александр Жерноклюев (бывший военный моряк Балтийского флота) создает свои не бесспорные, но интересные работы из серии «Красные матросы». Здесь представлены две его работы из этой серии. По-прежнему в них чувствуется, с одной стороны, особая сила, с другой стороны – матросская «вольница» и своеобразный анархизм.

Опыт бунтов на кораблях, особенно накопленный за десятилетний период (1905—1915 гг.), уверенно вел военно-морской флот России в восстания и революции. А опыт восстаний на кораблях и в частях флота в период революции 1905—1907 годов наглядно продемонстрировал, что в лице военных моряков российский пролетариат может иметь надежных соратников в общей борьбе. Это дало новый толчок революционному движению на флоте. В летопись революционной борьбы навсегда вошли имена военных моряков лейтенанта П.П. Шмидта, кондуктора С.П. Частника, матросов Н.Г. Антоненко, Г.Н. Вакуленчука, А.И. Гладкова, А.Н. Матюшенко, А.М. Петрова и многих других. Но процесс вызревания военных моряков к восстаниям и революциям шел не произвольно и не стихийно. Его направляли различные политические партии России. Им было очень важно иметь в своих союзниках революционной борьбы такую силу, как военно-морской флот. И они целенаправленно готовили военных моряков к революции. Партии буквально боролись за флот, прежде всего за матросские массы. Это сначала делали, прежде всего, эсеры и те, которые в политическом спектре находились левее большевиков – анархисты, левые эсеры, максималисты, – а также левые течения среди самих большевиков («левые коммунисты», троцкисты и некоторые другие). Однако и правые партии, стремящиеся использовать революцию для утверждения во власти, насаждали стихийность, политизацию флота, способствовали распространению экстремизма.

Поэтому непрерывно вели на кораблях, прежде всего среди матросов, революционную агатацию и пропаганду. Выступая перед толпой матросов, партийные агитаторы умело внедряли в сознание флотских людей революционные мысли, бросая постоянно лозунги, вроде: «Товарищи, я такой же, как и вы, рабочий», «я двадцать лет томился на каторге», «я подвергался гонениям царских палачей», «товарищи, не верьте вашим офицерам: офицеры буржуи, золотопогонники, царские опричники»; «углубляйте революцию, стремитесь закреплять ее завоевания» и так далее. Слушатели неистово хлопали и многие верили им.

Революция выдвинула на первый план социалистическое учение, которое сулило народу жизнь на основах «свободы, равенства и братства». Это был главный козырь революции, радужные краски которого дурманили простому народу головы.

Но кроме партийных агитаторов со стороны активно работатли и свои корабельные пропагандисты. В машинные команды, то есть в машинисты и кочегары, чаще всего назначались молодые матросы из бывших заводских. Между ними сплошь и рядом попадались члены социалистических партий, которые и на службе продолжали тайно поддерживать старые связи. Они-то и вели пропаганду среди команд. Времени для нее было много, подходящего места – сколько угодно. Матросы, скучавшие на кораблях, сначала от нечего делать, а потом все внимательнее и внимательнее вслушивались в сладкие речи о земле, воле, равноправии и других социалистических благах. Одновременно их настраивали и против начальства, против офицеров, якобы повинных в их угнетенном положении.

Помешать такой агитации было почти невозможно, так как пришлось бы все время следить за командой, что сильно затруднялось условиями корабельной жизни, а сыск был противен всем традициям флота. Кроме того, сыск на кораблях неизбежно развращал бы команду, ибо пришлось бы пользоваться услугами матросов из той же команды. Им надо было бы особо платить, делать льготы и исключения, а так как на эти услуги пошел бы только худший элемент из матросов, то он мог легко злоупотреблять своим положением. Возникни же хоть малейшее подозрение, взаимоотношения между офицерами и командой стали бы моментально портиться и породили бы недоверие и злобу и в конце концов только дали бы новый козырь той же агитации. Но это вовсе не означало, что команды оставались совсем без наблюдения: старшие офицеры тщательно следили за их настроением. Иногда случайно удавалось обнаружить «домашнего» агитатора, но, конечно, уже проработавшего долгое время. На кораблях с командой в 800, 1000 или 1200 человек такой партийный работник легко мог найти некоторое количество последователей и, таким образом, развить дело пропаганды. Немудрено, что на больших кораблях оказались целые ячейки революционно настроенных матросов.

Пропагандировать среди матросов за революцию в России еще задолго до большевиков начали эссеры. Именно их работа сделала матросов активными участниками революционных событий в России в феврале 1917 года, приведших к свержению самодержавия. Пропаганда на Балтийском флоте в России была почти невозможна, когда во главе его стоял Эссен. Громадная популярность и обаяние имени адмирала Эссена, умевшего сосредоточить в своих руках и неукоснительно строгую дисциплину, и порядок службы, и доверие и уважение подчиненных, в том числе и матросов, препятствовали попыткам агитаторов.