Остров затерянных душ - Джоан Друэтт

Мало того что разозленный раненый морской лев мог изувечить человека клыками и раздавить насмерть, навалившись своим массивным телом, он к тому же проявлял на суше обескураживающее проворство и, не имея возможности нырнуть в воду, преследовал незадачливого охотника, убегающего вверх по крутому склону, с чрезвычайной ловкостью.

Таким образом, они научились нападать и убивать быстро и эффективно, ведь, несмотря на опасность, которую представлял раненый морской лев, им необходимо было как можно быстрее пополнять запас продовольствия, потому что постройка жилища имела первоочередное значение.

К счастью, как отмечает Масгрейв, в течение второй недели их пребывания на острове, пока они возводили каркас своего будущего жилища, держалась сравнительно хорошая погода. Больше всего им досаждали мошки. С приходом теплых солнечных дней полчища Austrosimulium vexans, размножившихся в выброшенных на берег водорослях, превратились в настоящее бедствие, поскольку, как горько отмечает Райналь, «они разведали путь на наш холм». Они сосали кровь подобно москитам, но раздражали даже больше, так как стряхнуть вцепившихся в голую кожу мошек было невозможно, как бы человек ни хлопал себя, ни скребся и ни извивался.

«Они плотно прижимались к коже, подвернув под себя крылья так, чтобы занимать как можно меньше места, и продолжали кусать нас и сосать нашу кровь с ненасытной алчностью».

По этой причине красные зудящие руки мужчин были постоянно расчесанными до ран, а лица настолько распухшими, что они едва могли видеть. Продолжая, Райналь отмечает, что, случись там посторонний наблюдатель, он бы усомнился в их психическом здоровье: «то и дело кто-нибудь из нас, измученный невыносимыми укусами, прекращал работу, швырял свой инструмент на землю и остервенело чесался о ближайший столб».

Не будь это так мучительно больно, то было бы смешно, и действительно, парни часто разражались смехом, пошучивая над собой.

«Воскресенье, 17 января», – пишет Райналь.

Они потерпели крушение ровно две недели назад, и погода снова испортилась.

«Ветер дует с севера, небо угрожающе затянуто тучами, стрелка барометра опускается».

Ни Райналь, ни Масгрейв ничего не сообщают хоть о каком-либо отдыхе в то воскресенье, но через два дня выдалось ясное солнечное утро, поэтому Масгрейв, проявляя мудрость опытного руководителя, предоставил подчиненным долгожданный выходной.

Они спустили на воду свою маленькую шлюпку, которую, как пишет Райналь, «оснастили мачтой, парусом и веслами, а кроме того, прихватили дубинки и ружье», и запрыгнули в нее. Сперва они прошли по заливу к полуострову Масгрейва, где, по словам капитана, воткнули флагшток с большим флагом из парусины. «Отсюда он мог быть виден в море. К нему мы привязали бутылку с запиской внутри, содержащей инструкцию тому, кто ее обнаружит, где нас искать».

Затем они прошли западный рукав бухты Карнли, найдя в противоположном ее конце выход, свидетельствовавший о том, что бухта в действительности является проливом.

«Здесь мы обнаружили узкий проход в море длиной в три четверти мили и в четверть кабельтова в ширину, – записал Масгрейв. – Это говорило о том, что земля к югу является не полуостровом, а островом».

Этот пролив между островом Адамс на юге и островом Окленд на севере остался от древнего ущелья, ограниченного массивными потоками лавы, отвесно низвергнувшейся на мелководье внизу. Масгрейв не стал пытаться пройти по нему, сочтя его слишком опасным для маленькой лодки, так как приливное течение стремительно неслось по его руслу, а сильные волны разбивались об оба его берега. «Он пролегает почти точно в направлении с севера на юг, – прибавил он. – Его южный конец открывается в море, я полагаю, недалеко от Южного Мыса».

И вот, не рискуя двинуться дальше, гребцы оставили весла в покое и стали глазеть по сторонам, ошеломленные тем, что Райналь назвал «дикой и величественной красотой», рассматривая представшую перед их глазами картину.

«Пусть читатель представит себе своего рода ущелье около пятисот ярдов шириной и трех тысяч длиной, стиснутое двумя стенами отвесных скал высотой от восьмисот до тысячи двухсот футов».

Звуки тоже вызывали трепет, так как каменные утесы «были испещрены многочисленными гротами, полости которых волны захлестывали с глухим исступленным рокотом, который со всех сторон отражался эхом», звучавшим, казалось, бесконечно.

Масгрейв гораздо более приземленным языком записал: «В этом месте мы увидели сотни тюленей, и оба берега, и вода буквально кишели ими, как тигровыми, так и черными тюленями, но, как правило, тигровые тюлени держались одного берега гавани, а черные тюлени, которые значительно больше, – другого».

Такое определение двух видов тюленей – «черные» и «тигровые» – вызывают у биологов недоумение с тех пор, как журнал Масгрейва впервые был опубликован. Оклендские острова посещают четыре вида тюленей: морской леопард (Hydrurga leptonyx), южный морской слон (Mirounga leonina), новозеландский, или оклендский, морской лев (Phocarctos hookeri) и новозеландский морской котик (Arctocephalus forsteri). Впрочем, только два последних вида образуют там береговые репродуктивные лежбища, стало быть, Масгрейв должен был иметь в виду морских львов или морских котиков.

Все тюлени входят в группу Pinnipedia, ластоногие, представители которой обладают обтекаемым телом и превратившимися в ласты конечностями. И морские котики, и морские львы принадлежат к семейству ушастых тюленей (Otariidae), отличающихся наличием маленьких ушных раковин и способностью – во время пребывания на суше – поворачивать задние ласты вперед, что делает их удивительно проворными. Несмотря на все эти общие признаки, новозеландского морского льва легко отличить от новозеландского морского котика. Во-первых, морские львы гораздо крупнее котиков – взрослый самец морского льва в три раза больше самца морского котика, а во-вторых, морские котики обладают существенно более длинным мехом, состоящим из мягкого, переливающегося подшерстка и жесткого остового волоса. К тому же нос морского котика заострен и снабжен длинными усами, а у морского льва нос широкий и тупой.

И самцы, и самки морского котика шоколадно-коричневого цвета. Притом что крупные агрессивные самцы морского льва также темно-коричневые, их подруги, намного более скромных размеров, имеют очень красивый карамельный окрас, очень часто с полосами или пятнами. Морских котиков, пожалуй, можно было бы назвать «черными», особенно мокрых, но маловероятно, чтобы они там присутствовали в количествах, о которых пишет Масгрейв. К тому времени прошло всего лишь тридцать четыре года после того, как Бенджамин Моррелл, исследователь из Коннектикута, засвидетельствовал полное исчезновение морских котиков на Оклендских островах, и сама по себе популяция не могла восстановиться до такой многочисленности, если только не приросла за счет поступления извне. Более поздние наблюдения также говорят о том, что во времена Масгрейва поголовье морских львов должно было значительно превосходить морских котиков, и это положение вещей сохранилось до сих пор. В 1873 году недалеко от дома потерпевших крушение были найдены два черепа, и оба они принадлежали морским львам, а в 1916 году научная экспедиция вообще не обнаружила морских котиков в бухте Карнли.