Крупицы Хаоса. Магия и меч - Ольга Шермер

Я хлопнула ресницами.

– Да решил, что вряд ли у вас вторая самоубийца водится, если только это по традиции тут не принято. – Внезапно голос его стал низким, даже зловещим, и он проговорил: – Каждый год, именно в день, когда магическое население всего мира празднует день колдовского равновесия, добровольно должны утопиться две юные девы…

– Почему именно две? – отчего-то озадачилась я.

– Ну ты и абстрактная владелица туфель. Или что, еще кого-то не досчитались? – откровенно веселился Шакс. Такая открытая улыбка на суровом лице смотрелась довольно странно, хотя, если честно, она у него была красивая. Даже очень!

И у Сиары красивая улыбка. И у Ири. А у Тьерры – просто потрясающие брови! Яркие такие, очень ровно очерченные. Ради собственного успокоения я решила, что просто люблю отмечать в людях какие-то милые внешние черты, и было совершенно не важно, приятель это мой, неприятель или вообще – учитель.

Да даже взять того же Линаса. У него не глаза, а глазищи! Миндалевидные, васильковые, ух!

– А это вам! – вовремя очнулась я, подхватив с кровати учительскую куртку. – Тоже хотела отдать, но…

– Властью данной мне… – вдруг негромко, нараспев, точно храмовник во время ритуала, заговорила Сиара и, заметив наши слегка озадаченные взгляды, выпалила: – Можете обменяться одеждой! – и, гаденько посмеиваясь, нырнула в тетрадь с домашним заданием.

– Обручальная куртка? – хохотнул Шакс. – А ты забавная. Засим откланиваюсь. До скорого, миледи.

Сиара даже ухом дернула нервно.

– До скорого, магистр…

И едва дверь закрылась, на меня уставились сразу две пары глаз. Одна прозрачная, вторая – солнечно-желтая.

– Вы сами все видели, – пробурчала я. – И не смотрите на меня так.

– Неспроста это все, – с неким удовлетворением в голосе протянула Ири. – Ох, неспроста. Помяни мое слово!..

Ради удовлетворения подруги я согласно покивала, мол, конечно, неспроста, конечно, помяну. И убрала обручальные туфли на самую верхнюю обувную полку. А не в дальний шкаф, как раньше.

Больше всего в нашей школе мне нравилось, что все прилегающие территории были превращены в маленький город для юных магов. Иначе, несмотря на то что нас отпускали в Азарий по средам, общепринятым праздникам и на каникулы, сидели бы мы в четырех стенах, будто тыквы в борозде.

Если шагать в сторону Южных гор, то можно обнаружить парк Семи легенд. Змеями петляли по нему дорожки, вымощенные камнем, роса на ярко-зеленой траве сверкала от малейшего касания солнечных лучей, в пруду, украшенном маленькими аккуратными кувшинками, голосисто распевали свои мелодии лягушки, а толстые утки, подкармливаемые учениками, покачивались на воде, будто ленясь сдвинуться с места, да изредка косились глазками-бусинками на шумливых соседей и гостей.

Свое наименование парк получил в честь мага, на старости лет вдруг ставшего вещать, словно бы именно здесь он в одиночку победил семерых легендарнейших чародеев, и утверждать, будто не может умереть, пока не убедится, что подвиг его не будет забыт. Выбор был за магом, и он окрестил его «скромно» – парк Великого Рубуса. Но едва маг отчалил в дальние земли, а не в мир иной, название плавно благодаря слухам начало меняться. Сначала его насмешливо называли парком Врунов, потом более добродушно – парком Сказок… Наконец общество сошлось на устроившем всех варианте – парк Семи легенд. Ровно по числу якобы побежденных великим Рубусом чародеев.

Жив ли сейчас Рубус, истории неизвестно. Равно как и то, сильно ли бы он шумел, узнав, какая участь постигла место его славы. Но одно можно сказать точно – подвиг его по-прежнему помнят, хоть и рассказывают о нем учителя истории магии исключительно в шутливом контексте.

Но от чего я была в полном восторге, так это от небольших, обвитых плющом беседок по разные стороны пруда. Нам рассказывали, что их должно быть пять, по количеству магических стихий и задумке ремесленника, их сотворившего, но у пруда красовались лишь две. Третья стояла на берегу Эйфы, вокруг четвертой вырос маленький торговый уголок. Именно туда по воскресеньям завозили вкусности из города, оптом закупаемые многоуважаемым господином Денлардом, и там же устраивались школьные ежемесячные ярмарки с конкурсами, где любой ученик мог выставить творения рук своих.

Сиара, например, в прошлом месяце заняла первое место со своими фантастическими пирожными. Не знаю, каким колдовством она их создавала, но вкуснее я не пробовала ничего. Посоревноваться с ними могла разве что шоколадная паста с мороженым. Причем не красиво выложенные на тарелочку, а самые остатки пасты на стенках и дне, которые уже ничем не достать, с добавленным к ним прямо в банку мороженым. Но это «блюдо» имело для меня особенное значение. Было в нем что-то родное, хулиганское, из детства. Родители считали это баловством и говорили, что мы «зря переводим еду», но для нас с Картером это был просто праздник. Целой банке с пастой мы так не радовались, как той, где уже почти ничего не осталось.

Пасту мама делала сама и закатывала ее в баночки. В такие дни по дому витал аромат ванили, а мы бегали на кухню каждые две минуты и переспрашивали: «Ма-ам, ну скоро? Ну скоро уже, мам?»

Письмо брату уже дошло до третьей страницы. Воспоминания о нашем шоколадном мороженом заняли примерно треть, а еще столько всего хотелось написать. Больше, конечно, мечтала наведаться в гости, но каникулы еще только через месяц, а в его школе в отличие от нас по средам не выпускают. Зато там отправляют домой на выходные, а нас – нет, поэтому приходилось довольствоваться письмами.

Капли дождя постукивали по крыше беседки, сбегали вниз, с шорохом прячась в траве, и чем громче они звучали, тем быстрее пустел парк. Мне же в школу возвращаться не хотелось совершенно, поэтому я лишь убрала письмо подальше от ограждения, чтобы бумага несильно мокла от брызг, а сама поджала ноги, упершись спиной в опору, и продолжила писать.

Под напевы школьного колокола я ворвалась в кабинет практической магии. Магистр Один, уже вставший приветствовать учеников, бросил на меня хмурый взгляд, и я поняла, что все. Вроде не опоздала, пришла секунда в секунду, но меня из всего класса он уже выделил и запомнил. Поэтому мы и старались обычно появляться группами, к шумной массе он относился более спокойно, чем к тем, кто выделялся хоть чем-то. Например, появлением в дверях ровно по колоколу.

– И где у нас староста? – откашлявшись, произнес он, когда по кивку его головы все с грохотом расселись по местам.

– Я здесь! – вскинула я руку, второй одновременно вытряхивая на парту тетради и учебники.

Один скользнул по мне взглядом, медленно перевел его на Сиару, затем на соседний ряд… Я потрясла в воздухе рукой, чтобы учитель меня заметил, но он вновь лишь прошелся по мне глазами, как по пустому месту.

– Повторяю, где ваша староста?

Сумка повешена на спинку стула, тетрадь, учебник и перо на месте. Конверт спрятан, после занятий отправлю. Я выдохнула и вновь пискнула: