Хаски и его учитель белый кот. Том 1 - Жоубао Бучи Жоу

единственному человеку, которому он отдал свое сердце, Мо Жань всегда относился очень бережно и никогда не позволял себе осквернять его лишними прикосновениями.

Во времена его юности у них были довольно неоднозначные отношения на грани дружбы и флирта[8], но до самой смерти Ши Мэя все, что позволил себе Мо Жань — это взять его за руку и один раз случайно поцеловать.

[8] 风花雪月 fēng huā xuě yuè фэн хуа сюэ юэ «ветер, цветы, снег и луна» — объекты, часто используемые в литературе для того, чтобы подчеркнуть возвышенную романтичность отношений; романтика в воздухе.

Тогда Мо Жань считал себя слишком грязным, а Ши Мэя — нежным и чистым. Он чувствовал, что недостоин его.

Именно этим человеком он при жизни дорожил, как никем другим, а после его смерти стал одержим памятью о нем. До самого конца только он один был единственным чистым светом луны в душе Тасянь-Цзюня. Но как бы сильно его сердце не тосковало по нему[9], этот человек умер, тело его стало землей, а душа растворилась без следа в Царстве мертвых.

[9] 抓心挠肝 zhuā xīn náo gān чжуа синь нао гань «рвать когтями сердце, выцарапывать печень» — крайняя степень беспокойства, тоски.

И вот теперь, когда перед ним стоял живой и здоровый Ши Мэй, Мо Жаню пришлось приложить все силы, чтобы сдержать переполняющие его эмоции.

Он помог Ши Мэю подняться с земли и отряхнуть одежду от пыли. Его сердце буквально разрывалось от волнения и боли за него.

— А если бы меня здесь не оказалось, как долго ты бы терпел эти издевательства? Почему ты не сопротивляешься, когда люди бьют тебя?

— Но сначала я хотел объясниться с ними…

— Какой смысл им что-то объяснять?! Сильно они тебя побили? Где болит?

— Кхе-кхе, А-Жань, для меня… для меня это пустяк.

Со свирепым выражением на лице Мо Жань повернулся к даосам:

— Вы посмели поднять руку на человека с Пика Сышэн? Смелые, значит?!

— А-Жань… да ладно тебе...

— Вы же хотели подраться? Идите сюда! Померяйтесь силой со мной!

Даосы, только что на своей шкуре испытавшие мощь разметавшего их одним ударом ладони Мо Жаня, прекрасно понимали, что его духовные силы намного превосходят их собственные. Они думали, что легко откусят кусок от мягкого фрукта, а он оказался крепким орешком, о который можно и зубы обломать. Не смея противостоять Мо Жаню, они в страхе попятились.

Ши Мэй вздохнул и попытался вмешаться:

— А-Жань, не надо ни с кем драться. Надо быть терпимее и уметь прощать чужие ошибки.

Мо Жань обернулся, чтобы взглянуть на него, и сердце его тоскливо сжалось, а в глазах защипало.

У Ши Мэя всегда было слишком доброе сердце. Даже умирая в прошлой жизни, он ни на кого не держал обиды, а наоборот, умолял Мо Жаня не таить зла на Учителя, который вместо того, чтобы спасти своего ученика, предпочел, стоя в стороне, наблюдать за его смертью.

— Но они…

— Со мной все хорошо, ничего ведь не случилось? Чем меньше проблем, тем лучше, слушайся своего брата-наставника.

— Ай, ладно, как скажешь, все будет, как ты хочешь, – Мо Жань кивнул и снова зло посмотрел на даосов. — Слышали? Мой брат-наставник заступился за вас! Что, пестики[10], вы еще тут? Ждете, чтобы я придал вам ускорение?

[10]От переводчика: отсылка к идиоме 杵臼之交«неразлучны как пест и ступка» — дружба двух людей, невзирая на сословные различия и разницу в материальном благосостоянии. Однако у идиомы есть и пошлая трактовка , где пест — актив в гомосексуальной паре, а ступка — пассив. Т.е. Мо Жань назвал даосов «закадычными дружками» и «мелкими хуями».

— Да-да! Мы уже уходим! Уже ушли!

Ши Мэй окликнул готовившихся сбежать даосов:

— Постойте!

Эти люди тут же решили, что раз они только что поколотили Ши Мэя, тот их так легко не отпустит, поэтому бухнулись перед ним на колени и начали бить поклоны:

— Господин бессмертный, господин бессмертный, это наша вина, что мы сразу не поняли, с кем имеем дело[11]! Господин бессмертный, пощади нас!

[11] 有眼不识泰山 yǒuyǎn bùshí tàishān юянь буши тайшань «имея глаза, не разглядел горы Тай» — обр. не узнать кого-то знаменитого/влиятельного; не оказать должного уважения, не поняв, с кем имеешь дело. Тайшань (гора Тай)— в китайской мифологии священная гора, считавшаяся местом обитания даосских святых и бессмертных. Люди верили, что на горе Тай хранятся золотые шкатулки с нефритовыми пластинами, на которых записаны сроки жизни людей. Дух-покровитель Тайшань сам Седьмой Князь Царства мертвых.

— Я ведь и раньше хотел поговорить с вами, но вы меня не слушали, – Ши Мэй печально вздохнул. — Вы похитили и изуродовали чужих детей и теперь по вашей вине сердца их родителей обливаются кровью. Неужели вы совсем потеряли совесть?

— Мы так виноваты! Так сильно провинились! Господин бессмертный, это наша вина! Мы больше никогда такого не сделаем! Никогда так не поступим!

— Впредь вы должны жить честно и не творить зла, ясно вам?

— Да, господин бессмертный, мы навсегда запомним ваше наставление! Мы выучили этот урок! Выучили!

— Раз так, извинитесь перед этой матерью и верните детей их родителям, оплатив расходы на их лечение.

Когда это дело было улажено, Мо Жань помог Ши Мэю взобраться на коня, а сам забрался на лошадь, которую одолжил на постоялом дворе, и бок о бок они неспешно начали путь обратно в свой орден.

На небе показался серп месяца, по форме похожий на усский меч. Пробивающийся сквозь листву свет рассыпался по лесной тропинке.

Они все ехали и ехали, и с каждым шагом настроение Мо Жаня становилось только лучше. Он-то думал, что для того, чтобы встретить Ши Мэя, ему нужно поскорее вернуться на Пик Сышэн, но неожиданно тот сам спустился к нему с горы, и по счастливому стечению обстоятельств они встретились. Это еще больше убедило Мо Жаня в том, что Ши Мэй — человек, предназначенный ему самой судьбой.

Хотя сейчас они были не вместе, однако в прошлой жизни Мо Жань прекрасно освоил науку соблазнения и теперь точно знал, как нужно вести себя, чтобы завоевать его сердце. Не стоит торопить события, со временем все образуется само собой[12].

[12] 水到渠成 shuǐ dào qú chéng шуй дао цюй чэн «когда придет вода, образуется русло» — обр. придет время, все образуется само собой; всему свое время.

Самая главная его забота: не допустить, чтобы он умер у него на руках, как в прошлой жизни...

Ши Мэй, конечно,