Вечно дикая - Кэти А. Такер

пришлось по вкусу. И с дровами, которые он нарубил и сложил у нашего дома, утверждая, что эти поленья у него не горят.

Джона опускает корзину на пол.

– Так как прошел твой день?

Плюхаюсь на диван рядом с ним.

– Он был долгим. Изнурительным. Но успешным, наверное… Ой! – Взвизгиваю, когда Джона хватает меня за лодыжки и закидывает мои ноги себе на колени. А затем слегка постанываю, когда он начинает массировать больные ступни.

– О, Мари передавала тебе привет.

– Мюриэль уговорила помочь и ее?

– Нет. Она заезжала утром, чтобы оставить приз для аукциона. Кучу корма и игрушек для животных. И меня ни на что не уговаривали. Мюриэль просто сказала, что мои таланты и вклад оказались неоценимыми для города, и я сама любезно предложила свои услуги.

Джона ухмыляется.

– И что же она поручила тебе сегодня делать?

– Ты имеешь в виду, чего она не поручала мне?

Я стягиваю с себя эльфийский колпак и откидываю голову на подушку. Умелые пальцы Джоны творят волшебство в районе моих пяток, и я описываю ему свой день, в течение которого рылась в пыльных складских коробках, дюжину раз взбиралась по шаткой стремянке, чтобы развесить гирлянды под потолком, и следила за самыми маленькими и впечатлительными детьми, пока они бежали к Санта-Клаусу (Тедди), чтобы усесться к нему на колени и поделиться своими самыми заветными просьбами.

– Его опи́сали?

– Его описали дважды, – поправляю я. – Но это был один и тот же ребенок, и, наверное, у него был действительно полный мочевой пузырь.

Им оказался пухленький трехлетний мальчик по имени Томас, который прошептал, что хочет набор поездов с таким же именем, и завороженно уставился на пушистую белую бороду Тедди.

А затем дал волю своим чувствам.

Я не сразу поняла, что происходит, пока Тедди, веселый как и всегда, не посмотрел на небольшую лужицу, появившуюся у его ног.

– Тедди извинился и ушел в подсобку сменить штаны. Там у него лежали запасные, потому что, видимо, писают на него каждый год.

Голова Джоны запрокидывается назад в порыве задорного смеха.

– Ш-ш-ш! Ты же их разбудишь! – предупреждаю я, толкая его пальцами ног, но и сама дико хихикаю.

– Напомни мне, чтобы я никогда не соглашался ни на что подобное.

– А я думала, ты хочешь детей, – передразниваю я.

– Но не чтобы на меня писали.

– Однако именно это они и делают. Писают, срыгивают и размазывают свои какашки по всем стенам, словно это краска.

Со слов Шэрон, во всяком случае. Я поддерживаю связь с прежней администраторшей «Дикой Аляски» по электронной почте. Они с Максом прекрасно проводят время в Портленде с малышом Тором, хотя, по ее словам, Максу очень не терпится вернуться на Аляску.

– Ладно. Тогда моим детям можно на меня писать. Но другие пусть делают это на кого-нибудь другого.

Я улыбаюсь. Рассуждения Джоны о детях и родительстве больше не вызывают у меня напряжения, как это было раньше, когда мы безоглядно наслаждались текущим моментом и не думали о будущем. Более того, меня уже не пугает мысль о детях. Иногда я задаюсь вопросом, сколько их у нас будет, какими они вырастут и в кого пойдут больше. Будут ли у них мои волосы или глаза Джоны? Унаследует ли сын эти очаровательные ямочки, которые раньше прятались за нечесаной бородой моего будущего мужа? Будет ли он так же упрям? И будет ли так же любить небо?

Джона замечает мой взгляд и с любопытством смотрит на меня.

– Что?

– Ничего.

По правде говоря, если бы все, что случилось прошлым летом, повторилось, и тест на беременность оказался положительным, не думаю, что я бы так испугалась. Хотя все еще не готова делить безраздельное внимание Джоны с кем-либо.

– А что произошло здесь? Кроме грандиозной катастрофы на кухне.

– Да ничего особенного. Я вернулся домой около часа дня, перевез их к нам, мы потусовались, поужинали.

– С Бьерном больше не ругались?

– Он проспал четыре часа, проснулся как раз к тому моменту, когда мама подала ему ужин, и снова лег спать час назад. Я его почти не видел. – Джона ухмыляется. – Будем надеяться, что смена часовых поясов будет мучить его до самого отъезда.

Это вряд ли, конечно, но сонный Бьерн сделает Рождество под этой крышей более приятным, это точно.

Джона снимает с меня носок и обхватывает ступню своими большими ладонями, чтобы я не замерзла.

– Мама спрашивала про свадьбу. Интересовалась, не думали ли мы еще о дате.

– Да, Астрид и мне с утра задавала этот вопрос.

– Учитывая ее нынешнее состояние, не хочу, чтобы она летала туда-сюда на нашу свадьбу.

Я так и знала, что это случится.

– Что она сказала по этому поводу?

– Неважно что. Она все равно прилетит, даже если ей и не следует этого делать. Но мне эта идея не нравится.

– Знаю. – И как бы Джона ни шутил о том, чтобы сбежать ото всех и пожениться в тайне, он явно хочет, чтобы в этот день мама была рядом. – Что ты думаешь делать?

Понимаю, к чему ведет этот разговор, и какая-то крошечная эгоистичная частичка меня хочет воспротивиться.

Джона в задумчивости кусает губы и настороженно наблюдает за мной.

– Я тут подумал…

– Ты не будешь надевать ледерхозен, – заявляю я.

Он нахмуривается.

– Что? Зачем мне их надевать?

– Ты ведь собираешься предложить пожениться в Осло, так?

– Черт. Нет. – Джона качает головой, чтобы придать своим словам большей убедительности. – Я собирался спросить, не хочешь ли ты выйти за меня сейчас, пока они тут.

Издаю протяжный стон.

– И ты туда же.

Он хмурится.

– О чем это ты?

– Я проговорилась Тоби о твоей маме и ее проблемах со здоровьем, и он сказал, что нам следует пожениться прямо сейчас. Тедди может провести церемонию.

– Тедди?

– Да. Оказывается, у него есть право заключать браки.

Джона недоверчиво хмыкает, но затем его бровь изгибается в глубоком раздумье.

Я знаю это выражение. Это решимость.

– Нет, – качаю я головой.

Джона обхватывает мои икры, притягивает к себе и сажает на колени. Крепкие руки обвивают мое уставшее тело.

– Почему нет? – Его голубые глаза полны незамутненной искренности.

Я смеюсь.

– Потому что все слишком стремительно, и потом, здесь нет Дианы! – Все противоречия, которые непрерывно крутились в моей голове, наконец выплескиваются наружу. – Я не хочу просто подписать бумажку и выйти замуж! Это не станет для нас знаменательным событием!

– Значит, мы сами сделаем его знаменательным. – В голосе Джоны появляется намек на вызов.

– Да ладно! Всего за неделю? И как же? Здесь и в обычные дни