Мрак твоих глаз - Илья Масодов

Соня идёт между партизанами уже около получаса, исколов себе до крови все ноги о невидимые в темноте кусты. Больше всего ей противно от того, что она так и не увидела страшный талисман, а надежды увидеть его в будущем у неё почти не осталось. Повернув в какой-то момент голову, она пыталась было заговорить с Совой, который казался ей понятливее своего мрачного товарища, но получила резкий удар дулом в спину, так что споткнулась и упала, после чего Сова поднял её, схватив за волосы.

— Убью, гадина, — мрачно напомнил он Соне, скаля желтоватые волчьи клыки. Больше она не пыталась разговаривать и только молча шла вперёд. Соня не сомневается, что её хотят немного помучить партизанским судом и после казнить, она боится только, что для казни могут выбрать неудачную форму. Расстрел, если не по голове, а тем более повешение, Соню не страшат. Но хмурые покрытые волосами лица партизан выдают такую тягу к изобретательности и новаторству, что ей делается не по себе.

Скоро за пеленой дождя слышится ленивый шум реки. На её поросшем осокой и плакучими ивами берег стоит сырая лесничья избушка, в которой не горит свет. У порога избушки сидят ещё двое партизан и едят сушёную рыбу, нарезая её охотничьими ножами. При виде товарищей они, не переставая есть, уныло смотрят им навстречу. Того из них, кто сидит от Сони слева, зовут Павел, или просто Мешок, он толст и безобразен, его вздувшееся брюхо всё время противно хрюкает и урчит. Возле него прикладом на земле стоит прислонённый к колену автомат Калашникова, а сапоги совсем уже изорвались и из них торчат застрявшие стебли травы. Одет он в спортивный костюм с курткой, который ему явно мал. Мешок славится среди партизан своей похотью, обращённой исключительно на животных, с которыми он вовсе не стремится вступить в сношение, так как гениталии его давно изгнили, а долго играет, ощупывая полюбившегося зверька своими лапами и целуя пухлым ртом, пока не придушит или шею ему не свернёт. Звери, не подозревая о своей судьбе, тоже любят Мешка, и часто можно видеть, как бежит за ним по тропинке белочка, ёжик, а то и лиса. Второго, сидящего справа, партизана зовут Володей, а кличут Репой, наверное, за странную форму его головы, которая, впрочем, похожа вовсе не на репу, а скорее на краюху ржаного хлеба с зёрнами, так сильно выдаются вперёд лоб и подбородок на его рябой, покрытой веснушками и прыщами роже. За спиной Володи тоже висит автомат, а на поясе видны три гранаты и железная фляга. Одет он по-граждански, только сапоги у него армейские, кирзовые.

— Здорово, — харкает сидящим Мохнатый, садится на порог избушки и пробует кусок сушёной рыбы. — Тьфу, горькотища.

— Это ты зря, Мохнатый, — по-попьему протяжно и окая возражает мешок. — Хороша рыбица. А где девчонку взяли?

— У города поймали. Я говорил сразу пристрелить, да Сова судить её хочет.

— Правильно, — дурноватым голосом вступает Репа. — Без суда никак нельзя. А что, если она не виновата? — и он улыбается, обнажая редкие, тупые, как у всех идиотов, зубы.

— Виновата, тварь, — сипит Сова и бережно беря Соню за волосы, распускает ремни на её руках. — Раздевайся, фашистская гнида, будем тебя спичками пытать.

— Будем тебе в уши проволку засовывать, — радуется Репа. — Всё расскажешь, по-немецки заговоришь.

— А зачем меня пытать, — говорит Соня. — Я и так всё расскажу. Я знаю, где у фашистов склады с бактериологическим оружием расположены. А по-немецки я говорить не умею, потому что я в школе двоечница.

— С каким оружием? — непонимающе хрипобулькает Мешок.

— Фашисты новое оружие изобрели, — терпеливо объясняет Соня. — бактериологическое. От него человек болезнями разными заражается. Холерой или свинкой какой-нибудь. Фашисты это оружие в снаряды запаковывают, из которых потом зараза выползает.

— Ох ты ж мать честная, — отмахивается Мешок, и в брюхе его некоторое время работает маленький водоворот, после чего он громко отрыгивает.

— А ты, гадина, откуда всё это знаешь? — подозрительно сипит Сова.

— Мы это в школе учим, чтобы привыкать к фашистскому образу ведения войны. А самих нас как фашистских детей с детства от всех этих страшных болезней уже привили. Если хотите, я вас на заразные склады проведу, где бактерии в ваннах кишат.

— Не верю я ей, — кривясь, говорит Мохнатый. — Врёт она всё.

— Да, дело это тухлое, — соглашается Сова. — А может и вообще ловушка.

— Точно ловушка, — радуется Мохнатый. — Хитро придумано, — даже с некоторым восхищением перед фашистским замыслом, он с силой плюёт в землю.

— Ну почему, почему вы мне не верите, — начинает плакать Соня, лицо её опухает, из глаз льются слёзы, она трёт кулачками глаза и всхлипывает.

Сова крепко держит Соню за локти, пока Репа снимает с неё одежду. Потом они укладывают её спиной на сырой грунт и, привалив Соню тяжестью своего тела, Сова начинает жечь её спичками. Огонь вспыхивает, озаряя звероподобные лица партизан. Соня рвётся и кричит, как резаная. Мохнатый вытягивает из штанов ремень и бьёт сверху Соню бляхой, с оттяжкой, целясь по печени. Соне очень больно, и она надрывно ревёт, пытаясь защититься ногами. Потом партизаны отдыхают и грызут рыбу, стреножив Соню ремнём Мохнатого. Капли дождя шипят о спичечные ожоги на её теле. Живот покрыт кровящимися синяками и сечёными порезами, оставленными бляхой ремня. Лицо Сони безобразно от непрестанного плача.

— Ну что, скажешь, фашистская гадина? Скажешь правду? — склоняется над ней Сова. Речь со свистом вырывается из его глотки, как пар из-под крышки кастрюли. Он распускает ремень и Соня пытается закрыть руками лицо, но он крепко сжимает ей запястья.

Соня часто кивает головой.

— Я вам правду сказала, — ноет она, давясь слезами. — Я больше ничего не знаю.

— Давай ей проволоку в ухо засунем, — предлагает Репа. — Или в нос.

— Дело говоришь, — снова налегает на Соню Сова. Соня дёргает головой, но партизан железной рукой хватает её за подбородок и суёт ей проволоку в нос. — Отвечай, гадина, — надсадно шипит от Соне.

— Глубже, — взвизгивает Репа. — Глубже засовывай!

Соня вопит во весь голос, чувствуя холодную морось дождя на нёбе и кровь, заливающую горло. Сова вынимает проволоку и аккуратно, как зубной врач, поворачивает голову Сони набок, чтобы совать в ухо. Из носа Сони течёт кровь.

В этот момент из леса появляется Таня, прижимающая к груди маленький домик с дыркой вместо двери.

История Тани после её расставания с Соней проста. Едва увидев партизан, она со всех ног бросилась бежать, и из четырёх выстрелов Мохнатого только один достиг цели, попав ей в спину между лопаток. Залегши в кустарнике, Таня выковыряла пулю острым сучком и вернулась к месту нападения. Ни Сони, ни партизан там уже не было, только шуршал дождь и матово светился на дереве полусгнивший скворечник. Вколачивая свою железную левую руку, как коготь, в ствол, Таня взобралась наверх и вырвала скворечник вместе со ржавыми гвоздями из мокрой огнившей коры. Скворечник был очень старый и дощечки, составлявшие его крышу перекосились и повынимали гвозди из стенок. Несмотря на любопытство и голод, Таня не решилась вскрыть скворечник, из которого торчали остатки старого гнезда и сильно воняло падалью, а просто понесла его по Сониным следам. Наблюдая из кустов за муками подруги, Таня испугалась, что Соня погибнет от проволоки в ухе и решилась выйти. Она верила, что в скворечнике действительно находится страшный талисман, и если его выпустить на свободу, произойдёт какая-нибудь страшная вещь, которая, может быть, поможет Соне. Поэтому, когда Мохнатый и Репа взяли её на прицел, Таня просто с размаху хряпнула скворечник о находившийся у её ног пень, и он разлетелся на куски. Но на пне Таня не увидела ничего, кроме дощечек, какого-то мусора и кусков развалившегося гнезда, сплетённого из прутиков, птичьих перьев и звериных волос.