Свободное радио Альбемута - Дик Фрэнсис

В своей речи во время торжественного вступления в должность тиран коснулся вьетнамской войны, которую США вели уже ряд лет, и объявил ее войной на два фронта: один фронт в шести тысячах миль отсюда, а второй — дома. Он имел в виду, последовало позднее разъяснение, внутреннюю войну против Арампрова и всего того, что воплощает собой эта организация. Итак, мы ведем войну в двух регионах, и главное сражение, заявил Фримонт, происходит здесь, ибо именно здесь решается судьба Соединенных Штатов. Желтокожим никогда сюда не вторгнуться и нас не покорить; а Арампров, выросший и укрепившийся во время пребывания у власти двух последних президентов, на это способен. Теперь, когда в Белый дом вернулся республиканец, за Арампров наконец возьмутся, после чего победа во вьетнамской войне гарантирована. Нам не победить, объяснил Феррис Фримонт, пока дома действует Арампров, подрывая волю и жизнеспособность американского народа. Антивоенные настроения в Соединенных Штатах, по Фримонту, рождают именно Арампров и его усилия.

Едва приняв присягу, Феррис Фримонт объявил открытую войну всем проявлениям Арампрова. Операция по наведению в стране порядка называлась «Обследование»; медицинские ассоциации, навеваемые названием, по словам Ферриса, напрямую связаны с необходимостью укрепить моральное здоровье Америки. Президент обещал вылечить Америку, избавить ее от болезни, уничтожить «древо зла», как он именовал Арампров, «с корнем вырвав его семена» — метафора совершенно абсурдная, если вдуматься. А «семенами древа зла» были, разумеется, диссидентствующие пацифисты, в том числе и я. Уже состоя на учете в полиции из-за предполагаемой причастности к обороту наркотиков, я тем более вошел в конфликт с власть имущими благодаря своим антивоенным взглядам, выраженным как в публичных высказываниях и речах, так и в моих произведениях. Весь этот шум по поводу наркотиков делал меня уязвимым — вдвойне тяжелое положение для человека, желающего бороться за мир. Нельзя сказать, что спал я безмятежно.

Тем не менее основания для беспокойства были не только у меня. Вспоминая свои левацкие настроения в дни учебы в университете, Николас начал сомневаться в собственной безопасности — теперь, когда Феррис Ф. Фримонт пришел к власти и запустил операцию «Обследование». В конце концов, Николас занимал ответственный пост в процветающей фирме «Новая музыка», а задачей операции «Обследование» как раз и было выявление таких людей — Фримонт окрестил их «кротами». С этой целью правительство организовало и финансировало «Друзей американского народа» — агенты-информаторы проверяли любого, кто когда-либо подозревался в антиобщественных настроениях, вроде Николаса, или подозреваемых ныне, как я, или потенциально способных к таким настроениям в будущем — то есть всех. «Дановцы» носили белые повязки на рукаве с изображением звезды, помещенной в круг; вскоре они появились в каждом уголке Соединенных Штатов и воинственно вынюхивали все интимные детали морального состояния сотен тысяч граждан.

На равнинах Среднего Запада власти начали сооружать огромные фильтрационные пункты и лагеря для содержания тех, кого взяли «дановцы» и иные добровольческие органы правопорядка. «Эти сооружения, — заявил, выступая по национальному телевидению, президент Фримонт, — не будут использованы, пока не возникнет такая необходимость». Он имел в виду — пока антивоенные настроения не окрепнут. Намек был понятен каждому, кто возражал против войны во Вьетнаме: в один прекрасный день ты можешь оказаться в Небраске и будешь возделывать там общественные поля, засаженные репой. Весьма прозрачная угроза, и именно такой угрозой служило само существование пока не используемых лагерей.

С одним «дановцем» столкнулся и я, причем с «дановцем» тайным, без повязки. Он написал мне письмо, представившись сотрудником маленькой студенческой радиостанции близ Ирвина: мол, нельзя ли дать ему интервью, потому что ирвинские студенты интересуются моими книгами. Я ответил согласием, но едва он появился и задал три вопроса, как стало ясно: это стукач. Спросив для начала, не писал ли я тайком порнографические романы, парень громовым голосом стал требовать ответов: принимаю ли я наркотики? есть ли у меня внебрачные сыновья-негры, которые пишут научную фантастику? являюсь ли я Богом, а также главой коммунистической партии? и, разумеется, финансирует ли меня Арампров?

Неприятная получилась сцена. Пришлось просто вытолкать его за дверь, а он еще долго продолжал выкрикивать обвинения, пока я запирал замки. После этого случая я стал весьма разборчив в общении с прессой.

Однако куда больше вреда, чем тайный «дановец» в роли интервьюера со студенческой радиостанции, нанес мне взлом моего дома в конце 1972 года, когда при помощи взрывпакетов вскрыли мои ящики с архивами и все их содержимое разбросали. Вернувшись домой, я увидел дикий беспорядок. На полу стояла вода, деловая переписка и непринятые чеки исчезли; одежду перетрясли, окна с тыльной стороны дома были разбиты, а дверные замки взломаны.

Полицейские поверхностно все осмотрели — лишь бы отвязаться — и нагло заявили мне, что скорее всего я это сделал сам.

— Зачем?! — спросил я инспектора, их начальника.

— О-о, — ответил он, ухмыляясь, — чтобы отвести от себя подозрение, например.

Никого так и не арестовали, хотя на каком-то этапе полиция признавала, что им известно, кто это сделал и где находятся пропавшие вещи. Зато мне совершенно недвусмысленно дали понять: с одной стороны, похищенное не вернут, а с другой стороны, меня и не арестуют. Очевидно, они не нашли ничего такого, что можно было бы поставить мне в вину.

Это происшествие оставило глубокий след в моей жизни. Я осознал, как далеко зашло бесчинство властей и как быстро забылись при Фримонте наши конституционные права и свободы. О взломе и наглом грабеже я рассказывал всем, кому только мог, однако очень скоро понял, что большинство людей не желают ничего знать, даже либералы-антимилитаристы. Я видел лишь безразличие или страх, а некоторые, подобно полиции, намекали, что я сделал это сам, чтобы «отвести подозрения» — в чем, они не говорили.

Ближе всех к сердцу принял случившееся Николас. Однако он был уверен, что я пострадал из-за него. Ему казалось, что именно он послужил причиной налета.

— Они хотели установить, не собираешься ли ты писать обо мне. Ты ведь можешь выставить их на всеобщее обозрение, изобразив в каком-нибудь научно-фантастическом произведении. Миллионы людей прочитают твою книгу, и секрет выйдет наружу.

— Какой секрет?

— Ну то, что я являюсь представителем внеземного разума.

— Честно говоря, я думаю, что они интересовались мной — именно в мой дом они вломились, мои бумаги прочитали или украли.

— Хотели узнать, не сформировали ли мы организацию.

— Хотели узнать, с кем я общаюсь, — указал я. — А также к каким организациям я принадлежу и кому плачу взносы или оказываю иную финансовую поддержку. Вот почему они забрали все непринятые чеки, накопившиеся за многие годы. Вряд ли они догадываются о твоих снах и вообще о тебе.

— А ты обо мне пишешь? — спросил Николас.