Аргентинец - Петр Заспа

Вилли, что не сказал сразу. Уверен, ты бы ни секунды не сомневался, однако я решил рассказать тебе всё уже в пути. Так надёжней: у тебя не возникнет желания поделиться ещё с кем-нибудь своей радостью.

— Что ты ещё не договорил? — нахмурился Клим.

— Ещё? — неожиданно тоже потемнел лицом Герман. — Ещё то, что наша экспедиция будет далеко не лёгкой прогулкой. И рассчитывать нам придётся только друг на друга. А что нас ждёт впереди, рад бы тебе рассказать, но уж поверь на слово — вот тут точно не знаю. Обещаю только массу неприятных сюрпризов. Так что уж будь готов и не выпускай из рук оружия.

У Германа на плече висел немецкий карабин, и Климу он дал точно такой же.

Клим с уважением погладил Маузер-98 и уверенно заявил:

— Хотел бы я увидеть тех сумасшедших, которые осмелятся встать на пути десятка вооружённых до зубов мужчин.

В ответ Герман посмотрел на него, как смотрят на самоуверенного ребёнка, которому ненадолго дали подержать в руках настоящее охотничье ружьё.

— Запомни, Вилли, меня не пугают те, с кем нам предстоит столкнуться. Тут как в бою — важно не то, кто у тебя впереди, а кто рядом. А рядом… — Фегелейн бросил вперёд красноречивый взгляд. — Рядом сброд. Рассчитывать ты можешь только на меня и на Удо. От остальных жди ножа в спину. Ты уж прости, что и об этом я тоже не успел рассказать. Но сейчас мне очень нужны свои верные люди. А тебе теперь только и остаётся, что быть мне верным до конца. Иначе этот конец наступит раньше, чем ты можешь представить.

Фегелейн обратил внимание, что идущий впереди Пёшель начал отставать, пытаясь подслушать их разговор.

— Я тебе ещё кое-что расскажу, позже. А сейчас не лови ноздрями мух. Ты только что прошёл рядом с греющейся на солнце уруту и даже не заметил.

Клим отшатнулся от свисавшей на уровне головы ветки, но так и не смог разглядеть прятавшуюся в листьях змею.

— Шутка, — невозмутимо произнёс Фегелейн. — Но в следующий раз может оказаться правдой.

— Ты втянул меня в эту авантюру, даже не спросив, — зло бросил ему в спину Клим.

— Вилли, а не тебе ли нужны были деньги? Ты ведь у нас такой благодарный! Тебе хотелось сделать людям добро? Когда ты это заявил, я сразу понял, что имею дело с тем, кто мне нужен. И сейчас я даю тебе возможность заработать.

— Ты же знаешь, эти деньги я хотел не для себя.

— Да какая разница. Деньги — они и есть деньги, в каком бы виде или валюте они не были. А кому, для кого и как хотел потратить — это оставь для проповеди, когда решишь покаяться. И что бы я сам там ни говорил о великой идее, от золота тоже никогда не откажусь. Иначе я выставлю себя идиотом, а нашему новому рейху идиоты не нужны.

— Ты знаешь, куда мы идём?

— Он знает, — указал вдоль строя Фегелейн, имея в виду проводника. — Брат идёт по следу брата. Не уверен, что по своей воле, но Шмидт умеет заставить.

Неожиданно идущий впереди Шмидт остановился, резко вздёрнув вверх руку.

— Стой! Остановимся здесь!

Он поднял взгляд на тонкую красную нить исчезающего в темнеющих джунглях солнца, затем оглянулся в поисках открытого места.

— Всем сюда!

Не оглядываясь, он решительно сошёл с тропы в направлении заросшей травой небольшой лужайки, призывая остальных следовать за ним. Распугивая ударами приклада по редким стеблям мелкую живность, Шмидт прошёл поляну от края до края и остался доволен.

— Заночуем здесь, — подвёл он итог первого дня.

Клим сбросил тяжёлый рюкзак и обессиленно рухнул рядом. Механически передвигая в колонне ноги, он не замечал, как устал. Теперь же почувствовал, что его ботинки словно налились свинцом. Рядом повалился Удо. Он таинственно подмигнул и достал из-под куртки плоскую алюминиевую флягу.

— Мои запасы ещё с лодки. Хлебнём за знакомство? Мы же теперь с тобой в одной лодке? Герман сказал, что ты наш. Бери, мне для своих не жалко.

Поначалу Клим отмахнулся, но потом протянул руку. Удо довольно взглянул на его скривившееся после глотка лицо и произнёс:

— Мне Герман про тебя рассказывал. Ты из Страсбурга, а я из Бремена. Как оказался в Аргентине?

— Не хочу вспоминать, — отвернулся Клим.

— А мне есть что вспомнить, — ничуть не обидевшись, шепнул Удо. — Тебе Герман что-нибудь обо мне говорил?

— Нет.

— Ещё бы. Это тайна за семью…

Заметив, что к ним подошёл Фегелейн, Удо внезапно замолчал. Раскрыв рюкзак, он развернул спальный мешок и лёг сверху.

— Ночь будет холодная, — произнёс он, потрогав быстро остывающую землю, и протянул флягу Герману. — Мы с Вилли уже познакомились, давай и ты выпей с нами.

Не поморщившись, Фегелейн влил в себя несколько глотков спирта, затем недовольно заметил:

— Опять треплешься, как помело?

— Я? Нет! — возмутился Удо. — Герман, я был уверен, что ты ему уже всё рассказал.

— Ещё не время.

— Я должен знать что-то ещё? — поднял голову Клим.

— Должен… — задумчиво глядя мимо Клима, кивнул Фегелейн.

— Тогда я слушаю.

— Что? — наконец посмотрел на него Фегелейн. — Ещё узнаешь. Мы вот что — будем спать по очереди. Удо, ты дежуришь первым. Делай вид, что спишь, но пока я тебя не сменю, чтобы не сомкнул глаз.

— К вахте мне не привыкать, — легко согласился Удо. — По два часа? — посмотрел он на часы Фегелейна. — Ночью удобнее как раз по два часа. Если больше, можно не выдержать и уснуть.

Фегелейн не ответил. Не отрывая глаз, он наблюдал за расположившимся на противоположной стороне поляны Шмидтом. Кажется, у того возникла перепалка с Айземанном. Развернув содержимое рюкзака в стороне от остальных, Айземанн разводил костёр, и это очень не понравилось Шмидту.

— Никакого огня! — резко вскочил Шмидт и бросился на дым. — Никакой самодеятельности, и впредь ничего не делать без моей команды! Айземанн, я к тебе обращаюсь, немедленно затуши костёр!

— Затушить? — даже ухом не повёл Айземанн. — Зачем? Не знаю, кто как, а лично я привык, перед тем как консервы съесть, их разогреть. Жир должен быть расплавленным, иначе будет изжога. А я этого не люблю.

— Сейчас же погаси огонь! — зашипел, нависая над ним, Шмидт.

— Ещё я не люблю, когда мне наступают на ноги и брызжут слюной, — с угрозой в голосе произнёс Айземанн. — И ещё мне не понравится, когда поутру, проснувшись, я обнаружу полные штаны всяческих гадов. Мелких, но очень ядовитых гадов. Знаешь, Хоффман, они любят наше тепло, а когда ты пытаешься от них избавиться, то им это тоже