Язык цветов - Ванесса Диффенбах

Лавка гудела, и я повернулась к следующему покупателю. Я заворачивала розы, орхидеи, хризантемы всех оттенков, вручала букеты супружеским парам, пожилым женщинам, детям, которых послали за покупками. Работая, я думала о жене Эрла, пытаясь представить женщину, в которой когда-то был огонь, ее усталое, осунувшееся лицо. Всколыхнет ли ее мой неистовый букет из хризантем и барвинка, из истины и трогательных воспоминаний? Я была в этом уверена и представляла облегчение и благодарность на лице Эрла, когда он будет кипятить воду для чая и снова обсуждать политику или поэзию со своей энергичной женой, по которой он так скучал. Мысль об этом придавала сил моим пальцам и легкости шагу.

Рената закончила возиться с букетами для подружек невесты, когда в лавке никого не осталось.

– Грузи их в машину, – велела она. Я брала букеты охапками и относила так быстро, как только могла. Было уже почти два часа. Рената села за руль, сказала, что вернется через час, и приказала не закрывать лавку.

Вернулась она гораздо позже, чем ожидала, – в половине пятого, злобно шипя что-то про бутоньерки и бабочки. Я держалась тише воды ниже травы и ждала, когда она мне заплатит, чтобы можно было уйти. Сегодня я проработала двенадцать с половиной часов без перерыва и больше всего на свете хотела очутиться в запертой комнате, а может, даже принять ванну. Но Рената не спешила доставать кошелек.

Завершив свой раздраженный монолог, она открыла кассу, пересчитала скомканные банкноты, просмотрела чеки и бланки.

– Тут слишком мало денег, чтобы тебе заплатить, – сказала она. – По дороге домой заеду в банк. Поехали со мной. Поговорим о делах.

Я бы лучше взяла то, что есть, и скрылась в ночи, но вместо этого вышла за ней на улицу, осознавая всю безнадежность своего положения.

– Мексиканскую еду любишь? – спросила Рената.

– Да.

Она свернула на Мишн и заметила:

– Не слишком ты разговорчива.

Я кивнула.

– Я сначала думала, что ты просто не любишь рано вставать, – продолжала она. – Как мои племянники с племянницами – их до полудня вообще не слышно, зато потом хоть уши затыкай.

Она взглянула на меня, словно ждала ответа.

– Ясно, – сказала я.

Она рассмеялась:

– Их у меня двенадцать, но видимся мы редко. Знаю, надо быть хорошей теткой, но что-то не получается.

– Не получается?

– Нет, – ответила она. – Я их очень люблю, но общаться могу лишь в малых дозах. Мама всегда говорила, что материнский ген мне от нее не достался.

– Это как? – спросила я.

– Ну, знаешь, в некоторых женщинах биологически заложено: стоит увидеть малыша на улице, сразу начинают сюсюкать. Это не про меня.

Она припарковалась у такерии. Две женщины у двери склонились над коляской, словно в подтверждение ее слов.

– Иди закажи все, что хочешь, – сказала Рената. – Я съезжу в банк и заплачу.

Мы ужинали до восьми. Ей как раз хватило времени съесть тако и выпить три большие диетические колы, а мне – умять буррито с курицей, две сырные энчилады, тарелку гуакамоле и три корзинки кукурузных чипсов. Рената смотрела, как я ем, и на лице ее мелькнула довольная улыбка. Тем для разговора у нас не было, и, чтобы заполнить молчание, она рассказывала о своем детстве в России, о многочисленных братьях и сестрах, переехавших за океан, в Америку.

Закончив, я откинулась на спинку стула, чувствуя, как все тело отяжелело от сытости. Я и забыла, сколько еды способна в себя вместить; забыла и полную неспособность пошевелить даже пальцем, наступающую после переедания.

– Так в чем твой секрет? – спросила вдруг Рената.

Я пожала плечами.

– Как тебе удается не толстеть? – спросила она. – При том, что ты ешь как кашалот?

Секрет прост, подумала я. Будь нищей, не имей друзей и дома. Неделями питайся объедками или ходи голодной.

– Диетическая кола, – сказала она, не дождавшись ответа, словно и не хотела знать. – Вот мой секрет. Кофеин и пустые калории. Еще одна причина, почему мне никогда не хотелось детей. Какому ребенку нужна такая диета?

– Голодному, – ответила я.

Рената улыбнулась:

– Я видела сегодня, как ты говорила с Эрлом. Он ушел довольным. И мне кажется, теперь он будет приходить каждую неделю. К тебе.

А буду ли я на месте? – подумала я. Неужели Рената предлагает работать у нее постоянно?

– Так я свое дело и построила, – продолжала она. – Надо знать, чего хотят твои клиенты, даже если сами они пока этого не понимают. Нужно предвидеть. Делать букеты еще до того, как они пришли в лавку, знать, в какой день они будут спешить, а когда им захочется задержаться и поговорить. Кажется, у тебя тоже есть этот дар. Что ж, если хочешь, то тебе будет где применить свои способности.

– Да, – поспешно выпалила я, – хочу.

В тот момент я вспомнила слова Мередит – «ты должна сама захотеть». Об этом она твердила мне сотни раз, еще в общежитии. Ты должна захотеть стать дочерью, сестрой, подругой, школьницей, повторяла она снова и снова. А я не хотела быть никем, и ни обещаниями, ни угрозами, ни подкупом Мередит не удавалось побороть мое нежелание. Но сейчас я вдруг поняла, что хочу быть флористом. Хочу всю жизнь провести, выбирая цветы для незнакомых людей, вдыхая прохладный воздух холодильника и слыша, как со звоном закрывается касса.

– Буду платить тебе неофициально, – сказала Рената. – Раз в две недели, по воскресеньям. Четыреста долларов за сорок часов работы. Выходить будешь, когда скажу. Идет?

Я кивнула. Рената протянула руку, и я пожала ее.

На следующее утро Рената ждала меня, прислонившись к стеклянным дверям у входа на цветочный рынок. Я посмотрела на часы. Мы обе приехали раньше. В тот день свадьба, которую мы обслуживали, была скромной, без подружек невесты, а гостей за двумя длинными столами было меньше полусотни. Мы бродили по рядам в поисках разных оттенков желтого. Это было единственным, на чем настаивала невеста, – ей хотелось немного солнечного света на случай дождя. Небо было сухим, но серым. Замуж надо выходить в июне.

– По воскресеньям его не бывает, – сказала Рената, кивнув в сторону лавки таинственного цветочника.

Но когда мы подошли к его пустому прилавку, из глубины возник силуэт в капюшоне. Он сидел на табурете, прислонившись к стене. Увидев меня, он встал и перегнулся через ведра, в которых не было цветов. Его лицо отражалось в кругах безмятежной воды. Из кармана кофты он достал что-то зеленое, похожее на веретено. И протянул мне.

Рената поздоровалась, когда мы проходили мимо, я же ничем не показала, что вообще его вижу. Я шла, опустив глаза, но протянула руку и взяла то, что он для меня приготовил. И лишь свернув за угол и оказавшись вне поля зрения, заглянула в ладонь.