Незаконченный разговор - Виолетта Иванова

— А что рассказывать? Живу, учусь, радуюсь жизни, стараюсь не брать в голову то, что не хочу. Вот тут чуть замуж не вышла, но вовремя дерьмо его разглядела. Ой, и выльется мне мое «мозгознайство». Я теперь этих уродов насквозь вижу. Ты лучше расскажи, как дома, что родители?

— А что дома? Все как обычно.

— Ага, — кивнула Климова. — Знаешь, не обижайся. Но я теперь поняла, почему ты у меня такая?

— Какая?

— Неживая. Это же надо столько лет жить в эмоциональном морге. Сами не жили и тебе жизнь всю перевернули, разучили радоваться каждому дню, солнышку и просто жизни, — увидев вопросительный взгляд подруги, Климова невесело усмехнулась. — Я разве не видела, что у вас дома все мрачно, как в склепе, родители словно эмоциональные инвалиды, совершенно равнодушные к жизни, словно похоронили все свои эмоции. Такие биороботы, запрограммированные на выполнение определенных функций.

Наталья не стала возражать, Людмила емко заметила — «эмоциональный морг», «эмоциональные инвалиды» и хорошо помнила слова бабушки «не корчи лицо».

— Не дуйся, мои не лучше. Им главное было свалить куда-нибудь чтобы найти что-то закопанное, занесенное песком, чтобы притащить домой очередную артефактину, поставить ее на полку, забитую такой же нелепицей, и любоваться, ожидая очередной экспедиции. Они меня как в пятом классе к бабуле подкинули, так и забыли забрать. Вот она меня и воспитывала, как могла на свою пенсию библиотекаря городской библиотеки. Зато научила книги читать и понимать их. Мы с ней часто по вечерам обсуждали все, что прочитали.

Людмила тяжело вздохнула.

— Два года назад ее не стало. Приехали родители, помогли якобы похоронить. Я потом узнала, что оформили все за счет государства, как похороны почетного пенсионера. Отец потом предложил продать ее квартиру, так как им нужны были деньги на очередную экспедицию. Но бабуля умной была, оставила ее мне. Так отец обиделся на меня, когда я отказалась. Мы с ним здорово тогда поругались. И знаешь, что он кричал мне? «Мы тебя вырастили, выкормили, столько денег потратили, а ты отказываешься квартиру продать!» Это они меня растили! — Людмила горько расхохоталась. — Я до сих пор слышу звук печатной машинки. Бабуля брала подработку, чтобы хоть как-то нас прокормить. Даже сейчас мне кажется, что ночью слышу стук машинки на кухне. Чтобы меня не будить, она подкладывала под машинку какую-то мягкую подстилку, закрывала дверь и сидела всю ночь печатала. Зрение здорово посадила она, к концу почти ничего не видела. Я же с восьмого класса на почте подрабатывала. Хоть копейки, но нам было что есть.

Наталья слушала подругу и не перебивала, понимая, что той надо кому-то выговориться. Впервые Людмила была так откровенна с ней, вот такой, замученной своими проблемами, так не похожа на веселушку, которой хотела казаться в школе. Сколько они дружили, бывали друг у друга в гостях, но никогда Людмила не рассказывала о том, что происходит у них в семье. Наталья вдруг четко поняла, что за этим напускным весельем подруга слишком долго прятала свои слезы, детские обиды.

— А мать мне еще все время платье вспоминала, которое из Монголии привезла. Ну помнишь, которое я на выпускной надела? А я тогда ей напомнила, как у меня в седьмом классе сапоги, которые я три года носила, порвались. Они мне еще сильно малы были. Бабуля тогда дозвонилась им, попросила денег прислать, чтобы мне сапоги купить. Я не слышала, что ей сказали, но бабушка тогда весь вечер плакала в своей комнате. А потом снова все ночи напролет сидела печатала. И мы с ней ходили на рынок, я выбрала себе самые дешевые сапоги из кожи дермантина. Вот как-то так. И знаешь что самое прикольное? Это я узнала уже после смерти бабули, когда ее вещи перебирала. Она деньги моим родителям посылала почти каждый месяц.

Людмила замолчала, глядя куда-то в точку за окном, крутя в руках чашку с кофе. Через какое-то время она повернулась к Наталье.

— Знаешь, я все-таки скажу тебе. Просто не смогу молчать. Левитинский же любил тебя и боялся об этом признаться даже самому себе. Когда я увидела его на выпускном, когда он подошел к тебе пригласить на танец, я была уверена, что он признается тебе в своих чувствах.

— Нет, — Наталья покачала головой. — Я уже сказала. Если бы что-то чувствовал ко мне, разобрался бы с Инкой.

— Не жалеешь, что не поговорила с ним?

— Не знаю, — она пожала плечами, сама не уверенная в своем ответе.

— А если еще раз встретишь?

— Не знаю, — снова с какой-то тоской ответила Наталья и перевела взгляд за окно. — Он тогда меня спросил нравлюсь ли я ему, люблю хотя бы чуть-чуть. Я была уже готова ответить, но вмешалась Инка. А он не отстранил ее, стоял и смотрел, как я ухожу.

— М-м-м, — кивнула головой Людмила, которой Наталья впервые рассказала, что же тогда произошло. — Не буду ничего говорить.

— Знаешь, если бы сейчас встретила его и он снова спросил, я бы ответила, что нравится, что люблю.

Она говорила так тихо, опустила голову, но Людмила все равно услышала и невесело улыбнулась.

— Ну ладно, чего это мы о грустном? Хочешь о своем почти женихе расскажу?

— А я тебе о своем? — Наталье тоже захотелось сегодня рассказать о себе кому-то.

Они рассмеялись, под смешки (потому что уже не болела душа от предательств) рассказали о своих неудавшихся «женихах».

— Думаю, что все правильно мы сделали, — подытожила Людмила. — Мы обязательно свое счастье встретим. Знаешь, древняя китайская пословица гласит:

«Невидимой красной нитью соединены те, кому суждено встретиться, несмотря на Время, Место и Обстоятельства. Нить может растянуться или спутаться, но никогда не порвется». Я уверена, что найдем свою половину, где бы она сейчас не шлялась.

Они долго разговаривали, почти до темноты. И Наталья понимала, что именно этого разговора ей не хватало все эти годы. Словно Людмила смогла перезагрузить ее, заставила посмотреть на мир и происходящее другими глазами, переоценить. И Наталья поняла, что давно уже пора оставить в прошлом «воспитание» бабули и родителей, для которых проявление эмоций было что-то запретное. Надо улыбаться новому дню, уметь печалиться и смеяться, верить в то, что все обязательно будет хорошо. Пусть будут неудачи, но все это будет очередным жизненным опытом. Даже если она встретит мужчину, которой понравится ей, позволит себе быть с ним откровенной втом самомплане, о которой ей строжайше было запрещено говорить и даже думать. Наталья шла и улыбалась. Дома даже не обратила внимание на царившую могильную тишину, разбавляемую бубнежом