Викинг. Дитя Одина - Тим Северин

— Мне очень хотелось исполнить все в точности, как пожелал Торвальд, — закончил Тюркир, гнусавя больше обычного. — Надо было спешить. Мы похоронили Торвальда на мысу, как можно лучше. Но боялись, что скрелинги вернутся, и поэтому выкопали неглубокую могилу и сверху накидали груду камней. Потом взяли курс на зимовье Лейва, чтобы провести там зиму, но в тихую погоду все время были настороже, не появятся ли скрелинги снова.

Заговорил мой дядя Торстейн. Он был огорчен.

— Лейв, — сказал он, — мы не можем оставить тело Торвальда в том месте. Может случиться, что скрелинги найдут его, выкопают и осквернят. Он заслуживает лучшего. Дотуда всего три недели хода под парусом, я хотел бы взять охотников, доплыть до могилы Торвальда, забрать тело и пристойно похоронить его здесь, в Гренландии. Твой корабль только что вернулся и не годится для этого дела. Его нужно вытащить на берег и проконопатить, но у моего тестя Торбьерна есть кнорр, на котором он со своими людьми приплыл из Исландии. Его можно подготовить за два дня. Ради такого дела, уверен, Торбьерн не откажется одолжить его.

Конечно, и моему отцу, и старому Торбьерну, пришедшему послушать, что расскажут вернувшиеся, пришлось согласиться. Это было делом чести, а северный народ, коль и привержен чему, так это чести и славе. Они для настоящего норвежца превыше всего. Он будет защищать свою честь и умножать свою славу всеми возможными способами, не исключая грабительских набегов, мести за оскорбление, лжи и хитрости.

И все-таки минул целый месяц, прежде чем мой дядя Торстейн отплыл в Винланд. Жалко было идти в такую даль и вернуться с пустым трюмом, без груза леса и рыбы. Поэтому его затея превратилась в нечто большее, чем простой поход за телом Торвальда. Нужно было собрать снаряжение, вызвать людей с пастбищ, куда они ушли со своим скотом, погрузить припасы. Потом кто-то предложил, что неплохо было бы оставить небольшой отряд зимовать в зимовье Лейва, и дело еще больше затянулось. Когда кнорр старого Торбьерна наконец отправился в плавание, он походил скорее на корабль переселенцев, чем на судно, вышедшее в поход. В трюм погрузили шесть коров и нескольких овец, тюки сена, чтобы кормить их, на борту было несколько женщин, в том числе и Гудрид, которая напросилась сопровождать мужа. Меня же на это время оставили с ее отцом.

Поход готовился слишком долго и начался слишком поздно. Торстейн, сын Эйрика, хорошо знал, что такое честь рода, но был слишком нерасторопен и не одарен тем, чем владеет любой хороший кормчий, — везеньем на погоду. Он и его люди вышли из Браттахлида в Винланд, но столкнулись с таким встречным ветром, что почти все лето без толку проболтались в океане. Один раз они оказались в виду Исландии, в другой — заметили птиц, которые, по их мнению, прилетели с ирландского берега. В конце концов, поздней осенью, так и не ступив на землю Винланда, они дотащились до Гренландии. Простаки думают, что всякий корабль или лодка наделены собственным разумом и душой. Они верят, что судно способно само отыскать обратную дорогу домой, точно потерявшаяся кошка или собака, или, как лошадь — в свою конюшню, так и оно может вернуться той же дорогой, которой уже ходило. Это вздор, мечта неофитов в морском искусстве. Коль скоро корабль и ходит проторенными путями, то лишь потому, что правят им опытные мореходы, или у самого судна есть некие особенности — осадка, способность идти против ветра, или что-то еще, — что делает его лучше приспособленным для определенной цели. Не опыт, приобретенный самим кораблем, но искусство кораблевождения и погодное счастье позволяют неоднократно пройти одним и тем же путем. Неудачная попытка Торстейна вернуть домой останки брата — хорошее тому доказательство.

В конце концов, они высадились не в Браттахлиде, а в Пикшевом фьорде, в трех дневных переходах на северо-запад. Там горстка норвежцев уже построила несколько прибрежных хуторов, и Торстейн завел дружбу со своим тезкой, который пригласил его остаться и помочь обрабатывать землю, которой там было в изобилье. Возможно, дядя Торстейн принял предложение потому, что ему было стыдно возвращаться в Браттахлид после такой неудачи и без тела Торвальда. В ту осень из Пикшевого фьорда пришла лодка с этой вестью. Мой дядя просил, чтобы в Пикшевый фьорд прислали его долю семейного скота и других припасов, и рукой Гудрид была добавлена просьба прислать и меня тоже. По всему было видно, что Гудрид все еще привязана ко мне и я заменяю ей ребенка.

Новообретенный товарищ моего дяди был примечательно смугл для северянина, за что его и прозвали Торстейном Черным. Давать прозвище, чтобы, к примеру, отличить этого Торстейна от всех остальных Торстейнов, в том числе и моего отца, — разумный обычай. У большинства норвежцев нет фамилии, но только отчества. Так, я — Торгильс, сын Лейва, сына Эйрика. При таком обилии Лейвов, Эйриков, Гриммов, Оддсов и прочих прозвища весьма полезны. Проще всего дать прозвание по месту жительства — хотя в моем случае это не так-то просто — или по какой-либо примечательной черте человека. Скажем, у моего деда Эйрика Рыжего в молодости были поразительного цвета волосы — цвета земляники; а Лейву Счастливчику, как вам уже известно, с самого начала необычайно везло — он всегда оказывался в нужном месте в нужное время. В Исландии я знавал Торкеля Лысого, Гизура Белого и Хафдана Черного, и слышал рассказы о Торгримме Ведьмолицей, которая была замужем за Тороддом Кривоногим, и про Олава, прозванного Павлином за то, что всегда кичился своей одеждой, а Гуннлауг Змеиный Язык искусно язвил словами.

Вернемся к Торстейну Черному. Он хозяйствовал в Пикшевом фьорде уже пять или шесть лет и весьма благополучно. Расчистил от леса большой кусок земли, выстроил просторный длинный дом и несколько амбаров, оградил пастбище при доме и нанял полдюжины работников. Отчасти такими успехами он был обязан своей жене, предприимчивой и сметливой женщине по имени Гримхильд. Она умело вела домашнее хозяйство, что позволяло Торстейну Черному на воле присматривать за работами в поле и за прибрежной рыбной ловлей. Дом их, разумеется, был достаточно просторен, чтобы в нем могли разместиться мой дядя и Гудрид, не тратя времени и сил на постройку собственного дома, который они привезли с собой. Когда я приехал, обе семьи мирно жили в одном жилище.

И вот, мы подошли к событиям, которые заставляют меня верить, что таинственные дела, сопутствовавшие смерти моей матери, не столь невероятны, как может показаться. В ту зиму моровое поветрие вновь посетило Гренландию, уже во второй раз за неполные пять лет. Эта хворь — проклятие нашей жизни — постоянно посещала нас. Откуда она приходит, мы не знали. Мы знали только, что налетает она вдруг, приносит великие скорби и так же внезапно уходит. Скажу только, что оба раза мор посещал нас осенью и в начале зимы, когда все теснились в длинных домах, без света, без свежего воздуха, среди ужасающей вони. На этот раз в Пикшевом фьорде первым заболел надсмотрщик, человек по имени Гарди. Честно говоря, о нем никто особенно не горевал. Гарди отличался грубостью, ненадежностью и злобой. Трезвый, он бывал достаточно вежлив, но во хмелю был отвратителен, а уж на следующее утро с похмелья и того хуже. И то сказать, когда он слег, все думали, что болезнь эта — следствие очередной попойки, пока не проявились все признаки лихорадки — бледная кожа, запавшие глаза, трудное дыхание, сухой язык и пурпурно-красные пятна по всему телу. Пролежал он недолго и умер, и его почти не оплакивали. Зато все населенье Пикшевого фьорда принялось гадать, кто будет следующим. Эта хворь выбирает жертвы наугад. Она может пасть на мужа, а его жену не тронуть, или унести двух из пятерых детишек, а у остальных троих братьев и сестер даже соплей не будет. Мой дядя Торстейн подхватил заразу, но Гудрид избежала ее. Торстейн Черный уцелел, но его жена Гримхильд умерла. Невозможно предвидеть, кто станет очередной жертвой, но столь же непредсказуем и сам ход болезни. Иной человек угасает в течение недель. Другие сгорают за сутки после появления первых гнойников.