Призыв - Бентли Литтл

– Что ты делаешь в пятницу? – спросила ее Джанин, выходя из машины.

– У меня пока нет планов. А что?

– Давай тогда придумаем что-нибудь. Может быть, сходим в кино?

– Звучит привлекательно, – сказала Сью. – Позвони мне.

– Хорошо, попозже.

Сью видела, как подруга поднялась по ступенькам на крыльцо ранчо, потом отвернулась, включила передачу и поехала домой.

На благотворительной распродаже было много поношенного нижнего белья, и Софокл Джонсон все его скупил.

Обычно они одежду сортировали по цвету – голубое с голубым, белое с белым, бежевое с бежевым, – но нижнее белье все было перемешано, без всякого внимания к цветам и фасонам, и Софокл просто снимал все подряд с вешалки, даже не пытаясь проверить, в каком состоянии белье. Многие женские трусики и пояса были, вероятно, грязными и поношенными, а мужские трусы заляпаны пятнами, но его это не волновало. Он повесил все белье себе на руку и прошел по проходу мимо полной женщины, от которой исходил сильный и неприятный запах, потом подошел к прилавку и наконец свалил всю свою добычу на растрескавшееся и заклеенное скотчем стекло у кассы. Пожилая женщина-кассир посмотрела на него с удивлением и даже с испугом, но он не стал объяснять или намекать ей, зачем ему все это белье, и молча стоял, наблюдая за тем, как меняются цифры в окошке кассового аппарата.

– Девяносто пять, – сказала женщина.

Он заплатил, не проронив ни звука, подождал, пока продавец складывал купленное им нижнее белье в большой пластиковый пакет, а потом вышел из магазина и понес пакет к машине. Ухмыляясь, гордый собой, проехал через городок и вернулся в банк. Он опоздал: официальный обеденный перерыв закончился двадцать минут назад, но это не имело значения. Это было одним из преимуществ должности президента. Он мог сам устанавливать правила, и ему необязательно было им следовать.

Софокл припарковался около банка рядом с банкоматом и забрал мешок с покупками с пассажирского сиденья. Мешок во время поездки раскрылся, и он чувствовал запах белья, одновременно раздражающий и успокаивающий. Софокл вышел из машины, захлопнул дверцу и, забросив мешок на плечо, захихикал, потому что это делало его похожим на Санта-Клауса.

Он и будет в чем-то на него похож. По крайней мере, для своих подчиненных.

Нет, для его подданных. Раз он был президентом – они были его подданными.

Софокл вошел в главную дверь банка и прошел через вестибюль – все еще с мешком на плече. Кивнул Сьюзен Ричман, занимавшейся обслуживанием клиентов, и поздоровался с Тамитой Уокер, дежурным кассиром. Он все еще ухмылялся, не в силах сдержать улыбку.

Софокл чувствовал себя отлично, был так горд собой, так воодушевлен, так счастлив. Было очень трудно держать такой план в секрете, не разболтать его ни одной душе в этом здании, но он сумел сдержаться и добрался до своего кабинета, ничего не уронив и не потеряв. Затем закрыл и запер за собой дверь. Нажав кнопку интеркома на своем телефоне, сказал Мардж Норсон, чтобы она не соединяла его ни с кем и не пускала посетителей: он не хочет, чтобы его беспокоили.

Софокл тяжело дышал. Это был его проект. Он потребует несколько дней, может быть, целую неделю, но Софокл проследит, чтобы проект был завершен.

Он вывалил содержимое пакета на пол своего кабинета, достал набор для шитья из ящика своего письменного стола и принялся за работу.

Президент банка сшил из нижнего белья униформу для кассиров и сотрудников кредитного отдела – для всех работников банка.

Он не стал стирать или красить белье – просто сшивал, как придется, нейлон с хлопком, хлопок с шелком. Хотя он называл сшитую им одежду «униформой», в реальности на униформу она не была похожа. Если два предмета нижнего белья и подходили чем-то друг к другу, это получилось совершенно случайно. У него не было никакого плана или модели – он сшивал то, что попадалось под руку. Результат, Софокл должен был это признать, получился впечатляющим. До того он ни разу в жизни не держал в руках нитку или иголку и сейчас подумал о том, чего мог бы достигнуть, если бы обучался шитью у профессионального наставника.

Софокл вешал законченную униформу на плечики, а плечики – на гвоздики, которые вбил в стену за своим письменным столом. Даже у знаменитого модельера Боба Маки так хорошо не получилось бы. Униформы были чудом победы стиля над материалом; каждая из них сохраняла суть бюстгальтеров, трусиков или поясов, из которых была сконструирована, но каким-то образом преодолевала оковы своего скромного происхождения, превратившись в уникальный, стильный костюм для банка.

Софокл не имел ни малейшего представления о том, подходят ли созданные им униформы по размеру сотрудникам, но это его не волновало. Это не имело значения. Работники подгонят свои размеры к одежде – поправятся или похудеют, если будет нужно, обуют туфли на платформе или, наоборот, на плоской подошве, а если не смогут или не захотят – найдутся другие работники.

Все было возможно. Все, что угодно, могло произойти. Все, что угодно. Софокл понял это прошлой ночью. Он находился в пустыне со своим телескопом и ждал начала метеоритного дождя.

Когда он увидел Иисуса.

Когда он увидел Иисуса, целующего Мануэля Торреса.

Софокл поднял глаза от униформы, над которой трудился, почувствовав какой-то дискомфорт. Им овладело неприятное ощущение, будто он что-то забыл или сделал что-то не так. Софокл нахмурился, стараясь поймать мысль, вспомнить. Потом увидел свое рукоделие, висевшее на плечиках на стене, и снова расслабился, убедившись, что с окружающим миром все в порядке.

Снаружи было темно, и часы над его столом показывали, что уже десять тридцать, но он пока еще не устал. Софокл взял из кучи нижнего белья мужскую майку и трусы. Он мог продолжать шить часами. Он без проблем может работать и после полуночи. Возможно, до утренней зари.

Президент банка ухмыльнулся. Если повезет, он закончит шить униформы к пятнице.

Дверь в палату городского совета была открыта, когда Роберт проходил мимо, и он, на секунду остановившись, заглянул внутрь. В комнате было темно, ее освещал только тусклый свет ламп, находившихся на потолке над креслами членов совета; галерея была погружена в сумрак, как и проходы вдоль стен. Было что-то пугающее в этих освещенных пустых креслах, стоявших вокруг высокого круглого стола, и Роберт почувствовал, как холодные мурашки побежали по его шее. Он ускорил шаг, не оглядываясь.

Роберт раньше сотни раз проходил мимо палаты городского совета в такие вечера и никогда о ней не задумывался, но сегодня все было по-другому. Сегодня все казалось пугающим.

Отчасти это было связано с этим проклятым отчетом о вскрытии. Мысли о нем преследовали его уже второй день, с тех пор как он получил отчет.

Вудс объявлял официальной причиной смерти, если перевести его заключение на обычный язык, обескровливание, или «полную потерю крови», но обстоятельства, с которыми была связана эта потеря, были пугающими. Из трупа Мануэля Торреса были удалены не только кровь, но и вода, спинномозговая жидкость, слюна, семенная жидкость и даже желчь, то есть все жидкости, производившиеся человеческим телом и сохранявшиеся в нем. И все эти жидкости были высосаны через единственное круглое отверстие на шее механика.