Ромашка для Горыныча - Юлианна Клермон

что не с того начинаете?

Не отвожу взгляд. Молча смотрю на ректора.

Не дождавшись моего ответа, мужчина продолжает:

— Может быть, Вы ответите, что не поделили со студенткой Лариной и её одногруппницами?

Молча качаю головой.

— Как понимать Вашу пантомиму? — ректор окидывает меня недовольным взглядом и откидывается на спинку кресла.

— Не отвечу, — говорю коротко.

— Кто начал драку?

Вопрос повисает в воздухе и остаётся без ответа.

— Вылетите из института, даже не успев начать учиться, — угрожает ректор.

— Не имеете права, — парирую. — За некорректное поведение можете влепить мне только предупреждение. А для исключения предупреждений должно быть не менее трёх. Да и то, не в моём случае. Я — сирота, и Ваш институт получает за меня дотации.

Ох, надеюсь, не перегибаю?

— Лиесс, Вы мне сейчас угрожаете?

Ректор рычит и сверлит меня гневным взглядом, но мне отступать некуда. Либо со щитом, либо на щите…

— Констатирую факт, — упрямо поджимаю губы и смотрю ректору прямо в глаза.

Могла бы сдать всех и выслужиться перед ним. Но мне не только учиться ещё в этом институте, но и жить в одной общаге, как минимум, с блондой.

Не добившись ответа, ректор объявляет нам всем предупреждение. Причём, у блонды оно уже второе.

— Ларина, ещё раз что-нибудь натворите, вылетите из института даже без справки, — рявкает ректор и выставляет нас из кабинета.

Не хочется оставаться в коридоре с агрессивно настроенными девицами, но кто меня спрашивал? Жду несколько секунд, давая возможность компании отойти подальше, и иду вслед за ними.

Возвращение в общагу, дубль два.

Пока были у ректора, шок немного отпустил, и теперь чувствую, как болит, кажется, вообще всё тело. И скула теперь не просто ноет, но ещё и горит. Всё-таки фингалу быть!

Надо было что-нибудь холодное приложить, а теперь уже поздно. Прикладываю к лицу холодную ладонь. Может, хоть какая-то польза будет.

Выхожу на крыльцо и встречаюсь с взглядами агрессивной четвёрки. Кажется, уже ненавижу эффект дежавю.

— Ты, конечно, молодец, что нас не сдала, — начинает блонда, — но насчёт Горыныча я тебя предупредила. И я не шучу!

— Услышано, — холодно цежу и прохожу мимо.

Как ты меня задолбал, Горин! За такой короткий промежуток времени умудрился пробраться не только мне под кожу, но и в мою жизнь!

И наследил в ней везде, где только можно!

Глава 7

Иду в сторону общаги. По дороге захожу в магазин, покупаю батон. Несмотря на всё случившееся, свои обязанности помню. Значит, мозги не все отбили.

Продавщица на кассе косится на меня.

Молчу. Перед незнакомой женщиной за распухшую скулу оправдываться не буду.

— Может, тебе помощь нужна? — тихонько спрашивает она, когда я уже отхожу.

— Нет, спасибо. Все нормально, — машу рукой и выхожу на улицу.

На крыльце общаги небольшое столпотворение. Народ что-то обсуждает. Поднимаюсь. Неожиданно голоса смолкают, все оборачиваются ко мне и расступаются. Интересно, с чего бы мне такая честь оказана?

От девчонок отделяется Милана, брюнетка с тату.

— Сонь, у тебя всё в порядке?

— Ну да, — пожимаю плечами. — А что не так-то?

Брюнетка косится на подружек, а потом быстро подходит ко мне.

— Говорят, у вас с Элиной разборки были. Тебе не сильно досталось? — шепчет и кивает на щёку.

Быстро здесь сплетни разлетаются, я только в магазин успела зайти.

— Нет, не сильно, — бросаю равнодушно и быстро скрываюсь за дверью.

Девчонки со мной носятся, как курухи. Новость уже и до них дошла.

— Ой, Сонька, ну как же так-то? — стонет Алина, готовя для меня холодный компресс из куска какой-то тряпки и ледяной воды из-под крана. — Тебя одну вообще отпускать никуда нельзя. Вечно в неприятности влипаешь.

— Мы теперь тебя будем после пар дожидаться или приходить встречать, — поддакивает Рита.

Так и хочется ответить девчонкам, что неприятности у меня случаются только из-за Горина или рядом с ним. Но молчу.

— Не надо меня встречать, — бурчу. — Что за детский сад развели? Сама дойду.

— А если Элина опять на тебя наедет? — хмурится Рита.

Криво улыбаюсь.

— Не наедет. Я ей сказала, что мне на её Горина розово-сиренево.

— Ну, а если?!.. — никак не может успокоиться подруга.

— Никаких "если"! У нас договор. Я не имею ничего общего с её парнем, а она не ищет финансы для изготовления надгробного памятника с моим именем.

Девчонки в ужасе взирают на меня, а я стараюсь весело и беззаботно улыбаться.

— Сонь… — в испуге шепчет Алина, но в этот момент в дверь стучат.

Она замолкает и идёт открывать. С кем-то здоровается, а затем выходит в коридор и возвращается с коробкой в руках. Закрывает дверь и подходит ко мне.

— Сонь, это тебе.

Смотрю на красивую коробку в её руках, но забирать не спешу.

— И что там?

— Не знаю. Это же тебе передали. Открой и посмотри.

— Зато я знаю! — хитро улыбается Рита.

— И что?

— Обувь! — она тычет пальцем в надпись на крышке. — Я знаю эту фирму. Очень хорошая, дорогая, качественная обувь.

— Ну, тогда посылочка точно не по адресу, — снимаю с глаза компресс, мочу его в чашке, снова прикладываю к лицу и равнодушно добавляю: — Верни тому, кто её передал.

Алина пожимает плечами.

— Так это курьер был. Передал посылку, сказал: для Сони. Я только расписалась за тебя.

Вскидываю на подругу насмешливый взгляд.

— Значит, отнеси на вахту. Скоро он поймёт, что ошибся адресом и вернётся за своей коробкой.

— Ой, девочки, а может, посмотрим, что там? — Рита складывает ладони в умоляющем жесте. — Ну, пожалуйста. Я такую обувь только в рекламе и видела.

Алина ставит коробку на стол и приоткрывает крышку. Вижу, как у неё загораются глаза.

— Мы только одним глазком. Портить ничего не будем, — заговорщически шепчет она.

Равнодушно пожимаю плечами и обновляю компресс. Мне абсолютно неинтересна эта дорогая качественная обувь. Всё равно мне такая не светит. Ну, если только лет через десять.

Девчонки, между тем, достают из коробки два мешочка, а потом тихо восторженно вздыхают.

Вскидываю на них правый глаз, потому что левый закрыт тряпкой.

— Сонь, ты посмотри, какая красота! — с придыханием пищит Алина.

— И офигеть, сколько стоит! — вторит ей Рита.

У девчонок в руках удивительной красоты осенние кроссовки. Сразу видно, что тёплые и очень удобные.

И цвет такой мажорский — абсолютно белый. Тут же вспоминаю мажора с его любовью ко всему белоснежному, а потом — свои утренние рыдания над старыми мокрыми кроссовками.

— Сонь, может, примеришь? — Рита с надеждой во взгляде протягивает мне обувь. — Размер как раз твой — тридцать пятый.

Я бледнею, а потом краснею.