Три дня в Сирии - Михель Гавен

— Выходит, они стояли и за Мухаммедом Аттой, который руководил нападением на башни-близнецы? — удивленно спросила Джин.

— Кто же еще им руководил? — ответил вопросом на вопрос Дэвид, стряхивая пепел с сигареты. — Они пытаются нас убедить, что это мы им сами руководили. Как бы не так. У нас не было ни малейшего повода быть недовольными Саддамом. Русские ловко втянули нас в эту войну, отвлекая от событий в Европе и от осуществления своих собственных преступных планов. Вспомни, пожалуйста, о цене на нефть. С чего она вдруг так выросла после 2000 года? Именно завышенные цены на нефть являются главным источником пополнения их бюджета. Русские правители слишком хорошо запомнили негативный опыт Горбачева, когда действительно мирная политика, настоящая разрядка и вывод советских войск из Афганистана привела к тому, что цены снизились до небывалого уровня, и экономика СССР треснула. Им всегда нужна война и напряженность. Цены должны держаться на уровне, необходимом для поддержания их прогнившего, отсталого режима, целиком не способного к модернизации. Русские с успехом продолжают этот путь. Как только у них начинаются трудности с деньгами или с политической стабильностью, то сразу Иран испытывает какую-нибудь новую ракету, перекрывает залив, потрясает своими ядерными зарядами. Цена на нефть зашкаливает за двести долларов. Как считаешь, ловко?

— И наши политики не понимают этого? — вновь задала вопрос обескураженная Джин.

— Сначала не понимали. Клан Бушей сел в глубокую лужу, нанеся существенный урон Соединенным Штатам. К тому же многим вашингтонцам вскружил голову крах СССР, о котором они едва смели мечтать. Оказывается, дело сделано не до конца. Сейчас кое-что начало доходить, и это было похоже на холодный душ. Сразу схватились за старые планы ПРО, но время уже упущено, и наверстывать потерянное придется колоссальными усилиями. Очень важно, чтобы внутри России созрели силы, способные противостоять режиму. Речь может идти только об образованных молодых людях, которые не отравлены подкожным страхом, сидящем в каждом человеке, выросшем в СССР. Правители тоже понимают это, поэтому загоняют молодежь в националистические организации, нагнетают старые антисемитские настроения, а тех, кого послабее, отравляют наркотиками. Они фактически лишили подрастающее поколение всестороннего, современного образования. Это ли не крест на будущем развитии страны? Зато российские правители всячески насаждают своих попов, которые издавна считались одним из действенных способов удержания России в страхе и раболепии. Ничуть не ущемляя величия и значимости христианской веры, хочу заметить лишь тот факт, что, когда церковь прислуживает государству, получается возвращение к устоям, от которых цивилизованный мир отказался еще в Средние века. Впрочем, мы-то занимаемся Ближним Востоком, а ситуация в России не является нашей задачей. Хотя все, конечно, связано, — задумчиво произнес Дэвид, затушив сигарету. — Наша ближайшая задача — Сирия. Если нам удастся свергнуть Асада, как удалось свергнуть Каддафи, то группировка Логинова получит колоссальный удар, который вполне может сокрушить всю конструкцию. Вот к этому мы и должны приложить самые напряженные усилия. С падением Сирии вся мировая конфигурация разрушится, а это значит, что рухнут режимы, опиравшиеся на нее. Начнется новое перераспределение сил. Сирия — краеугольный камень. Иран в одиночку не устоит ни дня. К тому же у него с Россией не такие безоблачные отношения, как у режима Асада. Связи надо разрывать. Удалив одного игрока, второй не удержится и рухнет сам. Тогда и у горе-сауронов на Кремлевской горе зла не останется козырей для оправдания своего существования. Цена на нефть покатится вниз, и их смоет недовольством собственного народа, как это произошло в 1991 году. У России нет иного будущего, кроме союза с Европой и Америкой, то есть государствами, основанными на христианской идеологии. В грядущем и неизбежном столкновении цивилизаций русским лучше примкнуть к своим исконным духовным братьям, чем позволять коммунистическому безбожному Китаю вертеть собой, постепенно прибирая земли в Сибири. Не стоит забывать и о подкормке идеологов исламского терроризма, сделавших на горе и смерти людей по всему миру немалые личные состояния. Я уверен, Америка согласится принять Россию как равного партнера и даже поделится высочайшими технологиями. Не все же им сидеть на нефтяной трубе. Вот только контактировать с группировкой Логинова мы не будем. Если мы сокрушим Сирию — альтернатив естественному процессу не предвидится. Волшебник Гендальф, вы слышите? — Дэвид шутливо наклонился к Джин. — Пора совершить еще одно доброе дело, вы не находите? Где ваш белый посох, несущий свет во тьму?

— Мой посох всегда при мне, — ответила Джин, с удовольствием улыбнувшись. — Я готова выполнить все, что нужно, при любых условиях. Надеюсь, ты не сомневаешься в этом, Дэвид?

— Я не сомневаюсь, Джин, — бодро сказал ее собеседник.

* * *

— Ох, жарко, запарилась вся, — быстро проговорила Светлана, плюхнувшись в кресло напротив рабочего стола Джин.

Она была одета в платье крикливой малиновой расцветки, еще и украшенное крупными белыми цветами. Волосы взбиты начесом, прямо как носили в середине семидесятых годов. Губы и ногти женщины были на этот раз также ярко-красными. Джин показалось, что Светлана как будто сошла с картинки старого журнала, рассказывающего о жизни в СССР. Именно такую прессу Джин в детстве нередко находила в кабинете матери. Прожив к тому времени более тридцати лет на Западе, Натали Голицына всегда живо интересовалась происходящим у нее на родине. Наталья не брезговала почитать и «USSR Today» — пропагандистское издание, распространяемое советскими дипломатами. Вот такие передовые колхозницы и ударницы социалистического труда, на которых так сильно смахивала Светлана, изображались там на обложке. Только явно арабская сумочка с бисером, которую Светлана по обыкновению теребила в руках, выбивалась из общего пошловатого образа, словно воскресшего из давно прошедших времен.

— Во время разговора со Снежанкой я прямо передергалась вся, — продолжала тараторить Светлана. — Разговаривала с ней в саду, чтоб не слышали ничего домашние-то. Куда от них денешься? Младшая сестра моего муженька все подслушала, доложив ему потом о нашем разговоре. Хоть по-русски она и не понимает… По-английски Снежана еще неплохо говорит, но на этот раз весь разговор шел на русском языке. Представляете, о чем они думают-то? — всплеснула руками женщина. — Мол, говорит с кем-то, значит, мужик какой-то завелся. Семье позора тогда явно не миновать. Сразу моему все доложила. Он примчался. Дома же сидит, а на работу не пропрешь его. К израильтянам, говорит, наниматься не пойду, я сириец. Лучше подожду, пока Голаны снова сирийскими станут. Я ему говорю, мы так с голоду помрем, поджидая, а он как не слышит. Эх, ему-то до меня и дела нет! Национальная гордость важнее. Короче говоря, начал орать на меня, дескать, кто звонил, чего сказал. Хорошо, ваша машина подкатила и ему пришлось заткнуться. Перед израильской полицией не очень-то руками помашешь. Быстро тебя заберут за нарушение общественного порядка, и не откупишься от них, как в Сирии. Взяток не берут, беда-то какая, — сказала Светлана, усмехаясь. — В Сирии как барана пригонишь или отрез ткани на платье жене выложишь, так полицейский мгновенно и отпустит, а тут — ни-ни. Еще больший срок влепят, и вообще под суд пойдешь.