Время камней - Михаил Ежов

Телохранители добили израненного орка и, спешившись, подхватили своего командира. Их окружили другие рыцари, чтобы дать возможность унести раненого с поля боя. Орки, те, что были рядом, радостно завопили, увидев падение предводителя защитников Норфорда, и передали эту новость остальным. Через четверть часа уже все орки знали, что противник остался без полководца, и, воодушевленные, с новыми силами ринулись в бой.

Герцог Даршак чувствовал, что его куда-то несут, но сквозь кровавую пелену видел только голубое небо, мелькавшее где-то высоко-высоко. В ушах гудело, а сердце, казалось, готово было вырваться из груди — каждый толчок причинял ему боль.

Он не видел, как огромный камень, описав дугу и не долетев до стены внутренней крепости, обрушился вниз, разметав половину воинов, несших своего предводителя в цитадель, чтобы уберечь от врагов, и не почувствовал, как осколок отсек ему по локоть вторую руку, и как оставшиеся в живых телохранители замотали ему обрубок какой-то тряпкой и потащили дальше, падая и спотыкаясь.

А потом был подъем по винтовой лестнице, который казался Даршаку долгим путешествием по волнам. Его положили на кровать и оставили, потому что каждый воин был на счету, и ни один не остался с ним, чтобы проводить в последний путь, — раны были смертельны, и никто по этому поводу не заблуждался.

Даршак лежал на спине, тяжело дыша и прислушиваясь к своим ощущениям. Единственное, что он чувствовал, это то, что жизнь постепенно покидает его. Он мог пошевелиться, но не подняться. Ему уже не вернуться в бой, не повести своих воинов на смерть или к победе.

Снаружи доносились приглушенные звуки битвы — казалось, они долетают из чужого далекого сна, но герцог знал, что там бьются и умирают его воины, последние защитники Норфорда, а теперь и его собственные. И это причиняло ему боль, потому что он хотел быть с ними, рубить врагов, а не дожидаться своей участи, которая при любом исходе была одна — смерть.

Герцогу казалось, что звуки битвы приближаются. Это должно было означать, что орки побеждают. Даршак мучительно застонал. Он не знал, что сильнее причиняло ему боль: начинающие чувствоваться раны или осознание того, что все было напрасно и Ольтодун скоро перестанет существовать так же, как несколько лет назад перестал существовать Вайтандар, разрушенный неистовым Рогбольдом. Даршак не хотел той же судьбы для своей страны, он готов был отдать все, даже свою жизнь, ради нее. И поэтому он разлепил сухие запекшиеся губы и прохрипел без особой надежды на то, что его услышат:

— Боги! Всесильные и всемогущие! Я обращаюсь к вам! Если вы слышите меня, то внемлите моей мольбе: дайте Ольтодуну свободу, прогоните орду, даруйте моим воинам победу, — он перевел дыхание и продолжал: — А если я прошу слишком многого, то хотя бы дайте мне руки, чтобы я мог сражаться и умереть за свою страну! — Он прикрыл глаза и прислушался, но ничего не изменилось. Боги не слышали его или не желали вмешиваться. А может, именно они обрекли Ольтодун на гибель. — Возьмите все, что у меня есть, — пробормотал Даршак в последней, отчаянной надежде. — Заберите мою жизнь, если она — подходящая цена!

Воздух заискрился, и лорд вздрогнул от неожиданности. Скосив глаза, он наблюдал за тем, как над полом растет переливающийся всеми цветами радуги сияющий круг, от которого во все стороны летели короткие яркие молнии. В центре появилась огромная, как показалось Даршаку, фигура. Существо переступило сверкающую границу и очутилось в комнате. Оно выглядело как высокий черноволосый мужчина с грубыми чертами лица, облаченный в черные доспехи, покрытые искусной насечкой — узоры были незнакомы Даршаку. Глубокие темные глаза смотрели пристально, а само существо не шевелилось и молчало. Лорд не мог вымолвить ни слова. Он пытался понять, кто перед ним: Дан — бог подземного царства — пришедший, чтобы унести его душу в Камиар, Райзнарг — бог молнии, разгневавшийся за то, что человек посмел взывать к богам, Трай — бог огня, пожаловавший по приказу своего отца, или Унгкер — бог войны, внявший его мольбе.

— Зачем ты звал меня? — заговорил пришелец, и Даршак вздрогнул. Голос бога был низким и ровным, в нем не слышалось гнева.

— Я… — герцог знал, что должен ответить, но растерялся. Он смотрел в глаза бога и не мог поверить, что это свершилось.

— Я жду, — напомнил бог.

— Кто ты? — выдавил из себя Даршак. Он решил, что должен знать, с кем говорит.

— Унгкер, — ответил бог.

Герцог вздохнул почти с облегчением.

— Я прошу… даровать победу моему народу, — проговорил он.

— Нет, — бог покачал головой. — Ты просишь слишком много.

— Тогда дай мне руки, чтобы я мог сражаться!

Бог несколько секунд молча смотрел на лорда, потом сказал:

— Что ты предлагаешь взамен?

— Все, что угодно!

— У тебя нет всего, что мне угодно.

— Все, что есть у меня. Хоть мою жизнь!

— Зачем она мне? Она ценна лишь для тебя.

— Тогда… — Даршак не знал, что еще предложить. — Чего ты хочешь?

— Служение.

— Прости меня, великий Унгкер, но я не понимаю. Должно быть, это раны… Мой разум оставляет меня.

— Я объясню. Мне нужно, чтобы ты исполнил мою волю. Только один раз. Если я дам тебе руки и ты выживешь в битве, то должен будешь сделать то, о чем я попрошу.

— Я согласен!

— Не торопись. Тебе может не поиравигься… — бог замолчал, не договорив.

— Я согласен!

— Хорошо. Приготовься, — бог сложил перед собой ладони и наклонил голову. Вокруг него заплясали голубые огоньки, они походили на роившихся пчел, и их становилось все больше, пока бог не оказался стоящим в столпе лазурного света. Он развел руки и протянул их к Даршаку. Герцог почувствовал, как тепло струится в него, проясняя разум, заставляя кровь бежать быстрее, усмиряя боль. Потом в локтях заныло, раны обожгло и он потерял сознание.

Когда Даршак пришел в себя и открыл глаза, Унгкера в комнате не было. Герцог пошевелился и почувствовал себя совершенно здоровым и полным сил. С трепетом он поднял руки и… увидел, что они целы. Более того, ниже локтей они казались сделанными из чистой энергии, переливающейся, подобно жидкому металлу. И в них была СИЛА. Настоящая, которой не дано овладеть смертному. Бог словно передал Даршаку частицу своей небесной сущности. Герцог возликовал. Он вскочил на ноги и огляделся в поисках оружия. Его меч лежал на кровати в ногах — видимо, его положили туда те, кто принес раненого лорда. Даршак схватил оружие и обнажил. Каким прекрасным показался ему холодный клинок! В нем словно уже была заключена победа! Герцог прислушался к шуму боя и бросился вниз, перепрыгивая через две ступеньки.

Он выбежал на улицу и увидел, что ворота внутренней цитадели открыты и бой идет перед ними. Кругом валялись вперемешку трупы людей, орков и коней. Ноги скользили в кровавых лужах. Даршак приложил к губам боевой рог и дунул что было сил, чтобы дать своим воинам знать, что он здесь, с ними. Несколько лиц обратились к нему, на них отразилось изумление, непонимающие взгляды скользнули на сияющие руки, а потом герцог увидел, как удивление сменилось радостью. Он поднял меч и бросился в бой, чувствуя, что может сокрушить любого врага. И орки разлетались от него, словно от урагана. Падали отрубленные конечности и головы, со звоном выпадали из обессилевших рук секиры и палицы, горячая кровь ложилась на герцога длинными багровыми полосами. Люди выкрикивали имя своего господина, как боевой клич, и бросались в бой, словно за спиной каждого из них стоял бог войны и защищал от вражеских клинков. Орки дрогнули и попятились. Им показалось, что в их ряды ворвалась сама смерть, и сверкающие руки воскресшего герцога пугали их больше, чем его ярость.