Сестрички с севера - Шэн Кэи

– А? Платить надо?

– Разумеется. Десять юаней!

– Что?! Десять юаней? Ты меня надуть хочешь!

– Столько и стоит! Давай быстрее! Не задерживай меня. Ну, или давай найдем местечко, перепихнемся разок, тогда десять юаней прощу тебе. – Мотоциклист бесцеремонно высверливал взглядом дырку на груди Цянь Сяохун.

– Сукин ты сын! Чтоб тебя! Это ж обдираловка средь бела дня! На хрена я только встала спозаранку! – В потоке ругани проскальзывали и слова родного диалекта.

Но делать нечего, пришлось достать деньги, после чего девушка рассерженно потопала к воротам фабрики «Счастливая утка», где столпилось около сотни человек, обступив ворота плотным кольцом. Перед ее глазами колыхалось море черных голов.

– Набирают рабочих?

– Угу. Но вроде как всего тридцать человек.

– А?

– Сейчас все стоят в очереди, чтобы приобрести бланки и заполнить заявления.

– А потом чё?

– Ждать зачисления на работу.

Цянь Сяохун завела беседу со стоявшими у ворот людьми.

Во время обеденного перерыва очередь не расходилась. Цянь Сяохун тоже не осмелилась уйти, так и простояла до заката, чтобы потратить два юаня и купить бланки, в один из которых она от балды вписала дату рождения Ли Сыцзян. Через неделю будут известны результаты, на воротах вывесят список. Вашу мать! Похлеще, чем столичные экзамены[24]сдавать!

Обратно Цянь Сяохун вернулась уже затемно. В маленьких окошках барака горел свет, жалкий огонек, словно сокрушенно вздыхавший о недостижимости роскоши, совсем как Рябой Ли, который спал рядом с девушками, но вел себя чинно и благородно, полностью подавляя свою природу. Сколько за этим спокойствием скрывалось желаний и тревог! И все-таки достичь роскоши далеко не так просто, как овладеть женщиной. Сколько уже Рябой Ли в Шэньчжэне? А все еще здесь ютится! С Ли Сыцзян познакомился всего ничего и уже ее окучил. А окучивал-то он ее девственность! Девственная плева – это вообще что такое?! Да считай ничего! Вот пробил Рябой Ли эту перегородку, и грош ей цена, лучше уж было продать за восемь-десять тысяч, так хоть что-то. Если Рябой Ли лишил ее девственности, то плева эта просто кусок кожи, не больше. Цянь Сяохун огорчалась за подругу, что та продешевила, а Рябой Ли поживился.

7

Ли Сыцзян в бараке не оказалось, а Рябой Ли сидел в оцепенении на кровати. Глаза его ввалились, под ними появились темные круги, как у панды – национального достояния Китая, понятное дело, потому что вчера он провел ночь без сна. При виде Цянь Сяохун Рябой Ли закатил глаза так, что белки показались, а потом поспешно принял нормальную позу и выражение лица.

– А где наше Яблочко? Погулять пошла? – торопливо спросила Цянь Сяохун, не потрудившись даже стереть пыль с лица. – Как бы ее не заграбастали!

– Она… она пошла к начальнику Чжуану… – нерешительно промямлил Рябой Ли.

– Что от нее надо этому развратнику? А ты чего такой спокойный? – Цянь Сяохун решила, что ему неловко из-за своего поведения накануне вечером.

– А почему бы мне не быть спокойным? Ли Сыцзян же не моя! – произнес Рябой Ли, растягивая слоги.

– В смысле? Не твоя? А какого черта ты вчера вечером распускал руки? Ты вообще нормальный человек?

– Если бы я был ненормальный, то давно переспал бы с ней! Если бы я лежал рядом с двумя бабами и не мучился, это значило бы, что со мной что-то не так. Да я ночью даже не раздевался, спроси у Ли Сыцзян!

– Ах… – Тут Цянь Сяохун внезапно озарило. – Так ты просто проводил с ней сексуальное обучение?!

– Цянь Сяохун, если ты еще хоть слово скажешь в том же духе, то я реально с ума сойду. Я тебе скажу без обиняков, что всю ночь фантазировал про вас обеих. Пусть я и малообразованный парень, но вел себя как подобает благородному человеку, как гребаный импотент Люся Хуэй[25].

Цянь Сяохун снова тихонько ахнула.

– Вот уж не думала, что навлеку на тебя подобные неприятности.

– Да я сам виноват, что унесся мечтами черт-те куда. Но ты вот честно скажи, когда рядом с тобой лежит мужик из плоти и крови, у тебя не появляются всякие мыслишки?

Цянь Сяохун растянула губы в улыбке:

– Ты этот вопрос лучше Ли Сыцзян задай. Она ж к тебе ближе лежит.

– Если ты не хочешь говорить, то она и подавно не станет, – помрачнел Рябой Ли.

– Чего я не стану? – До них долетел голос Ли Сыцзян, послышались сбивчивые шаги.

Рябой Ли тут же принялся с глупым видом листать журнал, а Цянь Сяохун украдкой хихикнула.

– Где была?

Ли Сыцзян достала из кармана две маленькие зеленые книжечки.

– Это что такое?.. О! Свидетельства? – Цянь Сяохун заметила золотое тиснение, и в третий раз у нее расширились глаза, в этот раз сильнее всего, почти вылезли из орбит.

– Ага, – коротко ответила Ли Сыцзян. На лице ее застыло спокойствие, как у малыша, который впервые сам надел носочки. Она обрела самостоятельность, да и веры в себя прибавилось, маленькие глазки уже не выглядели растерянными, как прежде.

Рябой Ли взял у нее свидетельство, повертел с одеревенелым лицом и вернул.

– Начальник Чжуан выправил? – Цянь Сяохун понимала, что тут что-то нечисто.

– Я сходила к начальнику Чжуану, а он отвел меня к главе поселения, тот и помог.

– Помог? Он тебя… Ли Сыцзян, ты что наделала! – И без того красные глаза Цянь Сяохун покраснели еще больше. – Почему ты со мной не обсудила? Мы бы что-нибудь придумали!

– Сяохун, я видела, как сегодня на улице схватили целую кучу народа. А девственность – это что такое? Я даже не чувствую, что чего-то лишилась. А завтра проснемся и будем свободны!

Цянь Сяохун не могла найти связь между «девственностью» и «свободой», эта аналогия смутно казалась парадоксальной, однако результат был налицо. Девственность оказалась очень даже важной для всего, кроме настоящей любви.

В ночи до них долетали звуки ругани вперемешку с громким светом, а в их комнатенке слышалось лишь дыхание трех человек, каждый из которых молча скорбел по девственности Ли Сыцзян. Цянь Сяохун горевала, Рябой Ли был раздосадован, а сама Ли Сыцзян практически не испытывала никаких сожалений. Рябой Ли был раздосадован и еще по одной причине: он мог бы с удовольствием лишить девушку девственности, хотя цена и смысл были бы несравнимы с получением свидетельств о временном проживании. Цянь Сяохун горевала, потому что не хотела доходить до такого. Ли Сыцзян сидела опустив голову, ничем не прикрытая лампочка на потолке освещала полоску кожи, где проходил пробор в волосах, а вот выражения лица не было видно. Кап-кап-кап! Слезы капали на туфли из искусственной кожи, смывали с них серую пыль, оставляя черные полоски. Ли Сыцзян поджала ноги, и теперь слезы беззвучно падали на пол. Она то и дело ерзала, ей явно было неудобно сидеть. Цянь Сяохун понимала, что Ли Сыцзян сейчас больно, поэтому поднялась и, взяв пластиковое красное ведерко, сходила за водой, выпятив грудь больше обычного и от обиды и злости громко шаркая по цементному полу. Потом она с тем же шаркающим звуком вернулась и поставила полное ведро с глухим стуком.