Король забавляется - Наталия Ипатова

— Ну, — спросил он, — достаточно у тебя ко мне доверия, чтобы спуститься туда по моему слову?

Аранта прислонилась спиной к стене. Покрытая льдом, она все же вызывала меньший инстинктивный ужас, чем этот провал, напоминающий дорогу в ад.

— Что там?

Не стану тебя обманывать. Да и не хочу. И никогда не буду. Там собственный персональный ад нашего дома. Я был там однажды… подготовившись куда хуже, чем сегодня. И мне хотелось взять тебя туда на экскурсию.

— Зачем?

— Не веришь? Ладно. А я тебе доверюсь. Смотри, как это делается.

Он протолкнул факелы вниз и ловко, словно делал это каждый день, последовал за ними, нырнув в дыру вперед ногами, и притормозил движение вниз по скользкому ледяному желобу, удержавшись за веревку. Наружу торчала только его голова.

— Моя жизнь в твоих руках, — сказал он. — Если хочешь избавиться от меня, сломай копье. Вниз не сбрасывай, потому что тогда я выберусь. А если я выберусь…

Продолжать он не стал, потому что не стоило. И так было ясно, что, если он выберется, кому-то сильно не поздоровится.

И он исчез из виду, соскользнув по веревке вниз. Аранта подождала минуту, слабо надеясь, что у него пройдет дурь, потом, обреченно вздохнув, полезла следом. Это был ее чертов крест. В эту минуту она ненавидела всех мужиков как класс.

Веревка замедлила ее движение, но обожгла ладони болью содранной кожи, однако все кончилось так быстро, что она не успела и охнуть. Рэндалл снизу подхватил ее на руки, и пока не отпустил, ничего вокруг не существовало, как в те времена, когда Грэхем не заложил еще первый камень в основание мира.

— Ну и на что тут можно поглядеть?

— Сейчас.

Она услышала щелканье кремня в темноте, запах тлеющего трута, потом в конце концов Рэндалл запалил факел.

— Ну… вот, — сказал он, поднимая его вверх и описывая им круг над головой.

Там вокруг сидели, раскинув крылья, большие горбатые птицы в сказочной, сияющей бриллиантами изморози шкуре, а сам свод, прорезанный стрелами нервюр и формой напоминающий яйцо, вид изнутри, каменной тяжестью нависал над самой головой, и сверху вниз устремлялись иглы сталактитов. Ближайшая горгулья очертанием плеч, размахом крыльев и общим впечатлением внезапно напомнила ей об Уриене Брогау, но потом Аранта больше о нем не думала.

— Насколько я понимаю, — сказал Рэндалл, — это помещение очень велико. Не в диаметре, — усмехнувшись, прервал он ее едва начавшееся возражение. — Вглубь.

Аранта невольно перевела взгляд себе под ноги.

— Ты хочешь сказать, мы стоим на льду?

— И под нами — бездна. — Он огляделся вновь, а потом покосился на нее. — Поболтаем? Вопросы есть?

Вопросы были, но все какие-то… неоформленные. За светом факелов черной стеной стояла жуть.

— Когда я угодил сюда в первый раз, — сказал Рэндалл, — у меня не было ни палки, ни веревки, и почти сразу же не стало света. Так что, как видишь, сегодня я о нас позаботился.

— Что это за место?

— Здесь топят котят Баккара.

— Твой собственный ад?

— Да. Я с тринадцати лет таскаю его в себе. В голове и в сердце, в каждом ночном кошмаре. Стоит мне на минуту освободить голову, как мне мерещатся бронзовые двери высотой до неба, по контуру обведенные огнем и смыкающиеся передо мной, оставляющие меня в холоде, одиночестве и тишине. Персональный ад. В конце концов я решил, что мне нужно вернуться сюда, увидеть все это снова, убедиться, что все стало незначительнее и меньше, и совсем от него избавиться. Лучше с кем-то. Чтобы показать и рассказать, вскрыть и разложить на части. Чтобы отрезать его к чертям собачьим. А кому, кроме тебя, я могу доверять? Я ведь могу тебе доверять?

Он стоял, держа факел в руке, и, казалось, почти совсем не замечал холода, подступавшего ей к самому сердцу. Было так холодно, что она даже думать не могла.

— Тебя скоро нашли?

— Меня вообще не нашли.

Она посмотрела на него, как на безумца, и он усмехнулся в ответ.

— Никто и подумать не мог, где искать. Да и стал бы? Это, видишь ли, случилось в ночь свадьбы моей матери… с его… — он мотнул головой неопределенно вверх, — отцом, будь он проклят в аду. Я вылез сам. Пойдем покажу откуда.

Переступая через вздыбленный лед, они побрели по снежному полю. Иногда, когда было трудно, Рэндалл поддерживал ее за руку.

— Отсюда? — недоверчиво переспросила Аранта, разглядывая трещину в стене. У нее зуб на зуб не попадал.

— В тринадцать лет я был довольно тощим и очень хотел жить.

Он сделал несколько шагов по ровной кромке.

— Там соседний зал, — наконец сказал он. — В точности такой же, как этот, с той лишь разницей, что туда выходит кухонный колодец. Мне удалось зацепиться за цепь, и меня вытащили в бадье. Меня до сих пор оторопь берет, когда думаю, как я в прорубь не сорвался.

— Ты тогда уже был… заклят? — Он кивнул.

— Отец проделал это, умирая. Думаю, хотел с моей помощью отыграться на всех тех, кого оставлял живыми. Мне было десять, и я отчаянно трусил. Потом… потом те три года я тоже жил в постоянном страхе. Немудрено, ведь надо мною висела зловещая тень регента, любовника моей матери. Он, видишь ли, весьма последовательно шел к моему устранению. Во всяком случае, мне его планы были вполне очевидны.

Сделав очередную паузу, Рэндалл посветил факелом в щель, что спасла ему жизнь. Глянув под ноги, Аранта увидела вмерзшие в лед обломки костей.

— Когда я выбрался отсюда, я понял, что самое страшное со мной уже случилось. Ничего… хуже быть просто не могло. Вот тогда я перестал бояться. Вообще. Можешь ты сказать, чтобы я когда-нибудь чего-нибудь боялся?

Она молча покачала головой, безотчетно оглядываясь, где бы присесть. А может, ему бы стоило чего-нибудь бояться? Здесь, в этом месте даже вся сила их крови ничего не значит. А кто знает ее, всю силу их крови? Рэндалл с факелом в руке казался ей то воплощением света во тьме, раскинувшей над ним свои крылья, то ее порождением, и ясно было только, что долго в здравом рассудке она тут не протянет. Рэндаллу вроде бы ничего не делалось. Мельком подумалось, что все, что могло с ним сделаться, уже сделалось двадцать лет назад. Как будто и не стоял он посреди кошмара, жившего внутри него много лет. Во всяком случае, равнодушно посвечивая факелом в углы, он до обидного мало реагировал на антураж этой морозной жути.

И наоборот. Ей самой, в сущности, ничего здесь не угрожало. Рэндалл, совершенно очевидно, не замышлял против нее ничего плохого. Не в этот раз. Ничто здесь не напоминало ей, как ему, о детских страхах. Но испытываемое ею ощущение темного ужаса буквально гнуло к земле. По меньшей мере странно для человека, повидавшего и войну, и военные лазареты. Это было даже больше, чем страх за собственную жизнь. Возможно, ей было так страшно потому, что он не боялся. Если бы Аранте известно было слово «иррациональность», она бы его употребила. И сапоги, безусловно, ей следовало надеть с более толстыми подошвами.