Надгробие для карателя - Сергей Самаров

Так они позволили джамаату избежать неравного боя. А Рамиз Омаханович рассчитал правильно, что у российского спецназа нет такого опыта поиска и обнаружения подземных ходов и убежищ, как у сирийского спецназа. Да что говорить о российском спецназе, если в Сирии даже специально обученные отряды поисковиков без необходимых электронных приспособлений часто ничего не замечают, чуть не на голову моджахедам наступая. И это обученные люди, встречающиеся с подземными сооружениями постоянно!

Слегка расстроило эмира Гадисова только то, что он не перенес часть взрывчатых веществ в правую пещеру. Была ведь такая мысль. Но эмир посчитал, что если спецназовцы в одну пещеру сунутся, то и вторую обязательно обследуют. И пожертвовал запасом взрывчатых веществ. Получалось, что три его моджахеда понапрасну сложили головы на перевале, когда джамаат устроил засаду на автоколонну, перевозящую груз «сто»[14]. Двое из них были убиты в бою, когда из-под машины стрелял сержант, что сидел в машине рядом с первым водителем. Он сразу под машину нырнул, где его не было видно из-за камней и колес грузовика, за которыми он прятался, и успел дать две прицельные очереди, пока сам эмир его не увидел и не застрелил. Увидел вовремя, когда сержант высунулся, чтобы дать третью очередь. И брал на прицел самого эмира. Даже глаза их встретились. Но эмир успел нажать на спусковой крючок первым.

А потом совершенно нелепо погиб Магутдин Лачинов, ставший после гибели Абдурагима Габибова заместителем эмира. Магутдин не верил, что его могут убить. И всегда бравировал этим, считая, что его слова могут воплотиться в жизнь. И в самом деле, когда обстановка у джамаата случалась сложная, когда пули валили одного моджахеда за другим, Магутдин мог позволить себе в полный рост прогуливаться по полю боя и не кланяться пулям, которые только несколько раз рвали на нем одежду, но самого его не трогали. Магутдин любил говорить, что пули его уважают. Бравирование довело его до того, что он получил очередь в голову.

А до чего доведет джамаат Гази Джабирова его собственная несообразительность? И сможет ли джамаат выпутаться из этой истории?..

* * *

Рамиз Омаханович убрал в карман свою старенькую простую, но очень надежную трубку, имеющую мощный «долгоиграющий» аккумулятор. Он не любил новомодные смартфоны, считая их ненадежными, и предпочитал видавшую виды «Нокия», с которой не расставался уже больше десяти лет.

Вертолет пролетел. Вот-вот начнется атака с земли — с двух сторон, поскольку сам Гази признался, что ему в пятки стреляют пограничники, которых он, казалось, перехитрил и прорвался. Хотя, по большому счету, перехитрили, скорее всего, его самого — дали прорваться, чтобы запереть в ущелье и уничтожить.

С другой стороны джамаат неумного эмира должен атаковать спецназ, который Гадисов видел собственными глазами. Он видел, как спецназ спешил не опоздать к моменту уничтожения Джабирова и его людей. А тут еще и с воздуха — с третьей стороны — на джамаат Джабирова ударит «летающий танк».

Рамизу Омахановичу, по большому счету, было наплевать и на самого эмира Джабирова и на его моджахедов. Погибнут, ну и пусть погибнут. Это не те соратники, на могиле которых сама собой наворачивается непрошеная слеза. Но у этого джамаата находится груз, который должен быть доставлен Рамизу Омахановичу. Его груз, который он уже мысленно считал своей собственностью. И даже в душе возмущался — с какой это стати федералы нападают на его груз! Эмир готов был это рассматривать как грабеж со стороны государства, с которым он борется. И это вызывало у него еще большее неприятие этого государства.

Автоматной стрельбы с верховьев ущелья слышно не было, хотя Гази со своими людьми уже должен был быть не так далеко. Звуки стрельбы распространяются по ущелью стремительно, от края до края. Однако то ли спецназ с пограничниками ждут друг друга, то ли они вместе дожидаются бомбо-штурмовой удар вертолета. Но никто пока не предпринимал атаки на джамаат Джабирова. В верховьях ущелья стояла такая же тишина, какая недавно была в телефонной трубке. И была в этой тишине какая-то невнятная угроза.

Но почему молчала трубка? В этом таилась неприятная загадка, разрешить которую эмир Гадисов не мог.

— Вперед! Продвигаемся за спецназом! Преследуем! — Для наглядности эмир команду еще и рукой подтвердил. — Салман, ты идешь последним, выставляешь за спиной «итальянок»[15]. Назад, если тем же путем двинемся, первым пойдешь, будешь показывать, где поставил. Чтобы самим к Аллаху не отправиться раньше времени.

Эмир еще не решил, этим ли путем будет возвращаться джамаат. На всякий случай у него был подготовлен и другой путь, уже опробованный несколько раз.

— Сколько у тебя этих штук?

— Шесть, — ответил сапер джамаата Салман Тагиров.

— Пять выставь. Одну оставь про запас. Через сотню шагов выставляй по одной…

Салман сбросил с плеч рюкзак и вытащил одну из трех мин, которые нес. Еще три мины были в рюкзаке его помощника. Но освобождать от лишних четырех килограммов плечи помощника сапер не спешил, предпочитая освободить только свои. Эмир знал, что здесь сказывается не нежелание испытывать физическую нагрузку. Просто саперу, которому приходится пальцами вести тонкую опасную работу, не рекомендуется таскать тяжести, чтобы пальцы не дрожали и не теряли чувствительности.

Первую мину Салман стал устанавливать на самом удобном для прохода месте, учитывая при этом, что передвигаться противник будет не в колонну по одному, а в несколько колонн. Делал все с умом: мину ставил сбоку от прохода, а не по центру. Чтобы поражающие элементы снесли с тропы тех, кто будет по ней передвигаться. «Растяжку» сапер сделал хитрую. Он не просто протягивал проволоку над поверхностью, как можно было бы сделать в траве. Салман укладывал ее в землю поперек тропы, присыпал пылью и прихлопывал старательно ладонью, а кое-где и камнями приваливал. Впрочем, недостаточно тяжелыми, чтобы они не заблокировали растяжку.