Лети, звезда, на небеса! - Анна Ольховская

Что же касается мифического Лешкиного бесплодия… Кто привез его медицинскую карту из архива? Ирина. Что мешало ей добавить туда сведения о паротите? Ничего. Сам Алексей не помнит ни о какой болезни. Маленький был. Маленьким-то он был, а вот болезни, скорее всего, не существовало. А уж анализ на бесплодие за сутки тоже помогла сделать Ирина! Это подстава, в которую мог поверить только обезумевший от ревности мужчина.

Слезы опять скопились у меня в углах глаз, стремясь просолить мне щеки. Нет уж, ребята, давайте не будем терять драгоценную влагу. Да, больно, да, горько. Больно, когда тебя предает человек, без которого нечем дышать, горько от мучительной обиды за дочь.

Но выводить на чистую воду мошенников я не буду. Пусть бултыхаются в своей грязи, пусть тянут туда Майорова.

Каждый выбирает по себе,

Выбираю тоже, как умею.

Ни к кому претензий не имею.

Каждый выбирает по себе.

Всегда любила это стихотворение Левитанского, но никогда не думала, что так мучительно больно – не иметь претензий к избраннику. И с кровью, с хрустом рвать себя надвое, оставляя свою половинку другим.

Куда же мне теперь? К Левандовским? Но это наши общие с Алексеем друзья, я не могу туда. Домой, в свой город, в пустую, запыленную квартиру? Это потом, сейчас оставаться одной нет сил. Мне нужна поддержка, теплое дружеское плечо. Таньский? Не получится. Она в Швейцарии, а туда требуется виза. Мне же нужно куда-то поехать прямо сейчас, в московскую квартиру я даже заходить не хочу.

Электричка засопела, останавливаясь. Я вышла на платформу и осмотрелась. Вот и решение! Это же Белорусский вокзал!

Мобильник, естественно, оказался на самом дне сумки. Нашел время в прятки играть! Так, теперь нужный номер.

– Привет, Анетка! – зазвенел нежный голос. – Почему не звонила так долго?

– Саша, – только и смогла выговорить я. И расплакалась.

– Анетка, что случилось? Господи, да что с тобой? – ну вот, у Сашки голос тоже задрожал.

– Саш, ты где сейчас, в Минске?

– Да.

– Можно я к тебе приеду?

– Конечно! Когда?

– Я на Белорусском вокзале. Сейчас пойду и возьму билет на ближайший поезд. Можно?

– Да что ты заладила – «можно, можно»! Нужно! И не забудь перезвонить, сообщить номер поезда и вагона. Я тебя встречу. И держись там, не раскисай!

– Попробую.

Вот уж не думала, что взять билет до Минска окажется делом довольно проблематичным. Поездов ведь в ту сторону идет немеряно: на Варшаву, на Берлин, Прагу, Калининград, Вильнюс и так далее.

Но билет на нижнюю полку был только в дорогущий СВ «единички», то есть фирменного поезда Москва—Минск. Наличности в кошельке, естественно, не хватило, пришлось искать банкомат. А потом постараться донести деньги до кассы в целости и сохранности, поскольку взъерошенная тетка полубезумного вида, владеющая кредиткой и дорогим мобильником, вызвала пристальный интерес вокзальных аборигенов.

Аборигенам обломилось. Они еще какое-то время покрутились возле меня в зале ожидания, но это уже так, для очистки совести. Или что у них там вместо этого атавизма?

На жутко неудобном пластиковом кресле пришлось промучиться еще около трех часов, прежде чем объявили посадку на мой поезд.

Я так устала за эти страшные сутки, что в купе смогла только дождаться прихода проводника за билетами. После чего отключилась.

И это хорошо. Правда, воспоминания о том, что в точно таком же купе мы с Лешкой вдвоем ехали в Минск в прошлый раз, пришлось удрученно изгнать и припрятать гигантские носовые платки, предназначенные для продолжительных рыданий.

Утром платки тоже не пригодились, поскольку обладательница воспоминаний нагло и бесчувственно продрыхла практически до самого Минска.

Саша, приготовившаяся увидеть расплывшийся кисель, была, вероятно, слегка удивлена суровым и сосредоточенным лицом подруги. Это был просто какой-то член реввоенсовета перед судом над белогвардейской сволочью.

Короткими, рублеными фразами член РВС наметила промежуточный пункт назначения, после посещения которого смогла, наконец, адекватно воспринимать реальность.

А реальность оказалась очень даже ничего. Кондиционированный салон сверкающего лаком «Лексуса» манил меня своей прохладой.

Долго манить не пришлось. Я с удовольствием юркнула… хм, опять выдаю желаемое за действительное! Увы, не юркнула, а довольно неуклюже устроилась на мягком кожаном сиденье.

– Анетка, не забудь ремень пристегнуть, у нас с этим строго, – Саша повернула ключ зажигания, двигатель отозвался ласковым мурлыканием.

– Александра, ты видишь перед собой самого дисциплинированного в мире человека! – пафосно сообщила я, щелкая ремнем безопасности.

– Вы хотите об этом поговорить?

– Именно, именно об этом!

Всю дорогу до Сашиного дома мы болтали и об этом, и о том, и еще о сем. В общем, о чем угодно, только не о причине моего бегства из Москвы.

Саша жила в очень красивом новом доме, построенном из темно-красного кирпича. Огороженная территория, консьерж, шикарные квартиры да плюс к этому великолепию – лес за окном. И пусть это всего лишь остатки леса, но дышится здесь легко.

– Вот мы и дома, – Саша распахнула передо мной дверь. – Проходи.

– А где твои дети?

– Слава – в оздоровительном лагере. Он каждый год туда вместе с одноклассниками ездит, а в этот раз у них прощальная гастроль. Не волнуйся, через три дня явится. А пока наслаждайся покоем и тишиной.

– Со Славой все ясно. Но ведь у тебя вроде еще ребенок был? – я свела глаза к переносице, изображая мучительные размышления. – О, девочка вроде! Да?

– Ты гений! – Саша восхищенно всплеснула руками. – Как есть гений!

– Как есть не буду, – угрюмо пробурчала я. – Сами их ешьте. Так где девчушка-то?

– Девчушка в Германии, у бабушки. Проходит интенсивный курс немецкого языка. Она же в Берлинский университет поступила, на юридический факультет.

– Еще бы не поступила, у нее ведь золотая медаль, да?

– Вика у меня молодец. И преподаватели навстречу пошли, помогли ей. Ведь мало того, что она пропустила половину четверти, так потом еще почти две недели в клинике неврозов лежала.

– Зая моя!

– Ничего, – Саша улыбнулась, – мы справились. Экзамены Вика сдала на «отлично».

– А как Слава после всего, тоже в клинике лежал?

– Ты знаешь, нет. Он очень повзрослел, пережитое смыло всю шелуху, и теперь это совсем юный, но мужчина. Сильный, честный, добрый и очень заботливый. Детство, конечно, еще поигрывает, ему ведь четырнадцать всего, но в целом я своими детьми могу гордиться. И горжусь.