Эндимион - Дэн Симмонс

Не обращая внимания ни на проекционную нишу, ни на прозрачную стену, за которой виднелась каменная кладка башни, я приблизился к роялю. Над клавиатурой отливала позолотой надпись «Стейнвей». Я тихонько присвистнул и коснулся пальцами клавиш, не осмеливаясь, правда, нажать. Бабушка утверждала, что эта фирма перестала производить рояли еще до Большой Ошибки и что после Хиджры не появилось ни единого нового инструмента. Значит, передо мной рояль, которому как минимум тысяча лет. Среди тех, кто любил музыку, «Стейнвеи» и скрипки Страдивари были чем-то вроде мифа. Неужели такое возможно? Клавиши, наверное, изготовлены из слоновой кости – из бивней вымершего животного, которое называли слоном. Человек может жить очень и очень долго благодаря поульсенизации и криогенной фуге, и Мартин Силен – лучшее тому подтверждение; а вот как сохранился этот артефакт, как уцелели в столь длительном путешествии сквозь пространство и время дерево, металл и слоновая кость?

Я сыграл до-ми-соль си-бемоль, затем взял аккорд домажор. Звук был безупречным, как и акустика корабля. Несмотря на свой почтенный возраст и все световые годы, которые ему довелось преодолеть, инструмент оказался прекрасно настроенным.

Я выдвинул табурет, сел и принялся играть «Fur Elise».[4]Простая, незатейливая мелодия гармонировала с тишиной, что царила на корабле. Лампы в стенах слегка потускнели, аккорды заполнили каюту, отдавались эхом в колодце с лестницей. Играя, я думал о матери и бабушке, о том, что они и не догадывались, где мне придется вспоминать полученные в детстве уроки музыки. На душе стало грустно, и эта печаль словно передалась мелодии.

Закончив, я быстро, почти виновато отдернул пальцы, мне стало стыдно, что я играл столь простую мелодию на таком замечательном инструменте, настоящем подарке прошлого. Вставать не хотелось, и я погрузился в размышления о корабле, старом поэте и о том, каким образом оказался во все это замешан Рауль Эндимион.

– Очень мило, – произнес голос у меня за спиной.

Признаюсь, я подскочил от неожиданности. Я не слышал ничьих шагов, не ощущал присутствия постороннего…

Я резко обернулся. В каюте никого не было.

– В последний раз эту мелодию играли давным-давно. – Голос, казалось, исходил из центра каюты. – Мой прежний пассажир предпочитал Рахманинова.

Я постарался взять себя в руки и не задавать глупых вопросов, которые вертелись на языке.

– Ты – корабль? – спросил я, не зная, глупый ли это вопрос, но рассчитывая получить ответ.

– Разумеется. – Голос был мужским. Естественно, мне и раньше доводилось слышать механические голоса; правда, ни одну из машин, с которыми я общался, нельзя было назвать действительно разумной. Церковь с Орденом запретили производство ИскИнов более двух столетий назад, а после того как Техно-Центр помог Бродягам уничтожить Гегемонию, большинство населения тысячи обезображенных войной миров целиком и полностью поддержало церковников. Что там говорить – едва я осознал, что беседую с по-настоящему разумной машиной, у меня взмокли ладони, а к горлу подкатил комок.

– А кто был твоим… э-э… прежним пассажиром?

– Человек, которого называли Консулом, – ответил корабль после секундной заминки. – Большую часть жизни он провел на дипломатической службе.

Настала моя очередь помедлить, прежде чем раскрыть рот. Я вдруг подумал, что казнь, быть может, все-таки состоялась и «жезл смерти» искорежил мой мозг настолько, что я вообразил, будто попал в эпическую поэму.

– Что случилось с Консулом?

– Он умер, – ответил корабль. В голосе машины промелькнул, как мне показалось, намек на сожаление.

– Как? – уточнил я. В «Песнях» говорилось, что после Падения Консул ушел на космическом корабле в Сеть. На каком корабле, на этом? – И где? – Из «Песней» следовало, что в компьютере звездолета, на котором Консул покинул Гиперион, находился второй кибрид Джона Китса.

– Я не помню, где умер Консул, – сообщил корабль. – Помню только, что он умер, а я возвратился. Очевидно, меня в свое время запрограммировали на возвращение.

– У тебя есть имя? – справился я. Интересно, с кем я разговариваю – с бортовым компьютером или с Джоном Китсом?

– Нет. Просто Корабль. – Машина вновь выдержала паузу. – Хотя я как будто припоминаю, что когда-то у меня было имя.

– Джон? Или Джонни?

– Может быть. Не помню.

– Почему? Неполадки с памятью?

– Память функционирует нормально. Около двухсот стандартных лет назад я получил травму, которая уничтожила ряд воспоминаний, а в остальном с моей памятью все в порядке.

– Но что это была за травма, ты не помнишь?

– Нет, – бодро отозвался корабль. – Полагаю, я получил ее тогда же, когда умер Консул и мне пришлось вернуться на Гиперион, но полной уверенности у меня нет.

– А что было потом? Ты вернулся и с тех пор все время оставался в башне?

– Да. Некоторое время я пробыл в Граде Поэтов, но в основном находился здесь.

– А кто переправил тебя сюда?

– Мартин Силен. Поэт, с которым вы уже встречались.

– Ты знаешь об этом? – удивился я.

– Конечно. Именно я представил месье Силену данные о вашем процессе и казни. Я помог передать взятки и раздобыл транспорт, чтобы переправить вас в башню.

– Каким образом? – Мне почему-то представилось, как звездолет садится за телефон и начинает обзванивать всех подряд.

– На Гиперионе нет инфосферы как таковой, однако я отслеживаю все свободные частоты, а также перехватываю микроволновые, волоконно-оптические и мазерные сообщения.

– Иными словами, шпионишь для Силена.

– Совершенно верно.

– А что тебе известно о его планах в отношении меня? – Я снова повернулся к роялю и начал наигрывать Баха.

– Месье Эндимион, – окликнул меня другой голос.

Я обернулся и увидел А.Беттика, который стоял на металлической лестнице.

– Хозяин решил, что вы заблудились. Я пришел проводить вас обратно в башню. Вы как раз успеете переодеться к обеду.

Я пожал плечами, встал и направился к лестнице, а перед тем, как последовать за андроидом, произнес, обращаясь к полутемной каюте:

– Приятно было поговорить, Корабль.

– Рад был познакомиться, месье Эндимион. До скорой встречи.

Факельные звездолеты «Бальтазар», «Гаспар» и «Мельхиор» вышли из пылающих орбитальных дебрей и на целую астрономическую единицу приблизились к безымянному солнцу, когда командор Стоун сообщила капитану де Сойе, что воскрешение состоялось.

– Честно говоря, мы воскресили только одного, – призналась она.