Харлей. Поверь в меня - Теона Бонк

— Сегодня здесь царит хаос. Мы обязательно должны встретиться в более спокойной обстановке.

Подумываю о том, чтобы сказать ему, что это отличная идея. Снова виню пиво и отвожу взгляд от его красивого лица в том же направлении, куда смотрят все остальные.

Когда первый взрыв озаряет небо, я чувствую, как он сжимает мою руку еще крепче. Это ошеломляет меня, потому что я не понимала, что он все еще держит меня за руку.

Волна охов и ахов пробегает по толпе все чаще, по мере того как ее возбуждение растет. Меня толкает другая пара, когда они протискиваются мимо нас, чтобы подойти поближе, как будто им ничего не видно с их места. Мне хочется огрызнуться на них за грубость, потому что, честно говоря, вся эта красота происходит на небе, а не на земле.

Паша тут же реагирует и встает у меня за спиной. Сначала я чувствую, что он стоит в нескольких сантиметрах позади меня, как будто пытается создать какой-то барьер между возбужденной толпой и мной, но чем дольше я смотрю вверх, тем более нетвердыми становятся мои ноги. В конце концов, я прислоняюсь к нему, чувствуя себя защищенной со всех сторон, так как моя голова достигает только его груди. Когда чересчур нетерпеливый подросток толкает его в спину, он обнимает меня, и ощущение жара, когда его огромная рука опускается на мой живот, почти заставляет меня стонать.

Яркие зеленые, синие и красные цвета озаряют небо, когда шум взрывов фейерверка тает в воздухе.

Я краснею и смущаюсь, но в то же время почему-то улыбаюсь, когда Паша наклоняется чуть ближе и кладет подбородок мне на макушку.

— Разве ребенок мог бы так сделать, — спрашивает он, и мне не нужно видеть его лицо, чтобы распознать улыбку в его голосе.

Игнорируя его вопрос, я улыбаюсь еще шире: — Это потрясающе. Я не была на дне города уже много лет. Я и забыла, как здесь здорово.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Я рад, что ты здесь, — его подбородок больше не лежит на моей голове, и я чувствую тепло его дыхания на своем плече.

Его рука сильнее прижимается к моему животу. Это всего лишь легкое сгибание его пальцев, но ощущения, которые вызывает этот жест, нельзя игнорировать. Словно отвечая на невысказанное требование, я поворачиваюсь в его объятиях. Он смотрит на меня сверху вниз. Вместо обычной дерзкой ухмылки его губы приоткрыты. Он отрывисто дышит и, глядя на его губы, я вдруг понимаю, что мое дыхание такое же поверхностное и отрывистое. Слышу, как из его груди вырывается стон от моего внимания к его губам, и мне хочется рассмеяться, потому что моя реакция почти такая же.

Но я не смеюсь. Я делаю то, что убеждала себя никогда не делать. Я приподнимаюсь на цыпочки и приближаю свои губы к его.

— Насть, — выдыхает он за полсекунды до того, как наши губы встречаются…

***

Паша не тратит время, скользя своим языком по моему, обнимая меня обеими руками, и притягивая как можно ближе к себе.

Теперь стон вырывается из моего горла, когда он наклоняет голову, чтобы поцеловать меня глубже. Это настолько волшебно, что, стоя с закрытыми глазами, я вижу вспышки молний и чувствую электричество, которым мы обмениваемся. Мгновенно возбуждаюсь до предела. У Паши примерно такая же реакция, если судить по тому, что упирается мне в живот.

Умираю от желания вскочить на него и обхватить ногами, когда громкий рев толпы вырывает меня из наваждения. Вдруг я понимаю, где нахожусь. Мы не одни и не в том положении, чтобы делать то, о чем я позволила себе фантазировать. Я довольно пьяна, стою посреди площади, окруженная сотней людей. Свет, который пробивался сквозь мои веки, пока мы целовались, не был какой-то формой космической связи между нами. Это был фейерверк, который, без сомнения, осветил небо достаточно, чтобы все люди, его друзья и мои знакомые, которые наверняка тоже здесь, могли видеть, как я присосалась к лицу этого мальчишки.

— Боже, Насть, — рука Паши тянется к моей щеке, и его губы снова опускаются к моим.

— Не надо, — шиплю я, понимая, что люди должны расступаться, словно Красное море перед Моисеем, чтобы обойти нас, потому что они возвращаются к своим машинам, а мы просто стоим на пути, как подростки, которые не могут контролировать себя на публике.

— Насть…

Я начинаю отстраняться. Меня словно окатило ледяной водой. Взрослая женщина так себя не ведет.

— Пожалуйста, Насть, — его голос дрожит. — Не надо… Я вижу, о чем ты думаешь.

— Для тебя я — доктор Бауман.

Его лицо вытягивается в ту же секунду, как слова слетают с моих губ, и вся воображаемая магия исчезает в мгновение ока. К счастью, он не следует за мной, когда я отталкиваюсь от него и ухожу.

Минуты, которые уходят на поиски Лары, — самые долгие в моей жизни, но в конце концов я замечаю, что она сидит за столиком, беседуя с одним из парней «Беркутов» или как их там.

— Нам нужно идти, — протягиваю ей руку. — Прямо сейчас, — настаиваю, когда она не двигается.

Она хихикает, когда он что-то шепчет ей на ухо.

— Еще увидимся, солнце мое, — говорит парень, когда она поднимается со стула.

— До встречи, Матвей! — подмигивает она ему.

— Ты что, пьяна? — спрашиваю ее, когда мы уходим.

— Нет. Не выпила ни капли, — отвечает она. — Я просто дурачусь. Ты же знаешь меня. Флирт с симпатичным мужчиной позволяет мне чувствовать себя женщиной, все еще желанной, все еще красивой и молодой. Об этом легко забыть, будучи столько времени одной, — признается Лара, когда мы входим на стоянку и направляемся к ее машине.

— Ты очень красивая, Лара! — шепчу я ей, мечтая поскорей оказаться дома.

— К тому же я узнала, кое-что интересное, пока беседовала с этой компанией, — говорит она, выруливая на дорогу. — Итак, ты собираешься рассказать мне, почему мы удрали с праздника сломя голову?

— Даже не надейся на это.

ХАРЛЕЙ

— Это, наверное, было больно, — ухмыляется, взявшийся из ниоткуда Чили.

— Отвали, — отворачиваюсь от него, наблюдая, как Настя идет к своей подруге. Я все еще не могу справится с дрожью в голосе.

— Ей, ты чего, Паш, не расстраивайся ты так, — он неожиданно сгребает меня в крепкие мужские объятия. — Все будет хорошо. Вот увидишь!