Расплата - Геннадий Семенихин

— Спокойнее, ребята, мы еще поборемся! — выкрикнул Бакрадзе, поверивший в то, что он все же перетянет линию фронта и сумеет посадить самолет на ближайшем аэродроме.

Но в это время Веня увидел еще один крестатый «мессершмитт», атакующий их машину сзади. Он успел прицелиться, но не смог дать очередь. Страшный треск заполнил наушники и заглушил хрипловатое попискивание эфира. Обломки плексигласа попадали ему на колени, размеренный гул правого мотора внезапно оборвался. Сначала этот мотор застонал на какой-то невыразимо тоскливой ноте, затем кашлянул и смолк. В довершение ко всему Веня ощутил запах гари. Огня, побежавшего по широкой плоскости СБ, он не увидел. Но и по этим признакам он сразу понял, что немец последней очередью поразил самолет. Веня вдруг почувствовал страшное оцепенение, родившее равнодушие ко всему происходящему. Двигаться не хотелось. Апатия заставила закрыть глаза, и трудно сказать, что бы с ними произошло дальше, если бы в эти секунды его не возвратил к действительности яростный окрик Бакрадзе:

— Мы горим! Какого черта умолк! Прыгай!.. — И он прибавил к сказанному лишь одно непечатное слово.

Но именно оно и вернуло стрелка-радиста к действительности. Клочья перкали болтались на поврежденном киле, залах гари все острее и острее бил в лицо.

— Прыгай, говорю! — прокричал сквозь подступающий огонь и дым невидимый Бакрадзе. — Прыгай, кацо, погибнешь!

Якушев сделал несколько движений дли того, чтобы покинуть кабину, снова не ощутив при этом никакого страха, то же самое оцепенение, которое так трудно было перебороть, словно это была непосильная ноша.

Отделившись от самолета, он ринулся головой вниз в голубое пространство жаркого июльского дня. Купол распахнулся слишком рано, потому что Веня, не имевший никакого опыта в парашютной подготовке, почти без всякой задержки дернул кольцо. Мимо него промчались пылающие куски дюраля, и это было все от уничтоженной немцами голубой «шестерки». Их дом, их крепость, она неумолимо падала вниз, объятая пламенем, Якушев облегченно вздохнул, радуясь, что жив и самое страшное было теперь позади, но эта радость оказалась преждевременной. Запрокинув голову, он глазами обшарил небо и едва не вскрикнул от ужаса, и беспомощного отчаяния. Прямо на него, почти отвесно, пикировал фашистский истребитель. Даже силуэт сгорбившегося летчика, прильнувшего к прицелу, видел Якушев под колпаком кабины «мессера». «Еще секунда, — обожгла Веню мысль, — и его трасса разорвет мой парашют». И тогда придется ему, обреченному на гибель, падать на землю с какой-нибудь тысячи метров высоты, а то, может, и того меньше.

Пристрелочная очередь с «мессера» промчалась рядом, Он ощутил жгучую боль в правой ноге и понял, что какая-то пуля его все-таки зацепила. На мгновение Веня закрыл глаза, а когда их открыл, увидел, что фашистский истребитель весь подернулся дымом и с пронзительным воем помчался к земле, лишенный управления. «Что? Почему!» — пробормотал Веня.

Над его головой звеня мотором, взмывал выходивший из атаки, «ишачок», пилотируемый летчиком, который так и остался ему неизвестным.

— Ну что! Получил! — не своим голосом прокричал Веня в пропитанный бензином, гарью в воем моторов дерущихся самолетов воздух. — Знай теперь наших!

Осмотревшись, он увидел внизу шоссе, забитое нашей отступающей пехотой, солдат, радостно подбрасывающих над своими головами пилотки, но приветствующих, разумеется, не его, а того смельчака, который их спас и уже растворился в накаленном от стрельбы и жаркого солнца июльском небе.

Земля мчалась навстречу. Она была совсем близко, когда мимо, опережая его в падении, проскользнул еще один парашютист, в котором Якушев узнал своего командира Вано Бакрадзе. Отчаянно жестикулируя, тот показывал ему большой палец. До земли оставалось метров сто. Справа косой линией перечеркивало лес шоссе Минск — Москва, слева зеленела прямоугольная, почти совсем ровная площадка, поросшая травой. Управляя стропами, Веня заставил парашют приземлить его именно на ней. Его ноги, обутые в яловые сапоги, ощутили сильный толчок. Не удержавшись, Якушев ткнулся лицом в покрытую душной пылью траву. Парашют протащил его несколько метров и накрыл грудой обмякшего шелка. Но это уже не имело никакого значения. Он был спасен, он был счастлив, что остался жив. Открыв глаза, увидел, что к месту его приземления, ожесточенно жестикулируя, бежит Бакрадзе.

— Ай молодец! Ай храбрец какой!

Запыхавшись, командир экипажа остановился и вдруг рукой в черной легкой перчатке схватился за бедро, и смуглое лицо его перекосилось.

— Что вы, товарищ командир? — обеспокоенно спросил Веня.

— Да ничего, — страдальчески улыбнулся Бакрадзе. — Попало от фрица немного. А ты?

— У меня нога какая-то тяжелая… Боюсь, не встану.

— Разберемся, — вздохнул командир экипажа. — А Сошников где? Ты его не видел во время падения?

— Нет. — Веня растерянно покачал головой.

— Вы про своего товарища? — спросил, подбегая к ним, какой-то пехотный командир со шпалой в красных петлицах. — О нем беспокоиться не надо. С ним все в порядке, Да вот он и собственной персоной к нам приближается.

Штурман шел к ним, прихрамывая, волоча за собой уложенный в ранец парашют.

— Вот… — хвастливо кивнул он. — Даже на месте происшествия упаковать успел своего спасителя.

— А мы оба ранены, — вздохнул Бакрадзе, кивнув на Вениамина. — И я, и он. А ты? Гляжу, цел и невредим, на наше счастье.

— Какой там? — махнул рукой Сошников. — В правом сапоге кровь хлюпает.

— Починят, — рассудительно заметил пехотный капитан. — Была бы голова цела да грудь для наград. Сейчас подойдет «санитарка» и доставит вас в эвакогоспиталь. На самую станцию отвезет. Туда в аккурат сейчас эшелон под погрузку подадут.

— Постой! — завопил неожиданно Бакрадзе. — Это я тебе, Якушев, говорю. По стойке «смирно» становитесь, братцы.

Недоуменно переглянувшись, Сошников и Якушев выпрямились. Это далось им нелегко. И у того и у другого лица исказились от боли, что не укрылось от командира экипажа.

— Знаю, что вам трудно сейчас стоять, как и мне, но хочу я вам стоя сказать эти слова. Едва ли нас уже сведет в один экипаж после госпиталя судьба. Скорее всего, будет, как в песенке: «На Север поедет один из нас, на Дальний Восток другой». Я, как грузин, хочу вам обоим русским сказать. Спасибо за боевое братство. — И Бакрадзе смахнул слезу.

Подошла «санитарка». Морщась от боли, но удерживаясь от стонов, они залезли в нее, уселись на жесткие скамейки. Сгоряча никто из них не мог еще оценить, насколько серьезны полученные ранения. «Видимо, не очень, — подумал про себя Веня, — если можно, кривясь от боли, шкандылять».

В первом же эвакогоспитале, что находился между Ярцево и Смоленском, им сделали противостолбнячные уколы и перевязки, а потом уже отправили дальше. Сутки они пролежали в Вязьме и столько же в Можайске, и в конце концов были отправлены в Нахабино, где развернулся временный госпиталь.