Человек за шкафом - Олег Рой

Общались девочки в основном в школе – у Оли было мало свободного времени, и Мария не сразу сумела понять почему. Однажды в каникулы подруга все-таки зашла к ней в гости, с удивлением и любопытством осмотрела их единственную комнату (семья Марии жила в коммуналке), а потом спросила:

– А где же у вас фортепиано?

– У нас его нет, – спокойно ответила Мария.

– Как это так? – изумилась Оля. – А как же ты занимаешься музыкой? Как готовишь уроки для музыкальной школы? Наверное, ты играешь на скрипке?

– Нет, – покачала головой Мария. – Я ни на чем не играю. Мне медведь на ухо наступил. Я даже когда по радио песню слышу, не могу узнать, что за песня, пока слова не запоют.

– С ума сойти, ты не занимаешься музыкой!

На лице Оли явно читался вопрос «неужели так бывает?». Для нее тот первый визит в гости к подруге стал настоящим откровением. До этого момента маленькая Оля была уверена, что все дети живут так же, как она, – ходят не только в обычную, но и в музыкальную школу, изучают историю музыки, нотную грамоту и тому подобные дисциплины, занимаются сольфеджио и каждый день, и в будни и в праздники, обязательно играют по три часа. И вдруг выяснилось, что, оказывается, у других детей все иначе!

Наверное, уже тогда Оля поняла, что не любит музыку. Ну, или, по крайней мере, впервые задумалась об этом. Однако тогда мысль отказаться от музыки ей и в голову не приходила. Больше всего на свете Оля боялась огорчить родителей. В отличие от подавляющего большинства других детей дома ее не наказывали, не то что не били, но даже не ругали, не ставили в угол, не лишали прогулок и сладкого. Но стоило девочке провиниться, мама расстраивалась так, будто случалась настоящая трагедия. И Оля, рыдая горючими слезами, умоляла Татьяну: «Только папе не говори!» Ей казалось, что когда отец, придя со своей столь важной и ответственной работы, узнает, какая плохая у него дочь, произойдет что-то из ряда вон выходящее и совершенно ужасное. Например, папа навсегда перестанет ее любить. Так что Оля продолжала старательно заниматься музыкой и школьными уроками – лишь бы родители были ею довольны.

Первый год подружки проучились в женской школе, а на второй их «слили» с мальчишками. Для девочек этот опыт оказался очень важен. Во многом, в том числе и потому, что они стали замечать, насколько же все люди на свете разные, как сильно отличаются их поведение, интересы, взгляды, ценности и образ жизни.

Однажды в праздничный день Мария была в гостях у Назаровых и стала свидетельницей разговора отца и дочери. Оля спросила у папы, почему другие люди живут не так, как они. Ютятся в коммуналках с одним туалетом на всех, не ездят на персональной машине, ходят в старой одежде и могут позволить себе конфеты только по праздникам. Почему так? Они что, хуже, чем он? Или меньше работают?

Услышав такие слова, Степан Егорович нахмурился.

– Никогда так не говори, Ольга! – строго сказал он. – В советской стране все люди равны, никто не лучше и не хуже. Просто пока мы еще не оправились от войны и на всех всего еще не хватает. Вот построим коммунизм – тогда у каждого будет и отдельная квартира, и машина, и конфет вдоволь, и всего остального. А пока у тебя есть что-то, чего нет у других, ты обязана вести себя достойно. Быть скромной, не кичиться, не хвастаться, не унижать других своим преимуществом. Все, чего мы с матерью добились, – добились своими руками, своим усердием, своим умом. С неба не свалилось. Но как у восточных людей считается стыдным набрасываться на еду с жадностью, каким бы ты голодным ни был, так и у нас в народе нехорошо нос задирать, если тебе удалось больше, чем кому-то другому. Вести себя нужно так, будто твои достижения для тебя не доблесть вовсе, а что-то обычное. Поняла?

– Поняла, – задумчиво кивнула Оля.

Этим наставлениям родителей она следовала всю жизнь. За годы дружбы Мария ни разу не столкнулась ни с высокомерием приятельницы, ни с пренебрежением. Оля всегда делилась с ней всем, что имела, – но делала это так естественно, что Марии бы и в голову не пришло воспринять купленное подругой мороженое или подаренный ею шарфик как подачку.

К средней школе Ольга так и не сошлась близко ни с кем в классе, кроме Марии. Русская испанка продолжала оставаться единственной подругой, с остальными ребятами у Оли были лишь хорошие отношения, не больше. Но все изменилось в шестом классе, когда учительница велела сильным ученикам взять шефство над отстающими, сама распределила, кто кому будет помогать, и не разрешила меняться, как ее ни просили. Марии тогда досталась в подшефные дочка дворничихи Нюра Кочеткова, а Оле – Мишка Архипов, первый хулиган не только в классе, но, пожалуй что, во всей школе. После того как огласили списки, Оля испугалась и чуть не расплакалась, но поделать было уже ничего нельзя.

Надо сказать, что личностью этот Мишка был весьма приметной. В школу он пошел позже всех, только с восьми лет, да еще ухитрился дважды остаться на второй год, в четвертом классе и в пятом. Так что теперь ему было уже пятнадцать – в то время как большинству его однокашников не исполнилось и тринадцати. К тому же Мишка для своих лет был хорошо развит физически, высок, силен и, что нельзя было не признать, довольно красив. На него уже заглядывались девушки, многие из которых были даже старше.

История семьи Архиповых была типичной – отец погиб на войне, мать работала в прачечной. Однако от ее копеечной зарплаты Мишка не зависел, деньги на кино, «Беломор» и прочие жизненные удовольствия у него всегда водились. Где он их брал, подруги могли только догадываться. Поговаривали, что Мишка состоит в какой-то уличной банде. Возможно, это и было правдой, во всяком случае, финский нож он в кармане носил всегда.

Самое интересное, что глупым, недалеким и тем более недоразвитым, как та же Нюра Кочеткова и большинство отстающих учеников, Мишка не был. Даже напротив – соображал он неплохо, и память у него была отличная. При других обстоятельствах он мог бы вполне прилично учиться, да только не хотел этого, не считал нужным тратить время на занятия, когда можно было посвятить его чему-то куда более интересному. Он и в школу-то ходил от случая к случаю, только в те дни, когда скучал и не знал, куда себя деть. А из всех уроков признавал только историю, преподаватель которой, фронтовик, сильно прихрамывавший на левую ногу, умел настолько интересно рассказывать о былых временах, что никаких книг, никакого кино было не надо. Только этого учителя Мишка уважал и вел себя с ним вежливо, других же он ни во что не ставил, мог нагрубить им или без разрешения выйти из класса прямо посреди урока.

Вот такой подшефный достался Оле, скромнице и отличнице. Конечно, Оля сначала испугалась и заволновалась. Однако не отступилась.

На первое занятие после уроков с отстающими Мишка явился исключительно из любопытства, но делать ничего не стал. Сидел, развалясь на стуле, острил, сам смеялся своим шуткам, поддразнивал Олю и наотрез отказался решать задачи по математике. Тем не менее пришел и на второе занятие, и на третье. А на четвертом вдруг предложил Оле что-то вроде сделки. Он, так и быть, сделает упражнения по русскому – а она за это сходит с ним в кино. Оля возмутилась, покраснела до слез. Потом оглянулась по сторонам, не слышал ли их еще кто-то из сидящих за другими партами шефов и подшефных… И согласилась. Впервые в жизни соврала родителям, что завтра придет поздно еще из-за одного дополнительного занятия, а сама отправилась в кино в компании первого хулигана школы.