От Ариев до Викингов, или Кто открыл Америку - Фарли Моуэт

Подойдя к лежбищу на расстояние приблизительно в триста-четыреста ярдов, пятеро из мужчин отправлялись вперед. Они ползком подкрадывались к самому стаду. Дело в том, что при малейшей опасности морские коровы устремляются вспять — к воде. В таком случае вряд ли кому бы то ни было удастся их остановить — и людям придется почитать за величайшее счастье уже то, что удалось избежать верной смерти, что животные не раздавили и не утопили их.

Когда все уже готово к нападению, первым приступает к делу человек, который по возможности имитирует багром тот мягкий удар бивнями, которым животные подталкивают друг друга вперед, охотник таким образом легонько дает багром под зад находящейся перед ним корове. То же самое он проделывает и со следующей коровой, заставляя ее подвинуться вверх по набережной, в противоположную от моря сторону, в это время один из его товарищей оберегает своего приятеля от коров, которые остались у него за спиной.

То же самое охотники проделывают, отойдя несколько в сторону к другой части эшори. Подталкивая коров, охотники движутся вдоль линии гона, которую они называют сечением. Все это время охотники хранят строжайшую тишину, но вот они начинают криком привлекать к себе внимание и поднимают неимоверный шум, чтобы до полусмерти напугать морских коров и посеять панику. Затем люди занимают положенные места вдоль всего сечения, при помощи ударов они понуждают коров идти вперед и пресекают всякое их намерение повернуть вспять. Отсеченные от воды и зашедшие далее других в глубь острова коровы и хотели бы развернуться и уйти в море, но со стороны воды на них напирают собратья, которых бьют и гонят им навстречу люди. В результате две группы коров наталкиваются друг на друга и образуют кучу-малу — груду тел высотой в двенадцать футов и более.

Люди орудуют баграми до тех пор, пока животные вконец не обессилеют и не утратят надежду избежать смерти. После чего коров, вынужденных уйти на целую милю в глубь острова, разделяют на группы по тридцать-сорок особей и убивают».

В 1700-е годы на берегах острова Магдалены ежегодно убивали до 25 000 моржей. В 1798 году, когда другой офицер британского флота был послан выяснить, насколько эти места благоприятны для промысла, в верхние инстанции был отправлен следующий рапорт: «С величайшим прискорбием сообщаю вам, что промысел морских коров в этих землях полностью прекращен».

По всей видимости, островитяне севера следовали тем же принципам охоты. Возможно, совершаемые ими убийства животных не носили столь массового характера, как это случалось в новое время, тем не менее каждую весну Оркадские (Оркнейские), Шетландские и Гебридские побережья и пляжи пропитывались кровью. Все меньшее количество секачей вытаскивало свое грузное тело на берег. Здесь, как впоследствии в водах залива Святого Лаврентия, неумолимо сокращалось поголовье племени моржей: с сотен тысяч до десятков тысяч; затем — до десятков сотен, и, наконец, не осталось ни одного моржа, совсем ни одного.

Поголовье моржей, таким образом, таяло на глазах, а численность коренного населения островов неуклонно возрастала, но главное — возрастала жадность людей, их страсть к привозным товарам: к украшениям из золота и серебра, поделочным камням, керамике, шерсти, железу и янтарю. Потребность в моржовой кости росла час от часу, люди утратили всякую жалость к твари божьей. К середине первого тысячелетия до Рождества Христова на островах, лежащих к северу и западу от Британии, сумели выжить лишь жалкие остатки популяции моржей. Но, кроме памяти об их существовании, уцелело и еще что-то. Когда в IV в. до Рождества Христова Северные острова впервые были упомянуты на страницах исторической хроники, они фигурировали под именем Оркади — или островов Орка: этим греческим словом обозначали морских чудовищ. Едва ли есть основания сомневаться в том, что эти острова были названы в честь моржей, ибо вряд ли в окружающих водах водились какие-нибудь иные, более впечатляющие чудища.

В каких-нибудь двухстах милях к северо-западу от Внешних Гебридских островов и почти на таком же расстоянии от Оркни и Шетланда высунул свой рог из глубин океана еще один архипелаг. В былые времена эти острова называли Птичьими, теперь — Фарерскими. Прилив взбивает волны, как сливки, в пену и устремляет кипящие брызгами потоки в бездонные расщелины между горными массивами, воинственно вознесшими свои пики к небу — вот это и есть Фарерские острова.

Хотя эти участки суши и крупнее Оркнейских или Шетландских островов, вряд ли что-нибудь могло побудить людей поселиться на подобных каменных массивах, поскольку большинство островов почти вертикально взметнули над уровнем моря прибрежные скалы. Однако миллионы морских птиц из поколения в поколение откладывают на многочисленных утесах яйца и выводят птенцов. В прошлом в окрестных водах водилось несметное количество китов, тюленей и моржей.

Коренные жители Северных островов, по всей вероятности, еще в глубокой древности узнали о существовании Фарер. Их горные пики, достигающие трех тысяч футов в высоту, можно приметить в хорошую погоду за шестьдесят морских миль. Как кучевые, которые каждое лето пышным покровом устилают вершины, так народные краснобаи потчуют притчами о неведомых землях, их сказочная повесть может быть воспринята с вдвое большего расстояния. Даже если представить, что ни одного моряка никогда не уносило по воле ветра на достаточно большое расстояние в море, прочь от родных берегов — туда, откуда видны Фареры, даже тогда представить себе, что коренные жители Северных островов не знали о землях, расположенных где-то там, вот именно в этом направлении, — нет, представить себе это совершенно невозможно, ибо видели же местные жители и не могли не видеть собравшиеся в крупные стаи полчища птиц: и уток, и гусей, и лебедей, и многих других, а не только их — все эти стаи регулярно, каждую весну, устремлялись с Шетландских островов на северо-восток и каждую осень возвращались в обратном направлении.

За два или три дня[6]можно было доплыть до Фарерских островов с любого из трех расположенных в округе архипелагов. Нет оснований сомневаться в том, что по мере оскудения прибрежных вод моржами жители Северных островов отправлялись на поиски наживы и удачи в сторону Фарер.

Охота на Фарерских островах, возможно, была сопряжена с трудностями несоизмеримо большими по сравнению с теми, что приходилось преодолевать в родных водах. Как-то один капитан, занимавшийся промыслом в районе Фарерских островов, а в юности ходивший бить моржа на Свалбард (Шпицберген), объяснял мне:

«Как же, в свое время и на наших островах водились моржи — какие тут могут быть сомнения. Хотя теперь на здешних побережьях вам едва ли будет чем поживиться, да и лежбищ, удобных для моржей, не так уж много. А то вы могли бы бить их совсем так же, как мы на Свалбарде. Стоит только подыскать семейство секачей, выбравшееся на голые скалы, и зайти зверю в тыл со стороны моря. Солнце должно бить у вас из-за спины, чтобы вас не сразу приметили. Когда подойдете ближе, стреляйте в голову; надо быть метким стрелком — голова у моржа маленькая, попасть трудно, и крепкая, как железо. Мы также добывали их с помощью гарпунов и добротной, прочной лески. Когда морж уставал, можно было направить лодку прямо на него и размозжить ему голову топором или кувалдой. Бывали случаи, когда морж забирался в лодку, появляясь прямо перед носом охотников! Мне доводилось видеть, как секачи пробивали трехдюймовый дубовый килевой брус и проходили сквозь сосновые доски обшивки, как сквозь масло. Признаться, не хотел бы я охотиться на них подобным образом на утлых лодчонках, обтянутых шкурами!»