Плозия - Александр Геннадьевич Рындин

и ограниченной форме может быть полезен».

Он читает об этом мире, посещенном им во сне, о том, как абориген, случайно встретившийся ему по дороге, оказался так любезен, что объяснил ему всю необычную природу тамошней реальности. Он читает, задыхаясь от возбуждения, и я чувствую, как снова перестаю быть закрепленным в действительности, я не могу это контролировать, будто та плотина, что была построена видением групповой терапии, разрушилась. Я не могу более спокойно слушать его болтовню, внезапно вскакиваю со стола, на который облокотился, и кричу:

– Хватит! Перестань! – Вергилий оторопевает и перестает читать, закончив на полуслове.

– В чем дело? – говорит он.

Я не отвечаю, только держусь за голову, зажмурив глаза, пытаясь взять под контроль действительность, вернее, сдаться ей в объятия. Но он не отстает:

– Ты испугался, правда? Все нормально, ты потихоньку очухиваешься…

– Нет! – кричу я, – мне сейчас это не нужно, да и вообще ты спятил, ты просто сумасшедший, и это не подземное убежище, а коллективная галлюцинация!

Голова-горшок смотрит на меня взглядом, полным недоумения и ужаса:

– Что же они с тобой сделали? Пойми, весь этот мир – фикция! Ты же сам это знаешь! Ты не должен ему верить! Не должен…

В этот момент речь Вергилия прервал жуткий грохот и невероятной силы вибрации, сотрясавшие стены. Я жутко перепугался в ожидании того, как на нас обрушится потолок, но голова-горшок, казалось, не замечал происходившего вокруг, он только посмотрел на меня сочувственным и грустным взглядом, а затем исчез, просто растворился в воздухе за долю секунды до того, как на то место, где он стоял, упал кусок потолка.

Глава 10.

Я проснулся в своей палате, было утро. Дверь отворилась, стоило мне открыть глаза. Вошла толстая улыбающаяся медсестра с подносом, на котором был завтрак.

«Всего лишь сон», – подумал я. И эта мысль меня успокоила, не надо было думать о Вергилии, о старике, хотя бы сейчас, за завтраком. Медсестра посмотрела на меня и еще шире улыбнулась:

– С добрым утром, – произнесла она, и я подумал, что такой теплой фальшивой улыбки прежде еще не видел.

– И вас также, – ответил я, потягиваясь. Поднос она поставила на стол и развернулась, чтобы уйти, напоследок одарив меня своей фирменной улыбкой:

– Доктор ждет вас в полдень, так что лучше не тянуть с подъемом, наслаждайтесь завтраком, – в этих словах нет ни капли ехидного. И она закрыла за собой дверь.

Я поднялся с кровати, спустив ноги на пол и надев тапки, небрежно застелил постель и накинул халат, висевший на стуле, поверх пижамы, бывшей на мне. Другой одежды не было и не требовалось. Я сел за стол и принялся за пищу, смакуя каждую ложку больничного завтрака, состоявшего из желе, каши, яблочных долек и чая в пакетике. Все это на бежевом пластиковом подносе, укомплектовано пластиковой ложко-вилкой. Доев, я поднялся из-за стола и вышел в коридор с подносом в руках, чтобы отнести его, куда надо, правда, куда именно было надо, я не знал.

И вот, вопреки обыкновению, я повернул не направо, к общей комнате, а налево: туда, где, насколько я знал, был бесконечный коридор. Однако, посмотрев перед собой, я смог убедиться в том, что коридор был вполне обычным и заканчивался стеной с окном через тридцать метров от того места, где я стоял. Я вполне уверенным шагом направился туда и вскоре пожалел об этом, так как по мере того, как шел, понял, что не приближаюсь к окну в конце коридора. Расстояние как будто увеличивалось, я ускорил шаг и начал проходить мимо дверей по обеим сторонам коридора, только они были не белые, как у пациентов, а коричневые, как у сотрудников учреждения.

Когда я прошел уже с полдюжины коричневых дверей, а окно так и не приблизилось, меня остановила мощная женщина, одетая в строгий деловой костюм. По телосложению она напоминала надзирательницу или повариху в тюрьме:

– Куда это вы направляетесь? – спросила она надменно-строгим голосом.

– Я.. вот тут поднос вынести хотел, – произнес я, несколько замявшись. За моей репликой последовал долгий пытливый взгляд сотрудницы учреждения, после чего она ответила:

– Это в другую сторону, и пациентам не положено здесь быть. Уходите! – сказав это, она указала в прямо противоположную часть коридора, которая заканчивалась общей комнатой.

Не найдясь с каким-нибудь ответом, я просто молча развернулся и направился к общей комнате, отгоняя от себя неприятные мысли о бесконечности, заключенной в здании. Проснувшись утром, я не стал и проверять пространство под койкой, так как был абсолютно уверен в нереальности произошедшего накануне или выбрал быть абсолютно уверенным.

Но, преодолевая метр за метром и неумолимо приближаясь к общей комнате, я не мог не заметить, что этот же временной отрезок потребовался бы для того, чтобы оказаться в противоположной части коридора. И опять, в очередной раз столкнувшись с неразрешимым, я просто забыл об этом или выбрал об этом забыть.

Стоило моей ноге ступить на уже знакомый ковер или, лучше сказать, ковровое покрытие, как я признал абсолютно все таким, каким видел вчера при выключенном свете. Все вплоть до хаотически расположенной мебели. Ничего не передвигали с отбоя, и я понял, что как минимум какая-то часть моих похождений не могла быть сведена ко сну. Стоя на пороге с подносом в руках, я немедленно привлек внимание дежурившего здесь санитара:

– А, это герой прошлой ночи! Почему с подносом? Столовая на другом этаже. – сказал он.

Мне потребовалось какое-то время, чтобы обдумать его слова. Значило ли это, что смерть старика не была частью моего сна, а, вернее сказать, значило ли это, что вчера я его убил? «Ты же понимаешь, что просто обманываешь себя?» – произнес голос Вергилия у меня в голове. Хотя я доподлинно знал, что вообразил его, значение произнесенного не отменялось.

Вскоре я понял, что вот уже с минуту молча стою перед санитаром, и опомнился:

– Я… я просто отношу поднос, который мне принесла сестра. Куда его нужно отнести?

– Так медсестра обычно сама забирать должна… – замялся он, – но вот, – сказав это, санитар указал, на вторую дверь от общей комнаты по правой стороне коридора. Я приблизился к ней и открыл. На поверку там оказался небольшой лифт для транспортировки подносов, посуды, мусора и белья. Лифт был электрический и управлялся рычагом. Надо было открыть дверцу, положить объект