"Зверобои" против "Тигров". Самоходки, огонь! - Владимир Першанин

– Прицел сорок пять, угол такой-то, – слышал Чистяков обрывки команд. – Фугасным, огонь!

Соседнее орудие вело пристрелку фугасными снарядами, которые поднимали при разрыве высокий столб дыма. После четырех-пяти пристрелочных выстрелов открыла огонь вся батарея. По цифре «сорок пять» Чистяков понял, что до цели около двух с половиной километров.

Расчет действовал слаженно. Даже Антон Роньшин забыл про свою больную ногу и покрикивал на Саню, который быстрыми движениями ключа поворачивал взрыватель на фугасное действие.

– Живее, живее, – нервно подмигивал он, подавая Чистякову тяжелый снаряд. – Не иначе, как по танкам и броневикам лупим.

Затем последовала команда ставить взрыватели на осколочное действие. Чистяков понял, что бьют по вражеской пехоте и легким полевым пушкам. Орудие сделало выстрелов семьдесят, увеличивая дальность прицела. Неужели гоним фрицев!

Объявили отбой. Выкидывали из капонира стреляные гильзы, выгружали из повозок ящики со снарядами. К Пекареву подошел комбат Ламков, с биноклем на груди, весь запыленный, с планшетом и пистолетной кобурой на поясе.

– Как там дела впереди? – спросил старший сержант.

– Пока позиции держим.

– Танки наступали?

– Скорее разведка.

– Подбили кого?

– Подбили, подбили, – уже с ноткой раздражения ответил комбат. – Смотри за воздухом, Семен. Чую, налетят твари, а орудия – без маскировки.

– Сейчас наведем порядок.

Срочно принялись обновлять маскировку. Сети были старые, расползались, набрасывали сверху охапки травы, срубленные молодые деревья и ветки. Часть орудий, в основном «трехдюймовки», куда-то перебросили. Стрельба приближалась. Приказали выделить по четыре человека от батареи и занять позиции впереди на случай прорыва вражеских мотоциклистов.

Автоматы в полку имелись только у разведчиков, и дозор был вооружен карабинами. Правда, в обозе скопилось достаточно противотанковых гранат. Выдавали штуки по три-четыре на человека. Уходящие навстречу выстрелам и пулеметным очередям артиллеристы не слишком рассчитывали на свое слабое вооружение. Оглядываясь, кричали:

– Если что, поддержите огнем, братцы!

– Поддержим, – отвечали им.

Сводный взвод проводил помощник комиссара полка по комсомолу, высокий, спортивно сложенный политрук. Думали, что он останется со взводом боевого охранения, где командиров, кроме сержантов, не было. Но политрук (три кубика на петлицах – старший лейтенант) вскоре вернулся. Шел торопливо, словно его дожидались важные дела. За плечом висел автомат, на поясе – кобура с пистолетом, фуражка была надвинута на лоб.

– Зассал политрук, – сплюнул Пекарев. – Хоть бы автомат ребятам оставил.

– Глянь, как торопится! Во хмырь.

Метрах в трехстах впереди поднималась пыль. Там торопливо окапывался взвод охранения.

– Много они навоюют, – сказал Лыгин. – Хоть бы один пулемет на всех. А гранаты полтора килограмма весят, ими только рыбу глушить.

Чистяков, несмотря на свой невеликий опыт, тоже знал, что сильные противотанковые гранаты РПГ-41 эффективны лишь в засадах, в населенных пунктах, среди домов. Но только не в степи с редкими перелесками и островками кустарника.

Дуру, весом полтора килограмма (их прозвали «ворошиловские килограммы»), дальше, чем на десять метров, из окопа не бросишь. Вставать в полный рост нельзя, пулеметы срежут. А пропускать, как учили, танк через себя и швырять гранату под задние гусеницы или на трансмиссию вряд ли у кого хватит выдержки.

Остаток дня прошел почти спокойно. Дважды налетали парами «мессершмитты», сбросили несколько бомб и прострочили позиции из пушек и пулеметов. Кого-то убили, несколько человек ранили, но большинство воспринимали потери равнодушно.

Люди были напряжены. Впереди стояла недобрая тишина, зато на юго-востоке гремело и ухало. Что это значит, понимали все. Немцы, совершив обход, продвигались вперед. Уже в сумерках заметили группы людей, спешно шагавших мимо.

– Драпают, – сказал Лыгин.

– Жизни свои спасают, – поправил его Роньшин. – Если бы оборону организовали как следует, то и люди не бежали бы.

Некоторые с ним согласились. На всякий случай выставили караулы вокруг позиций полка, в котором осталось два неполных гаубичных дивизиона. Ждали наступления рассвета.

Батарея снова вела беглый огонь. Командир взвода управления, который обычно находился на переднем крае и корректировал огонь, получил тяжелое ранение. Теперь ведением огня командовал лично комбат Ламков. В таких ситуациях быстро проявляется человеческая натура.

Ламков мог послать одного из командиров огневых взводов, но оба младших лейтенанта были еще неопытные, и капитан отправился на передний край сам и передавал оттуда координаты вражеских целей. Затем связь прервалась. Куда стрелять – непонятно. Послали на линию одного, второго связиста, оба не вернулись.

На соседней батарее тоже ничего толком не знали. Но и без того угадывалось, что немцы пробили брешь в обороне. Первыми снялись тыловые подразделения. Десятки повозок торопились убраться подальше. Затем появились группы красноармейцев. Они бодро шагали мимо, бросив шинельные скатки, противогазы и остальное, что казалось им лишним. Правда, большинство шли с винтовками, другого оружия Чистяков не заметил.

Пара «мессершмиттов» пронеслась над людьми. Бомбы они уже израсходовали, но пулеметные и пушечные трассы настигали бегущих. Боезапас «мессера» – тысяча патронов на пулемет и сотни две-три снарядов на каждую авиапушку.

Люди падали один за другим, метались, пытаясь спрятаться в островках кустарника и среди редких деревьев. Попутно оба самолета прошлись над батареей и обстреляли орудия.

Вернулся на лошади комбат Ламков, вместе с ним прибежали двое наблюдателей и телефонист. Командир полка приказал готовиться открыть огонь прямой наводкой. Ездовые сбрасывали ящики со снарядами и очень торопились.

– Эй, вы, – крикнул Ламков. – Не вздумайте удрать!

– Нет, мы вон в том перелеске спрячемся.

Затем появились мотоциклисты. На большой скорости, стреляя из пулеметов, они сделали полукруг, определяя артиллерийские позиции. Взвод охранения ответил им огнем из карабинов. Залегла и открыла винтовочный огонь пехотная рота, отступающая более-менее организованно. Ахнула, пытаясь достать вражескую разведку, одна из гаубиц.

– Не стрелять! – кричали командиры, выполняя приказ комполка.

Возле гаубиц спешно рыли окопы группы красноармейцев. Бегство удалось остановить, на прямую наводку установили остатки батареи «сорокапяток», три пушки. Организовать оборону на новом месте толком не успели – появились танки.

Их было пять или шесть, и шли они быстро, стреляя на ходу из орудий. Одновременно вели огонь несколько минометов. Их сгрузили с бронетранспортеров, которые двигались за танками. Снаряды и мины рвались вокруг капониров. Гаубицы, а следом «сорокапятки» открыли огонь.