Победитель получает все - Дженнифер Доусон

Шейн твердо, на всю жизнь усвоил урок, преподанный отцом.

Мадди погладила Митча по груди, как бы желая немного успокоить его:

– Она немного всплакнула, но брать трубку и разговаривать с ним отказалась наотрез.

Митч вздохнул:

– Надо будет опять поговорить с ней. Кроме того, попробую вытянуть кое-что из Сесили.

Мадди по своей доброте поспешно предупредила его:

– Только сделай это потактичнее.

– Разве меня можно упрекнуть в нетактичности? – Митч шутливо и ласково сжал ее бедро.

«Тебе бы только шутить да любезничать с Мадди», – внезапно возмутился про себя Шейн, охваченный порывом встать на защиту справедливости. И тут же прикусил себе язык. Неужели он забыл, что Снежная Королева способна сама постоять за себя? Нет, не забыл, но он никак не мог отделаться от странного впечатления – с ней творится что-то неладное.

Она явно переменилась с момента их последней встречи.

Пытаясь разобраться в происходящем, Шейн в задумчивости смотрел на ивы, за которыми пряталась река. Слабый ветер, колыхавший ивовые ветви, навевал покой и умиротворение, их расслабляющее действие отвлекало от поисков нужного ответа. Шейн встряхнулся. Нет, он должен его найти! Да, это не его дело, но, черт побери, что мешает ему вмешаться?

Ход его мыслей нарушила Грейси. Зевнув, она потянулась, отчего ее грудь отчетливо проступила сквозь майку, и встала.

– Перерыв закончился. Пора опять браться за работу.

– Не забудь, завтра в час сюда приедут Пенелопа и Софи, – сказала Мадди, не захотевшая покидать колени Митча, хотя рядом стоял стул, который освободила Сесили. – А к трем уже все должно быть окончательно готово к помолвке.

Грейси закатила глаза:

– Боже, сколько же можно повторять одно и то же?!

– Извини, я боюсь, как бы ты не забыла, – несколько виноватым тоном сказала Мадди.

– Разве можно забыть, когда ты все время напоминаешь мне об этом?! – шутливо отозвалась Грейси.

Шейн улыбнулся:

– Смотри, Грейси, ты упускаешь такой шанс – впервые стать подружкой невесты. Хотя тогда бы ты, Мадди, выбежала из зала вся в слезах, как только кто-нибудь позволил бы шутку или выпад в твой адрес.

– Эй, не пытайся выглядеть более пошлым, чем ты есть на самом деле, – фыркнула Мадди, очаровательно выпятив нижнюю губу. Она всегда так делала, когда хотела что-нибудь получить от их отца, ее хитрость срабатывала всегда.

Шейн не сомневался, что ее милая уловка будет действовать столь же безотказно и на ее будущего мужа.

Ничуть не обидевшись на замечание сестры, Шейн пожал плечами:

– Мы не стали бы подшучивать над тобой, если бы ты, став невестой, не превратилась в такую зануду.

– Я вовсе не зануда, – возмутилась Мадди и обратилась к Митчу, ища у него защиты. – Скажи им, что это не так.

– Нет-нет, какая-то доля занудства в тебе точно есть, – опередила Митча Грейси.

– Я не верю никому из вас. – Мадди отрицательно замахала обеими руками.

– Как это ни грустно, но я вынужден согласиться с Грейси, – влез в разговор Джеймс.

– Как, и ты, Джеймс, на их стороне? – удивилась Мадди. Ее возмущению не было предела.

Джеймс погладил подбородок, затем указательным пальцем поправил на переносице очки и только потом тихо заметил:

– Ты еще за завтраком всем раздала расписание, что, где и когда будет происходить.

Покраснев от смущения, Мадди, тем не менее, нашла в себе силы возразить:

– Мне хочется, чтобы все прошло как нельзя лучше. Что ж в этом плохого?

Митч привлек ее к себе, поцеловал и, когда она успокоилась, произнес:

– Конечно, ничего, принцесса. Но ведь тебя никто ни в чем не упрекает.

Грейси фыркнула:

– А ты меньше всего, и все потому, что она очень любезна с тобой, намного любезнее, чем с кем бы то ни было из нас.

Мадди заерзала на коленях Митча:

– Это не из-за того, из-за чего вы все думаете. Просто сейчас после долгого перерыва он взялся за одно крайне важное и серьезное дело, а я не хочу мешать ему нисколечко. Понятно?

Столь нежное внимание к Митчу казалось Шейну весьма необычным. Мадди все время старалась быть рядом с Митчем, ласкалась к нему, целовала – все это уже порядочно надоело и даже вызывало легкую тошноту. Шейн с удовольствием вспоминал то время, когда Митч только начинал ухаживать за его сестрой, а та едва удостаивала его вниманием, если бы не одно «но»: когда он смотрел на Мадди, для него становилось очевидным – нет на свете более счастливого человека, чем она.

– Везет же некоторым, – промолвила Грейси, поглядывая на желтоватый домик, в котором ее поселили вместе с ее братом. Потом, вдруг нахмурившись, взглянула на Джеймса: – Говорят, ты перебрался жить в комнату над гаражом, предоставив удивительным двойняшкам тот домик, не так ли?

Это была вечная, огромная, сводящая с ума проблема – куда поместить всех приезжавших и уезжавших, а Джеймс был просто помешан на порядке. Но поскольку у Робертсов имелось небольшое жилье над гаражом, он во всеуслышание объявил, что поселится там, пока Пенелопа и Софи будут жить в главном доме.

В ответ Джеймс молча закивал.

Грейси махнула рукой в сторону гаража.

– Не хочешь ли ты убедиться, что все в порядке, что там есть все, что тебе нужно?

Джеймс встал:

– Я уверен в этом, впрочем, я проверю и сообщу, если там что-то не так.

Шейн слегка поморщился. Джеймсу, как всегда, не хватало ловкости, такта и чувства юмора.

– Не королевское это дело. – Грейси повернулась и вышла.

– Никак не могу ее понять, что ей нравится, а что нет. – Уход Грейси ничуть не смутил Джеймса. – Полагаю, она за что-то невзлюбила меня.

– Да ну? И как ты дошел до этого? – насмешливо спросил Шейн. Несмотря на весь свой сарказм, он отнюдь не был уверен в том, что Джеймс не нравится Грейси. В глаза бросалась одна странность: Грейси охотно кокетничала со всеми знакомыми мужчинами, кроме Джеймса. Тут явно было что-то не так.

– Ничего бы с тобой не случилось, если бы ты съел один из ее кексов, – вмешалась Мадди.

– Как можно, ведь я готовлюсь к марафону, – обращаясь как бы ко всем сразу, отозвался Джеймс. За последние три года он три раза участвовал в чикагском марафоне, с каждым разом улучшая свои результаты. Однако стремление Джеймса к совершенству вызывало одно лишь раздражение.

Вчера вечером Шейну вздумалось пробежаться вместе с братом-марафонцем. Через семь миль он сдох, ему казалось, что у него вот-вот выпрыгнет из груди сердце, а легкие разорвутся от перенапряжения, тогда как Джеймс, как ни в чем не бывало, побежал дальше. Он был похож на машину, не знавшую усталости.