Мао Цзэдун - Александр Панцов

Страна оказалась расколотой. В Пекине власть по-прежнему находилась в руках императора и Юань Шикая. В Нанкине заправлял Сунь Ятсен. Гражданская война казалась неизбежной. Восемнадцатилетний Мао, как и все вокруг, ясно ощущал это. Поэтому и вступил в армию. Поступок был отважным! Хунаньская армия готовилась к выступлению на север.

Участвовать в боевых действиях, правда, молодому рекруту не пришлось. Сунь Ятсен довольно скоро потерял реальную власть. В связи с распадом страны в Китае стремительно возрастала роль армии, которой у самого Сунь Ятсена не было. Хуан Син, занявший в его правительстве пост военного министра, никаким авторитетом у провинциальных военных губернаторов не пользовался. Проголосовавшие за доктора Суня делегаты Национального собрания, большая часть которых стремилась к компромиссу с Юань Шикаем, просто использовали его как козырную карту в игре с командующим Бэйянской армией. Будучи весьма умеренными, они и на посту президента хотели видеть осторожного политика, который не стал бы, как Сунь Ятсен, ломать устоявшиеся традиции. Многие из них сами были олигархами, сконцентрировавшими в своих руках не только богатства, но и политическую и военную власть. Понятно поэтому, что они опасались реализации «третьего народного принципа» Сунь Ятсена, направленного на установление государственного контроля над экономикой. Идеальной фигурой для них являлся именно Юань Шикай; Сунь Ятсен же на посту временного президента им нужен был только для оказания давления на нерешительного генерала.

Их политика увенчалась успехом. Поняв наконец, что большинство членов Национального собрания в Нанкине рассматривали Сунь Ятсена лишь как переходную фигуру, Юань Шикай вручил условия отречения вдове императора Гуансюя, вдовствующей императрице Лун Юй. Последняя с декабря 1911 года, после отставки великого князя Чуня, выполняла роль регента при малолетнем Пу И. Она пришла в ужас, но сделать ничего не могла. Придворные перешептывались, вспоминая дурное предзнаменование, которым сопровождалось восшествие Пу И на престол. Трехлетний император испортил тогда все своим ревом. Он сопротивлялся и кричал: «Не хочу здесь! Хочу домой!» У отца Пу И от волнения даже пот выступил на лице. Чиновники продолжали отбивать земные поклоны, но плач императора все усиливался. И вот, не выдержав, отец Пу И произнес: «Не плачь, не плачь. Скоро все кончится!» Вспоминая об этом спустя много лет, отставной император писал: «После церемонии присутствовавшие на торжестве вели в кулуарах такие разговоры: „Как же можно было говорить 'Скоро все кончится'? А что означало 'хочу домой'?“»52

12 февраля 1912 года император формально отрекся от престола. Ему, правда, было всего шесть лет, и он не понимал, что происходит, но придворные не сомневались: дурное предзнаменование оказалось пророческим.

Революция победила! Все ее события, начиная с восстания 10 октября и заканчивая отречением императора, по китайскому лунному календарю происходили в год Синьхай, именно поэтому она стала называться в Китае Синьхайской. 14 февраля Сунь Ятсен подал прошение об отставке, которое Национальное собрание приняло единогласно. На следующий день временным президентом страны делегаты собрания также единогласно избрали Юань Шикая.

Прослужив в хунаньских войсках полгода, Мао теперь решил вернуться к занятиям. Ему надо было завершить формальное образование. Он подал прошение об отставке и был демобилизован. Впечатления от армии остались у него самые хорошие: впервые он жил в достатке. По его собственным словам, он получал очень солидное жалованье: семь серебряных долларов в месяц! Как мы помним, в Дуншаньской начальной школе высшей ступени за пять месяцев обучения, общежитие и пользование библиотекой он заплатил менее одного доллара. У него было много свободного времени, и он вел прямо-таки не пролетарский образ жизни. Он выделялся из общей массы солдат, большинство которых были безграмотными бедняками, пошедшими в армию не из-за революционных принципов, а потому, что им нечего было есть. Гордый и знающий себе цену студент не мог не смотреть на них сверху вниз. «Я тратил два доллара на еду. Кроме того, мне надо было покупать воду, — вспоминал он в беседе с Эдгаром Сноу. — Солдаты должны были носить воду из-за города, но я, будучи [по социальному статусу] студентом, не мог снисходить до этого и покупал ее у разносчиков воды». Интересное откровение вождя трудового народа!

Оставив службу, Мао Цзэдун оказался на перепутье. Он по-прежнему горел желанием учиться, но совершенно не знал, кем хочет стать. Он начал читать печатавшиеся в газетах рекламные объявления о наборе студентов в новые школы. Сначала его внимание привлекла полицейская школа, и он зарегистрировался для поступления в нее. Но вскоре передумал, заинтересовавшись рекламой школы мыловаров. Он зарегистрировался в это учебное заведение. Затем под влиянием приятеля решил стать юристом и зарегистрировался в юридическое училище, потом — в экономическое, а после этого — в коммерческое. Ничего особенного в этом метании не было: Мао был молод и, как многие восемнадцати-девятнадцатилетние юноши, хотел всего достичь сразу. В коммерческом училище, однако, требовалось хорошее знание английского, а у Мао никакой способности к языкам не было. Он и на китайском-то языке, как мы знаем, говорил с сильным хунаньским, даже шаошаньским, акцентом. От этого мягкого цыкающего говора он не сможет избавиться всю жизнь. В итоге, проучившись в коммерческом училище месяц, Мао ушел из него и весной 1912 года поступил в Хунаньскую провинциальную среднюю школу высшей ступени, вскоре переименованную в Первую провинциальную среднюю школу.

Но и здесь долго не задержался. «Я не любил Первую среднюю школу, — вспоминал он. — Ее программа была ограниченной, а порядки ужасные»53. Разочаровавшись в педагогах и школах, Мао решил заняться самообразованием и в течение полугода ежедневно занимался в Хунаньской провинциальной библиотеке. Основное внимание он на этот раз уделял изучению географии, истории и философии Запада. Ведь идеи либерализма, которыми он теперь увлекался под влиянием революционных перемен в стране, пришли в Китай из Европы и Америки вместе с капитализмом. В школах же, которые он посещал, его учили писать сочинения в классической конфуцианской манере, но никаких знаний о зарубежных странах не давали. Впервые в жизни в девятнадцатилетнем возрасте он с удивлением увидел карту мира! С интересом начал он изучать работы, заложившие основы современной западной демократии. Он прочитал знаменитые «Исследование о природе и причинах богатства народов» Адама Смита, «Происхождение видов» Чарлза Дарвина, «О духе законов» Монтескье, а также книги Джона Стюарта Милля и Герберта Спенсера. В библиотеке он нашел и сборники иностранной поэзии, мифы Древней Греции, сочинения по истории и географии России, Америки, Англии, Франции и других стран.

Денег у него уже совсем не было, — отец перестал высылать их. Мао Ичан, понятно, не был доволен тем, что его взрослый сын болтается без дела в городе, меняет школы чуть ли не каждый месяц и при этом требует содержать его. А какому бы отцу это понравилось? Ведь каждый раз, когда Мао регистрировался в новое учебное заведение, он писал отцу, умоляя ненавидимого им «предка» прислать денег, из которых один серебряный доллар шел на уплату регистрационной суммы. Жизнь в Чанше была недешева, особенно для студента, который нигде не работал. Почему же Мао предпочитал сидеть на шее отца вместо того, чтобы где-нибудь подрабатывать? Ведь возможностей заработка, пусть мизерного, в большом городе было много. Жизнь в провинциальной столице кипела. Строились новые дома, прокладывались улицы, развивалась коммерческая деятельность. Ну, предположим, в кули (носильщиком или грузчиком) его бы не взяли. Там всю работу контролировали мафиозные структуры. Но мало ли чем можно было заняться? Наняться домашним учителем в какую-нибудь семью, писать объявления. Мао, однако, ни о чем таком даже не помышлял. Работать ему, как мы уже знаем, не позволяло чувство собственного достоинства. Ведь он был студентом, то есть потенциальным шэньши, интеллигентом, а следовательно, принадлежал к более высокому классу, чем все эти солдаты, крестьяне, кули! Вот уж действительно: из грязи — в князи! Конечно, одного Мао винить в этом отношении к труду нельзя. Его гордыня была, если можно так выразиться, корпоративной: не только Мао, но и другие молодые китайские интеллигенты-разночинцы, получившие пусть даже начальное образование, ощущали свою исключительность в почти поголовно безграмотном обществе. Спустя тридцать лет, вспоминая о своей жизни в Чанше в одном из публичных выступлений перед собратьями по компартии, Мао сам признавал: «В свое время я учился в школе. Там у меня выработалась интеллигентская привычка: мне казалось унизительным выполнять даже самую незначительную физическую работу на глазах у других учащихся-белоручек, хотя бы, например, нести свои собственные вещи. В то время я считал, что чистоплотнее всех на свете интеллигенты, а рабочие и крестьяне — люди погрязнее. Я мог надеть чужое платье, если оно принадлежало интеллигенту: с моей точки зрения, оно было чистым; но я не согласился бы надеть платье рабочего или крестьянина, считая его грязным»54.