С ногами на подоконнике. Повести - Ольга Николаевна Калашян

как раз через неделю, можно будет тебя украсть на чашечку кофе?

(Проклятая воровка кадрит его у меня на глазах!!!)

И не дав никому опомниться, Вика быстро нацарапала своей липкой лапой на клочке бумаги жирные цифры и вручила тебе с особой осторожностью. Уходя, она задержала на тебе свой взгляд, а потом стрельнула на меня глазами, посмотреть, какова моя реакция, – по ее довольному виду я поняла, что отреагировала именно так, как ей хотелось.

Оставшиеся полчаса на воде были кошмарными: во-первых, мне хотелось подойти и удушить эту ошибку нашего мини-круиза, во-вторых, мне хотелось сделать это у тебя на глазах. Я не узнавала себя…

Когда мы шли вечером ужинать, мне показалось, что ты до сих пор крайне доволен своим успехом. Хотелось подстебнуть тебя, но я передумала. Ядовитое чувство я оставила у себя под языком и боялась дать ему название.

Когда я злилась, я начинала очень некрасиво есть. Напихав полный рот пасты, я пробормотала одними щеками:

– Так значит, уже завтра? Это правда?

– Да. Забыл тебе сказать. Мне пора на работу. – Ты невозмутимо отпил из своего бокала.

– И что… И… Ну понятно.

Я продолжала жевать.

Остаток ужина прошел в колючей тишине: ты постарался разбавить ее шуткой, но она проскользнула мимо. Ты довел меня до дома, мы поговорили о чем-то отвлеченном, дошли до двери. Прощание оказалось каким-то скомканным. Я обняла тебя.

– Ну что… Дима, спасибо за все…

– Не за что.

– А добавить «помидорка»? – спросила я вполне серьезно.

– Не за что, помидорка.

– Как-то прохладно.

– Как-то несвоевременно… Мне пора, надо собрать вещи. Прилетай как-нибудь в гости.

– Конечно, спасибо за приглашение.

– Ты всегда мне так отвечала, и я прилетал сам. – Ты улыбнулся левым уголком рта. – Все, Мила, дорогая, мне правда пора. Я совершенно теряюсь, когда прощаюсь с любимой женщиной.

Быстро поцеловал в щеку, оставил на ней теплый влажный след и слегка царапнул щетиной. Я отметила про себя, что впервые ее касаюсь, обычно ты следишь за тем, чтобы быть гладко выбритым… Я постояла еще немного, чтобы услышать, как лязгнет дверь в парадной, как точка.

Дома я пыталась чем-то занять себя, но словно на качелях вновь возвращалась обратно к жуткому ощущению пустоты. Я с ним слишком хорошо была знакома. Вздох ударялся о потолок и рассыпался по углам.

Ты сказал с «любимой». Трудно ли тебе было это произнести, или просто вырвалось на язык и легко упало? Скорее первое… Чего мне не хватает? Лишь того, что ты не он? С ним кровь бежала быстрее, в висках стучало, и всегда американские горки, с тобой же покой, с тобой можно свернуться калачиком, выковыривать изюм из кекса и не смотреть на время. Это просто по-другому… Но ведь тоже хорошо.

Когда нужно принять для себя какое-то важное решение, я обычно много выпиваю и крепко засыпаю. Мое «я» – импотент и трус.

Я проснулась с утра с гулом в голове, словно мой череп – огромный тоннель, по которому грохочет поезд, еще и гудит без конца. Поправила волосы, вспомнила мамин совет и поправила их более тщательно. Что-то помимо депо в голове мешало мне начать этот день… Мысль, что сегодня не будет тебя? Я аккуратно села на кончик кровати и все про себя поняла. Кончики кроватей, знаете ли, обладают таким волшебным свойством.

Я всегда любила в фильмах момент, где главная героиня или герой несутся в аэропорт, на вокзал или еще куда-нибудь, чтобы остановить любимого. Пожалуй, тут все рекорды бьет Бриджит Джонс, бегущая в красивых тигровых трусах. Волосы этих спринтеров обычно красиво развеваются, на лице румянец, а люди поспешно расступаются перед ними. Я же неслась бледной и несвежей, я понимала, что на прочие атрибуты в виде красивого белья у меня времени нет, черт знает что творилось в моей голове. Я должна была тебя увидеть. По дороге я снесла чьи-то сумки в аэропорту, и они, как кегли, разлетелись по сторонам. Пронеслась мимо всех стоек регистрации – нету, обежала весь второй этаж – тоже нету. В районе моих лопаток прорезались маленькие крылья, чтобы сделать меня быстрее. Я опять слетела на первый этаж и увидела наконец тебя, покупающим кофе у стойки «Старбакса», и что-то радостно защекотало в носу. Еще пара длинных нелепых прыжков-перелетов, и я схватила тебя за плечо, из-за чего твой кофе оказался пролитым на стойку. В отличие от продавца мне было так радостно, что хотелось плакать от счастья: я успела, я смогла! Я попыталась взять себя в руки, потому что взрослые девочки не плачут, но не вышло.

– Останься. Просто останься, прошу.

Я прижалась к тебе, чтобы приклеить, удержать, сшить тебя с собой. Слезы, словно зернышки, скатывались по твоему плечу и сыпались тебе в ладони. Ты медленно, еле касаясь, гладил меня по голове, будто я сейчас растаю или растворюсь. Ты всегда отличался ясным умом и трезвым взглядом на жизнь, но тут растерялся: я чувствовала миллион движений, от которых слегка вибрировало твое тело. Ты еще ни разу не видел моих слез.

– Я не могу.

Ты тихо отпустил мою руку и слегка отстранился, поправив рюкзак рядом. Молчание длилось долю секунды, но этого было вполне достаточно, чтобы разбиться вдребезги…

– Я не могу. Но ты можешь поехать со мной.

Я никогда еще не соображала так быстро!

– Виза у меня есть, едем за паспортом!

***

Я вернулась из Германии. Я была там очень счастливой. Собрала все необходимые вещи. В углу испуганно скукожилась пара кожаных дорожных сумок – они не ожидали путешествия навсегда. Я заснула в своей кровати напоследок, чтобы попрощаться. Под утро мне приснился странный короткий сон: будто я иду посреди дороги, а ее края сманивают меня по очереди, левый, и правый, и опять левый. «Иди прямо», – шепчет разделительная полоса, и я иду.

***

Когда говорят «история одной любви», мне становится приятно на душе. Возможно, я жадная. Потому что у меня их три. Три разных, неповторимых, главных. Они не соперничают, не звучат одна громче другой, просто плавно перетекают друг в друга. Возможно даже, они не могли бы существовать друг без друга.

Третья моя любовь родилась в Германии этой зимой рано утром, огласив свое появление громким криком. Когда мы лежим рядом, я полна такой тишины и покоя, словно море с утра. Пытаюсь окутать его руками, словно крыльями. Как жаль, что Бог не дал мне их, так было бы удобно его укрывать! Котенок мой, беззащитный, маленький, дышит доверчиво мне в живот. Когда он поест