Призраки знают все. Рукопись, написанная кровью - Анна Данилова

Тома опустила кипятильник в баночку со щами, которую достала из маленького холодильника в подсобке, прикрыла окошко, отделявшее ее от внешнего мира, от шумного проспекта в этот звонкий, летний и наполненный звуками большого города день, и достала сигаретку. Закурила. Завтра обещали выдать зарплату, а потому была возможность все спокойно обмозговать – на что потратить деньги, кому вернуть долги, а кто подождет еще месяц-другой. И хотя долги были пустячными, но все равно, если вернуть сразу всем и все, зарплата намного уменьшится, и уже нельзя будет купить то плетеное кресло, которое так и просилось в ее просторную комнату на чердачном этаже, где она установила самый что ни на есть настоящий, выложенный красным огнеупорным кирпичом камин. Прекрасный широкий камин с кирпичной трубой, выпирающей из крыши старинного, отреставрированного четырехэтажного особняка в самом сердце города. И пусть сейчас на дворе стоял июль и все думали только о том, как бы спастись от жары, Тома думала о предстоящих холодах, о зиме, когда во всех городских квартирах будет холодно и промозгло и многие дома покроются грибком и прочими сырыми мерзостями, а ее комната, которую ей удалось получить в результате сложного размена с бывшим мужем, всегда останется сухой, уютной и просторной. Ничего, что потолок низкий, это не сразу бросается в глаза. Зато комната представляет собой почти студию – она в шестьдесят квадратных метров, с деревянными колоннами-подпорками, которые Тома преобразила, обвив их ветвями вьющихся растений, росших в кадках. Знакомый мастер выложил пол на одной половине комнаты оранжевым с зеленым итальянским блестящим кафелем, и в этой части располагались кухня и столовая. Другая же часть комнаты сверкала новеньким паркетом, здесь стояли широкий диван, два кресла, а посреди гостиной полыхал алым цветом толстый красный ковер. И лишь небольшая часть всего пространства представляла собою маленькую спальню, отгороженную коричневой бархатной занавеской, за которой располагались широкая кровать и прикроватная тумбочка с красивым разноцветным светильником. Это было ее уютное гнездышко, которое она вила для себя – веточку за веточкой.

И пусть этим летом у нее не будет кондиционера, и придется спасаться от жары (которая забирается под крышу и прогревает каждый предмет в ее комнате нещадно, просто адски) под холодным душем, зато зимой Томе будет тепло и уютно. И все в комнате уже хорошо и красиво, вот только кресла плетеного, кресла-качалки, не хватает. А оно так просится! Или ну ее, эту качалку, может, купить другое – низкое, мягкое, широкое, куда можно будет забраться с ногами и, укрывшись пледом, что-нибудь почитать? Или просто посмотреть на огонь? Но тогда придется ей вновь поездить по мебельным магазинам и поискать то, что нужно. А плед, такой пушистый, шотландский, из овечьей теплой шерсти в красно-белую клетку, уже присмотрела. Правда, он дорогой, невероятно. Но красивый!

И вот что странно: что бы она ни делала, как бы ни обустраивала свою комнату (хотя, по мнению Томы, ее вполне можно считать квартирой, поскольку там есть все – и кухня, и гостиная, и спальня, и даже маленькая ванная комната!), она почему-то думала о том, как будет показывать ее Алисе.

Удивительно, но после того, как Алиса призналась Томе в том, что у нее появилась бабулька-спонсорша, отношение Тамары к подруге резко изменилось. Она завидовала ей так сильно, что даже презирала себя за это сильное чувство. И почему в жизни все так складывается, что одни должны всю дорогу страдать, а другим на голову падает удача, богатые родственники, благотворительницы, наследство? Томка в своей жизни прочитала много книг, и больше всего ей нравились французские классики. Особенно Бальзак и Золя, ну, и еще Мопассан, конечно. И в их романах постоянно делался акцент на том, как все-таки хорошо быть молодым, здоровым и богатым! Что без богатства ты никому не нужен, не интересен. И так хотелось ей этого богатства, этой красивой жизни, прекрасных дворцов, особняков, лошадей, нарядов, драгоценностей, вкусной еды, изысканных вин! Но вместо этого судьба Томке подсунула мужа-наркомана, который чуть не продал ее за деньги! Просто счастье, что его посадили, а когда он вышел, им удалось договориться и разменять его убогую квартирку в шестом квартале… И замечательно, что он уехал из этого города, просто исчез из ее жизни! И что ей удалось выкупить, пусть и частями, эту мансарду – этот чердак, студию, квартирку… В самом центре, на самом верху, прямо под небом! Романтично и грустно одновременно.

А Алиса? Жила как жила, не прилагая никаких усилий ни к чему. Никто-то ее не унижал, не оскорблял (мужчины – не в счет, она сама виновата, что находила себе таких идиотов и сволочей), не пытался ее продать кому-то, не обкрадывал. Да и с собой она не пыталась покончить… А в Томкиной жизни и такое было.

Жила себе Алиса спокойно, ходила на работу, продавала пиво с сигаретами, потом возвращалась домой, ужинала, мылась и ложилась спать. Все. Ничего особенного! И с чего эта старуха взяла, что ей нужно помочь? Что, Алисочка такая бедная и несчастная? Работящая? Почему бабке захотелось вложить свои деньги именно в нее? Вопрос оставался открытым. И вот теперь Алиса не работает, валяется целыми днями перед телевизором (скупила уже несколько десятков дисков с фильмами, преимущественно с мелодрамами), смотрит кино, закусывая сериалы шоколадными конфетами и запивая чайком. И ничего-то она не учит, к книжкам даже не притрагивается, хотя и разложила их на постели на всякий случай, если Антонина Петровна войдет, чтобы видно было, что Алисочка занимается. Не жизнь, а какое-то райское времяпрепровождение!

И оказалось, что Алиса-то и не дура вовсе, раз сумела так умно тратить деньги, которые давала на ее содержание Антонина, что ей хватало не только на еду и одежду, но еще и на маникюр-педикюр, словом, она стала следить за собой и даже накопила денег на настоящие французские духи! И если раньше Алиса не считала нужным причесываться и просто собирала волосы в пучок и закалывала их на затылке, то теперь и локоны ее выглядели ухоженными. А руки! Какими нежными и холеными стали ее руки! Так и хотелось спросить – сколько же за месяц вкладывает старушенция в содержание Алисы? Но Тома об этом не спросила, постеснялась, подумала, что ее могут заподозрить в зависти. Хотя и так не трудно было об этом догадаться. Ведь и Алиса тоже ей завидовала бы, если бы они поменялись местами. Но все уже свершилось, и теперь никакие «если бы» невозможны. Все, Алиса начала новую жизнь.

Однажды Тома пришла к ней неожиданно, так просто заглянула, как раньше, и застала свою смущенную подружку за несколько неожиданным занятием. Алиса, вооружившись шприцем с толстой иглой, втыкала ее в подушку, вроде как училась делать уколы. Она и дверь-то открыла со шприцем в руках.

– Знаешь, хочется научиться делать уколы самой себе. Посмотрела я тут одну передачу, оказывается, в наших аптеках продают столько всяких витаминов… Люди следят за своим здоровьем, поддерживают его витаминами.

– А я думала, ты хочешь укокошить свою соседку, – пошутила Томка (брякнула то, что подумала), чем внезапно вызвала настоящую бурю.

– Что ты такое говоришь?! Да Антонина Петровна – святая! Она желает мне только добра, а ты думаешь, что я учусь делать уколы, чтобы убить ее? Ты, Томка, – полная дура!