Как убить своего мужа и другие полезные советы по домоводству - Кэти Летт

— Это Филиппа. Его лаборантка.

— Может, у них какой-нибудь срочный эксперимент? — несмело предположила я, хотя в животе уже все вибрировало от беспокойства. — Если тебе от этого станет лучше, то могу сказать: во всем мире не наберется и десятка женщин, кому идет пончо. Ну разве что еще кочевникам — тем парням, что пасут своих яков.

Но Джаз было не до шуток. Мы следовали за машиной Стадза в полном молчании — парочка направлялась к супружескому гнездышку моей подруги. За полквартала до места мы остановились и проследили, как Стадз ведет девушку в дом.

Было уже за полночь. Серый Лондон напоминал огромное кладбище. Сквозь черные тучи едва проглядывали редкие синяки неба. Дыхание моментально превращалось в пар. В окне спальни зажегся свет. И вскоре снова погас.

Несмотря на секретность операции, Джаз испустила такой отчаянный вой, что его наверняка услышали даже полярники, затерянные во льдах Антарктиды. Словно внутри у нее что-то надломилось. Как при открытой операции на сердце. Она ревела навзрыд, и рана ее зияла. Есть здесь где-нибудь доктор? Ах да, только он сейчас страшно занят: демонстрирует свое врачебное искусство у постели совсем другой пациентки, как раз в тот момент, когда его собственная жена истекает кровью перед своим домом во взятом напрокат авто. Я пересадила Джаз на пассажирское сиденье, сама села за руль и запетляла в сторону своего жилища. Я была слишком расстроена, чтобы ехать прямо.

Джаз проплакала не меньше часа, прежде чем мне удалось уговорить ее выйти из машины.

— Он привел ее домой, в нашу постель! Хотя теперь это уже не мой дом. Это Трахингемский дворец.

На Джаз было жалко смотреть. Роды без анестезии и то не такие болезненные.

— Ну же, милая, — ласково просила я, — пойдем. Тебе сейчас нужно выпить.

— Что мне сейчас нужно, — отвечала она между раздирающими сердце всхлипами, — так это полная ванна и туда же — включенный фен.

Уже на пороге я совсем не к месту заметила, что большинство мужчин — те же червяки, только ростом повыше, но Джаз сразу направилась в гостевую комнату рядом с рабочим кабинетом Рори и свернулась калачиком на кровати, в обнимку с бутылкой виски. Картина эта до сих пор выжжена клеймом на моей сетчатке. Растирая поясницу подруги, я размышляла над тем, что на всех мужей надо бы вешать таблички с предупреждением: «Этот человек опасен для вашей психики». И еще у меня закралось подозрение, что в свое время Джаз так и не удосужилась прочесть фразы мелким шрифтом в своем брачном контракте.

Вечером вторника настроение в нашем прокатном авто было мрачнее тучи. На сей раз мы сопровождали мужа Джаз на акцию по сбору средств на борьбу со СПИДом в странах Африки, устроенную супругой премьер-министра в огромной палатке у Кенсингтонского дворца. Где-то на заднем плане пронзительно пиликал струнный квартет. Два промозглых часа спустя Стадз и компания дружно переместились в «Чайнауайт» — пропустить по стаканчику перед сном.

— Как думаешь, это надолго? — поинтересовалась я.

Низкие облака стремительно неслись по ночному небу, точно настал небесный час пик и они отчаянно спешили домой. Спешили, похоже, все, кроме нас.

— Мне еще кучу тетрадок по математике проверять. «Окружность, — процитировала я одно из школьных творений, — это прямая, только она завивается по кругу, и внутри у нее дырка». Этим детям нужна помощь!

Джаз уныло пожала плечами, слишком подавленная, чтобы поддерживать разговор.

— Ладно, — уступила я. — Только давай не очень долго. Может, сгонять пока за едой?

Она снова пожала плечами и ответила совершенно безжизненным голосом:

— Возьми чего-нибудь хоть отдаленно полезного.

Вернулась я с двумя обезжиренными кексами.

— Какой пенопласт предпочитает мадам — банановый или голубичный?

Но Джаз отложила свое банановое пирожное после первого же укуса: на улице появился ее супруг — и не один, а с той самой поп-принцессой, свежеиспеченным «послом доброй воли». Мы провели их до отеля «Савой» — к входу со стороны реки, для более осмотрительных клиентов. Стадз остановил машину на двойной желтой линии и бросил ключи портье — так, словно для него это привычное дело.

— Может, они просто заехали пропустить по коктейлю, — высказала я довольно дурацкое предположение. — Пюре из лущеных пшеничных зерен — или какое там у нее любимое неканцерогенное пойло?

Джаз мрачно глядела прямо перед собой. Прибрежные улицы заполнили густые сливки тумана. Мы сидели, не сводя глаз с плотоядного оскала решетки Стадзова «ягуара». Через час я напомнила Джаз, что знаменитость — это всего лишь ничтожество, которому повезло. Рядом вздыхала Темза, в мутном свете луны река казалась белой как молоко. После двух часов ожидания я сообщила, что в один прекрасный день молодость американки увянет и все закончится жалкими кривляниями в подпевке у какой-нибудь бездарности, подражающей Дженифер Лопес. Но ответом мне были лишь крики чаек: птицы вопили точно младенцы, у которых режутся зубы. В отблеске уличных фонарей я попыталась заняться контрольными по математике («Угол — это куда тебя ставят, когда ты плохо себя ведешь»), но быстро утратила интерес. По прошествии трех часов моя лучшая подруга рыдала без слез: просто свернулась клубком и судорожно вздрагивала.

— Что собираешься делать? — уныло поинтересовалась я. — Может, позвонить в желтую прессу? В какие-нибудь «Сплетни для слабоумных» или «Вонючий рот»?

Я пыталась подбодрить Джаз, но та сжалась в комок.

— Я не могу так поступить с сыном, — успела прошептать она, и салон машины заполнил рвотный банановый дух.

В третий день отпуска Джаз на острове в Индийском океане мы отправились в очередную поездку по Бульвару Неверности.

Воспользовавшись анонимной безопасностью прокатного авто, мы наблюдали за ее супругом: на сей раз он прохаживался у служебного входа одного из театров Вест-Энда, где в тот вечер давали «Кошек». На боковой улочке, где мы припарковались, разило мочой и было темно и мерзко, как в сточной канаве. Но Дэвид Стадлендз, с его зрением нетопыря, обладал способностью высмотреть любую симпатичную женщину. Сегодня терпеливому хищнику достался котенок в обтягивающих брючках под змеиную кожу, сапожках на убийственных шпильках и фетровой шляпке. Вцепившись в добычу, Стадз увлек ее к «ягуару».

По силуэтам нам было видно, как они целуются. Затем с разинутыми ртами мы наблюдали, как парочка перебралась на заднее сиденье, и автомобиль ритмично затрясся. «Ягуар» раскачивался так активно, точно вот-вот разродится. То и дело я невольно переводила взгляд на выхлопную трубу: не вывалятся ли оттуда два-три миниатюрных «ягуарчика».

— Девочка явно ошиблась мюзиклом, — потрясенно сказала я. — Ей бы куда-нибудь в «Парни в куколках»[18].