Жаль, не добили - Александр Тамоников

– Проведешь солдат по адресам! – приказал ему Гныш, давая знак напрягшемуся Клычко. – Чтобы через десять минут вся эта достойная публика была в администрации!

Он вразвалку забрался на крыльцо, закурил, покосился на мужика, утрамбованного в бочку. Тот потерял сознание от удара в живот. А может, и преставился уже. Туда ему и дорога, прихвостню террористов.

Гныш протопал внутрь, с ехидной усмешкой изучил доску объявлений, плакаты, призывающие крепить единство народов Донбасса и обороноспособность маленьких, но гордых республик. Он пинком отворил дверь, вошел в пустую приемную, осмотрелся. Компьютер еще работал, на вешалке висели пуховик и женская сумочка. Окно распахнуто. Удрала секретарша товарища Ворохова, да и шут с ней. Далеко не убежит.

Касьян развалился в кресле, положил на колени штурмовую винтовку, вытянул шею, чтобы разглядеть отражение в зеркале. В последнее время Гныш нравился себе. Не сказать что модельный идеал, но все равно хорош. Снова нашел себя, обрел призвание, за которое не стыдно перед побратимами.

В его биографии были разные страницы, как неприглядные, так и весьма достойные. Он родился в поселке Гривово, расположенном в Запорожской области, и с младых ногтей питал почтение к национальному герою Степану Бандере и воинам 14-й гренадерской дивизии СС «Галичина». Буквы «СС» не вызывали у него никакого отторжения. Напротив, от них веяло чем-то возвышенным, окрыляющим.

Касьян нес по жизни свои идеи как знамя. В шестнадцать лет он взахлеб читал неподражаемый опус Адольфа Гитлера, еще и заметки на полях делал, очерки Йозефа Геббельса, книжки про ОУН и УПА, про их героическую борьбу с поляками, москалями и даже с немцами. Те, конечно, были хорошими парнями, но отчего-то отвергали независимое украинское государство.

Больше, чем Христа, он чтил своего прадеда Нестора Бабулу, посвятившего жизнь изгнанию оккупантов с украинской земли, собирал о нем материалы, рылся в архивах. Касьян дал себе слово, что когда-нибудь напишет книгу про прадеда. Не сейчас, а когда общество будет готово переосмыслить некоторые страницы своей истории.

Он жил в Ивано-Франковске, обретался в Киеве, где подвизался в охранной фирме, близкой к Национал-социалистской ассамблее. Несколько месяцев служил в батальоне «Азов», активно выводил террористическую плесень. Не угодил начальству, которое сочло его слишком жестоким. Ему пришлось покинуть эту воинскую часть.

Потом Касьян служил в батальоне «Киев-1», тренировал новобранцев. Забрасывал командование рапортами с просьбой отправить его в диверсионно-разведывательную школу. Но с этим почему-то не складывалось.

Гныш ушел из армии, снова подался в военизированную охрану. Он вернулся в Гривово, мыкался без дела, выполнял мелкие поручения местных функционеров ОУН. Помнится, запил, сидел без денег.

Следующим этапом своей биографии Касьян гордиться не мог. Он сколотил банду из однокашников – Петро Притупа, Демид Рыло, Гнат Рваный. По пьяному делу они рванули ночью на оккупированную территорию, погуляли на славу. Четыре трупа, море жрачки, бухла. Потом была еще одна акция того же рода. Хлопцы успешно сокращали поголовье колорадского стада, пару ментов на тот свет спровадили.

Тут на их головы и свалился некий Овчинин, служивший в спецназе у ватников. Он не поленился, выследил всю группу Гныша, хитростью заманил ее в заброшенный спорткомплекс. В схватке погибли трое славных парней, настоящих патриотов, уцелел только Гныш.

Он позорно бежал, сверкая пятками, а потом несколько дней бухал по-черному, люто себя ненавидел. Касьян дал себе слово, что отомстит негодяю, выследит его, накажет.

Теперь он знал, где и с кем жил этот тип. Дело оставалось за малым. Надо было лишь проникнуть в Донецк. Именно это Гныш и собирался сделать в ближайшее время.

В последние три месяца судьба благоволила ему. Он надавил на старые связи и получил долгожданное предложение поступить в разведывательно-диверсионную школу. Это учебное заведение располагалось далеко на западе, в Збровичском районе Львовщины.

Объект курировал некий Вильям Ноэрти. Он называл себя полковником и не скрывал, что трудится в частной военной компании, якобы не имеющей ни малейшего отношения к НАТО.

Гныш с отличием окончил школу и горел желанием отомстить негодяю Овчинину.

– Подожди до поры, успеешь еще, – посоветовал ему полковник Овчарук, формальный начальник школы. – Придет твой час. Скоро начнем набирать группу из толковых ребят. Есть одно дельце в Донецке. А пока можешь размяться в одном из добровольческих батальонов. Я договорюсь с майором Ляховским.

Что-то определенно назревало. Вчера Овчарук выходил на связь, намекнул, что надо быть готовым к новому назначению. А сегодня пришел внезапный приказ на прорыв к Гуляевке, где имелся осведомитель. Тоже, в принципе, неплохо. Поперло, пан старший сержант!

Солдаты уже кого-то загоняли на крыльцо. Возмущенно гомонили гражданские. Черта с два, здесь и сейчас таковых нет. Тут все военные!

Распахнулась дверь, и поджарый Денис Клычко втолкнул в помещение невысокого бледного мужчину в ветровке не по сезону. Тот затравленно шарил глазами. Зубы его скрипели. Он получил тычок в затылок и полетел на столешницу, заваленную бумагами.

Тут же белобрысый Олесь Гунча загнал в комнату щуплого пожилого заморыша и рослого скуластого мужчину лет сорока, в глазах которого сверкало бешенство. Клычко тут же шмыгнул обратно в коридор и притащил за шиворот упирающуюся женщину в потертой куртке. Ей было чуть за тридцать. Русоволосая, растрепанная, с большими глазами и немного несимметричным лицом.

«Фигура могла бы быть и получше. В топ самых красивых баб планеты она точно не войдет, – подумал Гныш. – Хотя для сельской местности и это неплохо».

Из коридора заглядывал возбужденный Пилипейко, вытягивал шею. В глазах его плясало злорадство.

«Всех своих обидчиков сдал, – сообразил Гныш. – Ладно, пусть порадуется. Придет и его черед».

– Рад приветствовать! – бодро заявил Гныш, вытряхиваясь из кресла. – С наступающим вас! Как делишки? Елки нарядили, шампанское прикупили?

Бойцы поставили колорадов в одну шеренгу, подравняли ее прикладами. Клычко и Гунча отступили, взяли на изготовку штурмовые винтовки. Наспех одетые пленники угрюмо смотрели на Гныша и молчали.

– Неразговорчивые вы, – заметил Касьян. – Вы кто, мадам? А вы, дорогой товарищ? – Он повернулся к рослому типу – Понимаю вас, любезный. Средних пальцев мало, чтобы выразить чувства?

– Скоты, вы что творите? – Мужчина в бессильной ярости сжимал кулаки. – Что это значит?

Еще мгновение, и он бросился бы на Гныша. Бывают такие люди, которые выплескивают злость, не понимая, что уже находятся на волосок от смерти. Видимо, господин Шаховский – не только зоотехник, но и безнадежный сепаратист.

Касьян выхватил из кобуры девятимиллиметровую «беретту» и выпустил мужику в живот две пули. Завизжала женщина, зажимая уши. Вспыльчивый господин сложился пополам, завалился боком, пару раз дернулся и затих. Мужчины тоскливо смотрели, как под телом расползается лужа.