Флэшмен - Джордж Макдональд Фрейзер

— Но ты же обещал мне десять тысяч, — принялся клянчить он.

— Это было нелепое обещание, ты сам поймешь, если хорошенько поразмыслишь, — ответил я. — Десять тысяч золотых! Я хочу сказать: кто заплатит такую уйму денег?

— Лживая свинья! — взревел он, чуть не плача от ярости. — Ты же поклялся заплатить!

— Еще одна глупость, в которую ты поверил, — отмахнулся я.

— О да, клянусь Богом! — буркнул Том. — Стоило догадаться об этом! Ты не обманешь меня, Флэшмен, иначе я…

— Иначе ты что? Расскажешь об этом всем? Признаешься, что отправил человека к барьеру с незаряженным пистолетом? Интереснейшая получится история. Тебе придется признаться в тяжком проступке — это ты понимаешь? Не знаю, поверят ли тебе, но то, что выкинут со службы за недостойное поведение — это уж наверняка. Не так ли?

Теперь он видел, как обстоят дела, и ничего не мог с этим поделать. Брайант принялся топать ногами и рвать на себе волосы, потом стал упрашивать меня, но я только посмеялся над ним. Под конец стал угрожать.

— Ты пожалеешь об этом! — кричал он. — Богом клянусь, я еще доберусь до тебя!

— На это у тебя не больше шансов, чем заполучить десять тысяч, — заявил я, и ему ничего не оставалось, как уйти.

Брайант не страшил меня, в том, что я ему сказал, не было ни капли лжи. Он не посмеет и слова проронить в интересах своей же собственной безопасности. Бесспорно, будь у него хоть чуть-чуть мозгов, он бы сразу учуял тухлый запашок от байки про десять тысяч. Но жадность сгубила его, а я достаточно долго прожил на свете, чтобы усвоить истину: нет такой глупости, какой не смог бы совершить мужчина, когда на кону большие деньги или женщина.

В любом случае, я мог поздравить себя с тем, какой оборот приняла эта история. Оглядываясь назад, должен сказать, что это было одно из самых важных и полезных событий в моей жизни. Однако впереди меня поджидали проблемы, вызвавшие весьма неприятные последствия. Случилось это спустя несколько недель и закончилось тем, что мне на время пришлось оставить полк.

Описанные выше события произошли незадолго до того, как нашему полку «выпала честь» (как это называли) служить почетным эскортом на пути в Лондон прибывшему в страну будущему супругу королевы, принцу Альберту. Его сделали шефом полка, и среди прочего нам пожаловали мундир нового образца, а Одиннадцатый легкий драгунский сменил название на Одиннадцатый гусарский. Ну это так, к слову. Что важно: принц почувствовал к нам живейший интерес, а сплетни про дуэль наделали столько шума, что он не мог оставить их без внимания и, будучи лицемерным немецким педантом, нашел повод сунуть свой нос в это дело.

Тут-то я и влип. Как это так?! — в его дорогом новом полку есть, оказывается, офицеры, путающиеся с французскими шлюхами, и даже дерущиеся из-за них на дуэли! Принц пришел в неистовство, и в результате Кардиган вызвал меня и посоветовал исчезнуть на время, ради моего же блага.

— От меня потребовави, — сказал он, — чтобы вы оставиви полк. Мне дано официавьное распоряжение, которое надо понимать как постоянное, но я намерен трактовать его как временное. У меня нет жевания вишаться усвуг такого многообещающего офицера, это также и в интересах Его Коровевского Вевичества, смею вас уверить. Вы, конечно, можете подать в отставку, но я думаю, двя вас будет вучше, если вас куда-нибудь откомандируют. Я отправвю вас, Фвэшмен, в другую часть, пока вся эта кутерьма не увяжется.

Мне эта идея не слишком импонировала, а когда выяснилось, что для меня избрали полк, расквартированный в Шотландии, я почти взбунтовался. Но вскоре понял, что это только на несколько месяцев, а кроме того, важно было сохранить на своей стороне Кардигана: случись, например, что на моем месте оказался бы Рейнольдс, дело приняло бы совсем другой оборот, а вот я числился у Кардигана среди любимчиков. А любой подтвердит, что если вы числитесь в любимчиках у лорда Ну-Ну, то он будет горой стоять за вас, все равно, виноваты вы или нет. Старый дурак.

Мне пришлось служить во стольких странах и иметь дело со столькими людьми, что грехом для меня было бы пытаться развесить на них ярлыки. Я рассказываю вам, что видел, а уж строить умозаключения — это ваше дело. Шотландия и шотландцы мне не понравились: местность я нашел сырой, а людей — грубыми. Они наделены превосходными качествами, жутко утомляющими меня: бережливостью, прилежанием и постнолицым благочестием, а девушки их по большей части милые, но могучие создания, весьма, без сомнения, привлекательные в постели для тех, кто является любителем такого сорта женщин. Один мой знакомый, спознавшийся с дочерью шотландского священника, описывал, что их любовные утехи скорее напоминали борцовский спарринг с драгунским сержантом. Жителей Шотландии я нашел чванными, враждебными и жадными, они же нашли меня наглым, самоуверенным и хитрым. Но это по преимуществу; были и исключения, как вам предстоит убедиться. Лучшее, что я обнаружил здесь, были портвейн и кларет, в которых шотландцы знают толк, а вот их пристрастия к виски я никогда не разделял.

Местечко, куда меня направили, называлось Пэйсли — это недалеко от Глазго, и когда я услышал об этом, едва не тронулся умом. Но сказал себе, что через несколько месяцев снова вернусь в Одиннадцатый, и это средство необходимое, хотя и сулит разлуку со всем тем, что я называю настоящей жизнью. Опасения мои подтвердились, и даже более чем, ну а насчет того, чего особенно опасался — что там, дескать, умереть можно со скуки, — я просчитался. И еще как.

В ту пору во всех промышленных районах Британии наблюдались большие волнения. Это мало что значило для меня: мне всегда было недосуг интересоваться такими вопросами. Рабочий люд лихорадило, ходили слухи о бунтах в фабричных городах, о ткачах, разбивающих станки, об арестах чартистов,[16]но нам, молодежи, было на это наплевать. [VII*] Если вы взросли в своем поместье или в Лондоне, для вас такие вещи ничего не значат. Я понял лишь, что работяги учиняют мятежи, желая меньше работать и больше получать, а владельцы предприятий готовы хоть лопнуть, но не пойти им навстречу. Может, там крылось и еще нечто, но я сомневаюсь, и никто меня не убедит, что там было что-то глубже, чем борьба между этими двумя силами. Так было всегда, и так всегда будет, пока один человек заставляет другого делать то, чего тот не хочет, и пусть дьявол утащит в ад неудачника.

Добычей дьявола, судя по всему, должны были стать рабочие, и в этом ему помогало правительство, а солдаты служили орудием правительства. Войска были направлены на поимку агитаторов, зачтен Акт о бунтах, и то тут, то там происходили стычки; несколько человек погибло. Сейчас, положив свои денежки в банк, я совершенно нейтрален, но тогда, слыша, как все кругом проклинают рабочих, кричат, что их надо вешать, пороть и отправлять на каторгу, я был всей душой за это, как сказал бы герцог Веллингтон. Теперь, в наши дни, вы даже представить себе не можете, как далеко все зашло: работный люд воспринимался как враг, словно какие-нибудь французы или афганцы. Врага необходимо было уничтожить, и призваны это сделать мы, солдаты.