Белое и черное - Сэйси Екомидзо

Искренний, очень прилично воспитанный юноша! Но Дзюнко сейчас было не до того.

— Эномото-сан, прости меня за настойчивость, но все-таки — что там было дальше с моим мужем? После того, как вы встретились у входа?

— Ах да! С ним была женщина. Они одним автобусом, видно, приехали. Я с ним поздоровался, а он поближе подошел и спрашивает: «Ты что, отсюда?» Вот тут-то я и заметил, что он выпивши.

— И что же?

— Я ему сказал, что в семнадцатом корпусе живу, а он спросил, нет ли у нас в квартале человека по имени Нэдзу Гоити. Говорит, имя-то знакомое, а кто, не припомню. Я ответил, что это комендант пятого участка, в восемнадцатом корпусе живет, квартира один. А он: «Ну тогда проводи-ка туда эту даму». А сам между восьмым и девятым корпусом по дорожке на запад повернул.

— На запад — это, получается, в торговые ряды, где «Одуванчик»?

— Да-да. Я его даже сзади окликнул: мол, Судо-сан, ваш корпус восемнадцать, это еще дальше прямо надо пройти. Думал, что он спьяну дорогу перепутал.

— Что мой муж ответил?

— Он сказал: «Знаю-знаю, но у меня там еще дело есть». А потом очень странную фразу добавил.

— Странную?

— Что-то вроде: ишь, ловко прикидывается хитрюга, ну да ничего, уж сегодня-то выведу на чистую воду, не будет больше никому пакостить. Ну в общем, смысл такой был… А потом как-то злобно расхохотался и пошел себе, пошатываясь.

— И было это все вчера, часов в десять вечера? — вмешался Нэдзу.

— Да.

— Но муж ваш домой так и не пришел? — обратился он теперь к Дзюнко.

Та сидела серая до самых губ.

Мрачное молчание тяжело повисло в комнате. Нэдзу из-за края шторы посматривал на улицу.

— Эномото-кун, это все, что ты знаешь о господине Судо?

— Ну я потом еще проводил сюда ту гостью. Очень красивая дама, правда ведь?

Нэдзу ничего не ответил на этот вопрос. Он продолжал смотреть на улицу в щель шторы. Может быть, не потому, что его там что-то заинтересовало, а чтобы Кэнсаку не мог видеть его лица?

— Немножко на Юки-тян похожа. Я-то слышал, что ее мама умерла, вот и подумал — может, тетка какая-нибудь. Спросил даже.

— И что она ответила?

— Да ничего…

— Слушай, Эномото-кун… нет, Кэн-тян! — Нэдзу резко повернулся. — Откровенно говоря, госпожа Судо пришла ко мне по делу. Мы его уже начали обсуждать, а тут ты ввалился. Извини, что выпроваживаю, но сейчас тебе лучше уйти.

Нэдзу не успел договорить до конца, как Кэнсаку был уже около перегородки.

— Ох, извините!

— Минутку, Кэн-тян, подожди.

— Да?

— По-моему, тебе не следует некоторое время никому рассказывать о том, что ты нам здесь сообщил о господине Судо.

— Мне-то что, я и помолчать могу, но ведь я не один его видел, рядом еще люди были — и та дама с ним, и еще несколько человек из здешних прошли с автобуса.

— Ну это ладно, ты за собой следи.

— Понял.

Когда шаги Кэнсаку затихли, Нэдзу снова вернулся на диван:

— Госпожа Дзюнко, вот вы говорили, что посчитали автором писем хозяйку «Одуванчика». У вас, вероятно, есть для этого какие-то основания?

Дзюнко в очередной раз пожалела о сказанном. Неожиданное появление письма «доброжелателя» поставило ее отношения с мужем под угрозу. В душе пылала злоба и желание отомстить создателю омерзительных анонимок.

Со вчерашнего дня она повсюду разыскивала мужа, металась в волнении по городу и наткнулась на Киндаити Коскэ.

Обратившись к нему за помощью, Дзюнко понимала, что гнев Тацуо от этого не утихнет. Просто надеялась, что сэнсэй выяснит личность автора. Именно для этого она зазвала к себе Киндаити, а тут — убийство.

Теперь она никак не могла понять, на пользу мужу ее поступок или нет. По крайней мере, услышав, что жертва убийства — мадам из «Одуванчика», она немедленно начала сожалеть о сделанном.

Между тем было уже поздно: она успела показать Киндаити письмо, да еще и приоткрыла личную тайну Киёми. Правда, чуть-чуть, просто совсем капельку.

Это необходимо было как-то загладить. За советом она пришла к коменданту. И тут снова поступила опрометчиво: взяла да и выложила ему свои подозрения насчет автора писем! После чего узнала, что муж вчера возвращался в квартал, да еще и пьяный, да еще и говорил какие-то странные вещи! Можно себе представить, как это все воспринял комендант Нэдзу.

— Госпожа Дзюнко, такими словами не бросаются. У вас есть какие-то основания для подозрений?

Нэдзу повторил свой вопрос, и Дзюнко вынуждена была отвечать.

— Ну… в общем… — Она судорожно теребила в руках носовой платок. — Например, в письме у Киёми эти слова в начале — Ladies and Gentlemen — были не по отдельности вырезаны, а целиком, верно?

— Да, кажется, так.

— Вот и в том письме, что нам пришло, тоже так было. Оно совершенно как у Киёми начиналось, и вырезаны эти слова тоже целиком.

— А-а, вот в чем дело.

— Больше того… — Но тут Дзюнко осенило: — Ой, господин комендант, а что вы сделали с тем письмом? Разорвали и выбросили?

— Подождите, мне сперва надо вас послушать.

— Да, так вот, мне кажется, эти слова — Ladies and Gentlemen — они и у Киёми, и у меня были одним шрифтом набраны. Кажется, курсив называется.

— Верно.

— Ну я и подумала, что этот человек должен получать журналы на английском. Тут-то у меня мадам в голове и всплыла. К ней в «Одуванчик» каждый месяц заграничные журналы мод приходят.

— Так вот почему вы вчера вечером туда бросились!

— Вы слышали, как на меня Киёми кричала! — Брови Дзюнко страдальчески полезли вверх. — И ведь не только вы, многие слышали!..

— А прежде всего, их слышал человек по имени Киндаити Коскэ, так?

— Так. — Дзюнко закрыла лицо руками.

— Госпожа Дзюнко, какое все-таки у вас ко мне дело?

По-прежнему бесстрастный механический голос.

— Господин комендант, я рассказала Киндаити-сэнсэю про Киёми. Сейчас я об этом ужасно сожалею. Но ведь он все равно теперь будет об этом расспрашивать. Вот я и хотела посоветоваться, как мне быть в таком случае.

— Поскольку там были написаны вещи отвратительные, то сами понимаете… Что-нибудь еще?

— А еще…

Тут Дзюнко, неожиданно обозлившись на Нэдзу за его упорную холодность, взяла себя в руки.

— Простите за причиняемое беспокойство, господин комендант, но я хотела бы вас просить засвидетельствовать мои слова, когда господин Киндаити Коскэ или господа из полиции начнут задавать вопросы по этому поводу. Засвидетельствовать, что я не глупости рассказываю.