Terra Insapiens. Книга первая. Замок - Юрий Александрович Григорьев

— Аминь.

Выходя из комнаты, Артур казался сбитым с толку.

— Зачем приходят его слушать? Это же какое-то дремучее сектантство.

— У всех свои мотивы. Кто-то находит в его речах подтверждение своих мыслей. Андрон невысокого мнения о человеке. Меня завораживает его энергия и мессианство. Сократ слушает со своей вечной иронической улыбкой. Он говорит: «каждый имеет право на своё мировоззрение».

— А потом… — Паскаль посмотрел на Артура с улыбкой. — Здесь так мало развлечений!..

— Я кстати понимаю исходный посыл этой проповеди, — продолжил он. — Мессию волнует простой вопрос: возможна ли вера, за которую ничего не обещано?

Они сели на скамейку во дворе.

— Я сам задавался подобным вопросом, — признался Паскаль, — когда в церкви слушал проповедь священника, который призывал возлюбить Господа всеблагого, всемогущего, вездесущего — в общем, супермена… Я думал: если спросить его — почему он любит Господа? — он прочитает ещё одну проповедь, где приведёт десятки причин, кроме одной, может быть, самой важной. Ему обещаны вечная жизнь, спасение души, райское блаженство — при условии, что он будет паинькой, и во всём будет слушаться Отца своего… Вот если бы ему не было это обещано, была бы его любовь к Господу столь пламенной? — вопрос не из лёгких…

— Мой тёзка, Блез Паскаль, — продолжил он, — предлагал верить в Бога, потому что это выгодно. Если Бог есть, ваша вера вам зачтётся, если же Его нет — вы ничего не теряете. Как говорит пословица: на «нет» и Страшного Суда нет. Вот против такой веры идёт Мессия.

Вечером Паскаль познакомил Артура с Поэтом.

Поэт выглядел так, как и должен выглядеть поэт — восторженный, с кудрявыми, взъерошенными волосами, с выразительной мимикой и не менее выразительными руками.

Он сходу взял Артура в оборот и, прижав его к стенке, стал изрекать:

— «Вначале было слово». Потом была рифма. Вселенная — это поэма, созданная Богом. Человечество в ней — отдельная глава. Каждый человек — одно слово в этой главе. Вот вы — какое слово? У каждого человека есть, определяющее его, слово. Есть люди — существительные, есть люди — прилагательные, есть люди — глаголы, есть люди — междометия. Вот я, например, — Поэт. В этом моя суть. Это моё высшее призвание. Определите своё призвание, и вы найдёте своё слово. Когда вы найдёте своё слово, вы сможете искать своё место в этом мире, в этой поэме. Вы сможете подобрать к себе рифму, связать себя с родственным вам, созвучным вам человеком. Понимаете, как всё это работает?

Артур, ошеломлённый столь неистовым напором, только моргал. Поэт продолжал.

— Нет в мире большего счастья, чем найти себе рифму. Вы сразу обретаете и счастье, и смысл. Вы вплетаетесь в неразрывную ткань столетий на полотне времени. Вы исполняете Божий замысел. Есть у вас любимый человек, нет? Значит, вы ещё не нашли себе рифму или даже не нашли своё слово. Поторопитесь, поторопитесь, молодой человек! Жизнь коротка и надо успеть вписать своё имя в поэму Отца нашего. Иначе ваша жизнь пропадёт зря, и вы останетесь на страницах поэмы какой-то маленькой запятой или знаком вопроса.

— Прочитайте что-нибудь своё, — смог выдавить из себя Артур, подумав, что поэты обычно любят декламировать свои стихи.

Поэт вперил в него свой взгляд и отошёл, чтобы получше разглядеть нахала.

— Прочитать своё?! — провозгласил он и внезапно остыл.

— Я не читаю стихи… Читать можно прозу, мемуары, доклады, лекции. Стихами надо жить! Они должны изливаться из твоей души естественно и непреодолимо, как Ниагарский водопад.

Он ещё раз уставился на Артура, словно увидев его в первый раз.

— Кто вы такой, молодой человек?

— Его зовут Артур. Он недавно прибыл, — помог Паскаль.

— А чем вы занимаетесь по жизни?

Артур пожал плечами.

— Пытаюсь понять — кто я, где и зачем?

— Так вы на правильном пути! — снова оживился Поэт. — Большинство людей уверены, что они знают — кто они. Но они ошибаются! Всё, что они якобы знают, им внушено. С рождения люди слышат: ты должен быть таким, ты должен делать то и не делать это, ты должен стать тем, и ни в коем случае не этим. Всё это внушение и создаёт у человека уверенность, что он всё о себе знает, и судьба его лежит перед ним прямой дорогой. Какое заблуждение! Никто не знает своего предназначения, а большинство даже не пытается его понять. Большинство плывёт по течению.

Он на мгновение задумался.

— Нет, конечно и запятые, и знаки вопроса тоже нужны в поэме. Но как-то в них мало смысла — вы не находите? Они являются оформлением, а не содержанием. А человек всё-таки должен как-то наполниться смыслом.

Паскаль решил прервать монолог и спросил.

— Я слышал, что вы пишете новую трагедию в стихах.

— Это вам Сократ сказал? Вот старый болтун! Уже всё растрепал. Я попросил его помочь мне, зная, что он хороший знаток античной трагедии. Да, я пишу трагедию. Это будет новое слово, поверьте мне. Сам Софокл мне позавидует. Но пока она не рождена, её нельзя предъявлять человечеству. Всё имеет свой срок. Я знал художника, который рисовал каждую свою картину девять месяцев. Он был убеждён, что рождение картины требует не меньше времени, чем рождение человека.

— И всё-таки прочитайте что-нибудь, — присоединился к просьбе Артура Паскаль. — Хотя бы из Поэмы Грусти. Вы в прошлый раз читали, мне понравилось.

Поэт, с явным удовлетворением, склонил голову.

— У вас хороший вкус. Ну так и быть, прочитаю отрывок.

Он гордо выпрямился и, глядя поверх голов, стал декламировать с выразительной мимикой:

«Сегодня холодно и надобно жалеть

тех, кто идёт по тонкому канату

и ловит птиц в сиреневую сеть.

Мой милый друг, я не хочу стареть!

Сыграйте мне печальную сонату.

Вот так живёшь — как будто бы давно,

но каждый раз, когда приходит это,

заворожённый, смотришь за окно –

как умирает раненное лето.

Приходит осень в шорохе листвы…»

В этот момент открылась дверь, и вместо осени пришёл Андрон.

Поэт осёкся и закапризничал.

— Нет, я так не могу! Меня отвлекают! И вообще я не в настроении.

Андрон засмущался, а Паскаль сказал:

— Почитайте свои короткие стихотворения.

Поэт откашлялся, встал в прежнюю позу и прочитал:

«И этот жёлтый лист,

что медленно парит

с небесной высоты

или соседской крыши –

то он не говорит

иль мы его не слышим? –

о чём он нам печально говорит…»

Дверь опять отворилась и вошёл Сократ.

Поэт воскликнул:

— А! Вот он ты, старый болтун! Всем проговорился про мою трагедию?!

С