Поручик Ржевский и дама с солонкой - Иван Гамаюнов

– Здесь, на балу дамы говорят, что у знаменитого поручика Ржевского разбито сердце, – вкрадчиво произнесла Софья. – Неужели в этом есть хоть капля правды?

– Конечно, есть. И больше, чем капля, – ответил Ржевский.

– А как же слухи о приключениях во Ржеве и окрестностях?

– А как мне развеивать тоску? Лечусь от печали, как умею.

Софья счастливо рассмеялась:

– Знаю. Ты всегда таким был. Но я всё равно хотела сердиться на тебя. Особенно когда слушала ту историю о купчихе. Но когда ты сказал, что твои чувства всегда бескорыстны и не покупаются серебром, я тебя простила.

Разговор прервался, потому что Ржевскому и его даме настала очередь исполнять очередную фигуру котильона. Софья танцевала очень увлечённо, а когда почти в полном изнеможении плюхнулась на ту же самую банкетку, то выглядела так, будто только что отдалась поручику. Грудь высоко вздымалась, а глаза смотрели перед собой и не видели, как если бы дама недавно возносилась к облакам и ещё не осознала, что снова находится на грешной земле.

Ржевский, глядя на неё, даже подумал о табачной трубке: когда дама удовлетворена, можно и закурить. Однако курить было всё же рано. Да, крепость готовилась сдаться, вывесила белый флаг, но осаду следовало считать завершённой лишь после того, как будут обговорены условия сдачи.

– Софи, а я ведь тоже обижен на тебя, – сказал Ржевский с напускной строгостью.

– За что?

– Ведь все знали, что я буду на этом балу. Так?

– Да.

– И ты знала?

– Да.

– Тогда почему не оставила мне ни одного танца?

– Я оставила тебе первый галоп, – ответила Софья. – Чья вина, что ты приехал на бал с опозданием?

Поручик ущипнул её за ягодицу так, что дама ойкнула, и с такой же строгостью сказал:

– Ты должна была оставить мне мазурку, но не оставила. Мне и котильон достался случайно. Кажется, вы меня совсем не любите, мадам Тутышкина. И на исцеление моего разбитого сердца в ваших объятиях мне можно не надеяться.

– Саша, что ты такое говоришь! – прошептала встревоженная Софья.

– Мне нужны доказательства вашей любви, – сказал Ржевский. – И сейчас же.

– Какие доказательства?

– Вы всё прекрасно понимаете, мадам, – уверенно сказал поручик, ведь всей России было известно, что Ржевский всегда намекает на одно и то же.

– Саша, я не могу.

– Софи, ты меня любишь?

Разговор снова прервался. Ржевский вместе с Софьей исполнил ещё одну фигуру котильона, а когда Софья опять села на банкетку, то со стороны могло показаться, что прошло не несколько минут, а много дней, в течение которых красавица успела много раз отдаться любовнику и почти надоесть ему. Грудь её снова вздымалась, но теперь от смятения, а взгляд сделался беспокойным, ищущим.

– Так что же, мадам? Жду вашего ответа, – Ржевский оставался всё таким же строгим.

– Доказательства будут после котильона. Я скажу мужу, что мне надо в дамскую комнату, а ты иди в библиотеку. Жди меня там. Я постараюсь незаметно прийти туда вслед за тобой. Жди.

– Софи, я готов ждать тебя всю жизнь… но не более часа.

* * *

Губернаторский дворец не был настолько большим, чтобы заблудиться, но Ржевский, кажется, обошёл все открытые комнаты уже в третий раз, но никак не мог найти библиотеку.

Книгами поручик никогда не увлекался и потому не представлял, где же эту библиотеку искать, чёрт побери. Может, она заперта? Но Софья уверяла, что князь Всеволожский склонен держать свою «сокровищницу» открытой.

Ржевский в очередной раз заглянул в зал, обитый деревом, где ещё недавно шла игра в карты, а сейчас почти никого не осталось. Танцы кончились, да и время давно перевалило за полночь, поэтому гости стали разъезжаться – прощались с четой Всеволожских и отбывали восвояси, так что в игорном зале задержались лишь несколько самых увлечённых господ, которые не обращали ни на кого внимания.

Поручик прошёл от дверей до самого дальнего окна и обратно, снова чертыхнулся про себя и уже собирался выйти, когда столкнулся с девицей, от которой, казалось, давно отвязался. Тасенька!

Поверх бального платья на ней был пуховый платок, прикрывавший горло, и в случае с любой другой особой поручик мысленно посетовал бы, что платком закрывается декольте, но здесь было решительно всё равно.

– Александр Аполлонович! – воскликнула Тасенька. – А я вас искала.

– Зачем это, Таисия Ивановна?

– Боялась, что вы уедете, не простившись со мной.

– Таисия Ивановна, – Ржевский старался говорить мягко, – я, конечно, очень уважаю вашего дядюшку, который пытается устроить вашу судьбу, но я вам ничего не обещал.

– Вы назвали меня Тасенькой, – возразила девица.

– Когда?

– На банкете. Когда мне стало плохо.

Ржевский попытался вспомнить банкет. Может, и назвал…

– Нет, вы что-то напутали, Таисия Ивановна, – твёрдо произнёс поручик. – Я вас так не называл.

– Называли.

– Нет. Если что, можете спросить госпожу Тутышкину, которая сидела рядом и должна была всё слышать.

Тасенька на мгновение задумалась. Наверное, ей, как и всякой девице на выданье, было досадно, что возможный жених от неё ускользает. И она решила выместить досаду на Софье, к которой проявляла неприязнь и раньше – когда говорила, что у Софьи есть постоянный любовник, и что Ржевскому не на что надеяться.

– А вы не находите, Александр Аполлонович, – с расстановкой произнесла Тасенька, – что госпожа Тутышкина очень странная? Зачем она положила солонку в сумочку? Разве солонки принято брать на память? Я, когда это увидела, очень удивилась. Потому и подавилась: ахнула, а кусочек корзиночки поперёк горла встал.

«Ты сама мне уже поперёк горла», – подумал Ржевский. Разговаривать о пустых подозрениях в отношении Софьи ему не хотелось, и потому он решительно сменил тему:

– Не знаете, как пройти в библиотеку?

– В дядюшкину библиотеку? Зачем вам туда? Уже почти час ночи, гости разъезжаются.

Поручик, конечно, не мог назвать истинную причину, поэтому сказал:

– Я ещё в начале вечера хотел проверить, есть ли у вашего дядюшки книга э… – он попытался вспомнить редкого автора, – Лакло де Шодерло.

– Вы имели в виду Шодерло де Лакло? – осторожно спросила Тасенька, как будто извиняясь перед Ржевским, что вынуждена его поправить.

– А он точно не Лакло де Шодерло?

– Про Лакло де Шодерло я не знаю. – Тасенька