Разбойник с большой дороги. Кадетки - Вера Чиркова

— И коконы полные, — едко закончил за него Рад. Помолчал, поглядывая на спокойное лицо ничуть не смутившегося кузена, и нехотя признался: — Зато меня в таких вот случаях, как сегодня, спасает именно та, непонятно чья кровь. Словно кто окошко открывает — сила льется ручьем, и кокон стазу становится непроницаемым именно с той стороны, откуда грозит опасность.

— Так почему же тогда у тебя кожа на спине словно ошпарена? Разве Годренс не мог подлечить?

— Как только с крыши перестал течь жидкий огонь, кокон стал таким же, как обычно, — пожал плечами советник, — а одежда тлела. Ну и обожгло… А Году лечить я не позволил. С этим и ты прекрасно справишься, а ему держать защиту над всем поместьем.

— Тебе нужно учиться управлять своим даром, — твердо объявил Дун. — Не может кокон пропадать и появляться нежданно-негаданно, вызывать его ты должен по собственному желанию. Ведь, сам подумай, насколько твоя жизнь зависит от случая, от каких-то внезапных эмоций и нечаянных мыслей. Вот потренируешься несколько дней и поймешь, какие именно чувства мешают тебе стать хозяином собственного дара.

— Дун, ты думаешь, я не догадываюсь об этом? Но нет у меня на это ни сил, ни времени. Враги все время наступают на пятки, не дают ни передохнуть, ни подготовиться к следующей атаке! И если я на день отвлекусь, могут обойти.

— Надо говорить — наступают на хвост, — поучительно поправил Дун. — И послушайся нашего совета, попроси помощи у учителя Годренса. Магистры никому не отказывают, особенно тем, на кого нападают.

— Нет. Нельзя нам привлекать чужаков. Тем более — магов с плато. Князья и из-за меня на нее смотрят косо, до сих пор никто из королей не назначал советниками простых воинов, даже если они были трижды героями. А я еще и Годренса привел.

— Ну на нее они косо смотрят с тех пор, как погиб Иглунд, а она никого из них не выбрала себе ни в мужья, ни в регенты, — фыркнул Дун пренебрежительно, отставил чашку и скомандовал: — Повернись! Ну вот, теперь значительно лучше. Можешь одеваться. Вечером возьмем у Года зелье, я сам тебя намажу.

— И в кого ты такой упрямый? Не возьму я вас.

— Упрямый я в деда, как и ты. А возьмет нас Год, мы уже договорились, парни вещи собирают. Хотя он сказал, ничего не нужно.

— Там действительно все есть.

Дирард окинул взглядом каменные стены, чисто вымытые, но не завешенные даже шкурами, и огорченно стиснул зубы. Нужно бы сходить на ярмарку, купить им ковров, мебели, занавесей… но некогда. А денег Дун не берет, говорит, для них иметь свой дом — и так огромное счастье. Когда Годренсу удалось отыскать родню Дирарда, оборотни жили в небольшой охотничьей хижине на самом севере Арханы и держали все ценные вещи и младших детей в лесном шалаше. Избушка была занята ими самовольно, и в любой момент мог появиться законный хозяин.

Рад подавил расстроенный вздох, припомнив, как перепугались оборотни в тот летний день девять лет назад, когда на полянку перед хижиной вышли из портала двое хорошо одетых мужчин. Причем один был в серой мантии маглора. Годренс очень ценил подарок учителя и надевал только в тех случаях, когда опасался, что договориться миром не удастся.

Женщины мгновенно окутались седой дымкой коконов, похватали малышей, живших с ними в избушке, и самый ценный скарб и метнулись в чащу. Больше всего Рада потрясли в тот момент именно эти малыши — грудные, ползунки, больные… ни один из них даже не пискнул, не то чтобы зареветь.

Все мужчины, кто постарше и посильнее, встали за это время перед избушкой с самым покаянным видом, давая возможность уйти через окно в задней стене всем остальным, как они позже признались. И держали наготове не кинжалы, а кошельки, гадая, в какую сумму обойдется им самоуправство. Герцог Эфройский, почти единолично правивший в те времена Ардагом, был очень суров ко всем нарушителям закона.

Они очень удивились, прямо-таки поразились, когда Годренс вежливо осведомился, где можно найти Сенарга, сына Ирхина.

— А откуда вы его знаете? — еще не успел прозвучать осторожный встречный вопрос, а дверь избушки уже распахнулась и на пороге, опираясь на рогатину, появился согнутый годами и невзгодами седой старик.

Внимательно рассмотрел незваных гостей удивительно ясными желтоватыми глазами и неожиданно затрясся, как будто увидел нечто невероятное. Протянул руки, прохрипел какой-то непонятный звук и вдруг, выронив свою палку, упал с крыльца навстречу незнакомцам.

Дирард невольно шагнул в ту сторону помочь ему подняться, но оборотни и сами уже подхватили старика, бережно усадили на широкий пенек. А он все мычал нечто нечленораздельное, рвался к Раду, и по его морщинистому лицу светлыми каплями катились редкие слезинки.

В горле парня встал тугой комок, он и сам не смог бы сказать в тот миг ничего вразумительного. Только ощущал, как постепенно тает в душе намертво смерзшаяся глыба старых обид и злых подозрений, а на ее месте прорастает робкая, как первая весенняя травинка, надежда. И вместе с ней просыпается печальное понимание: вовсе он не предавал его мать, дерзкий и ловкий оборотень, сумевший перебраться через Восточные горы и пройти в Тальзию мимо бдительной охраны башни Салмейт. Их род тогда уже искал место, куда можно было бы уйти от бед и напастей родного Ардага.

— Так он не вернулся? — тихо спросил Годренс у рыжеватого богатыря, пытавшегося напоить старца каким-то зельем.

— Нет, — выбралась из-за мужских спин немолодая женщина в мужских штанах и длинной, до колен, рубахе.

Подошла к Раду, внимательно изучила его лицо, кривя губы и смешно, по-кошачьи, морща нос. Кому-то другому юный граф вряд ли спустил бы подобную фамильярность, но спорить с этой оборотницей почему-то не хотелось. Не было в ней ни грана хитрости или подозрительности — наоборот. Небольшие черные глазки смотрели так доброжелательно и открыто, что становилось как-то тревожно за эту чересчур доверчивую женщину. Очень нелегко живется таким и среди прижимистых, подозрительных селян, и среди бдительного и пройдошливого городского люда.

— Это он, — уверенно объявила женщина, обернувшись к сородичам, и внезапно, подняв руку, громко закричала: — Луся! Возвращайтесь! Молодой вожак приехал! Дед, — это она уже смотрела на плачущего старца, — ну что же ты так расстраиваешься? Мы ведь его уже сто раз оплакали… Сенарга нашего… соколика ясного. И даже не подозревали, что он успел где-то сыночка родить… нам на счастье. Или ты не рад?

— Ы! — гневно блеснул глазами старик.

Женщина тотчас ринулась к нему, шлепнулась перед вожаком на траву, обняла босые старческие ноги, виновато потерлась щекой об острую коленку:

— Не обижайся на меня, отец, и сам знаешь, нам сейчас вовсе не плакать нужно… Услыхала хозяйка Эмаельгейл наши молитвы, послала спасение. Молод он и умен, и зла в нем нет. Была боль… но теперь проходит. Так каково твое решение?

— Не слишком ли ты его торопишь, мать? — хмуро пророкотал великан. — Может, мы сначала за столом посидим, поговорим?