Ходячие мертвецы. Вторжение - Роберт Киркман

Иеремия наблюдал за всем этим, пока на закате дня ему в голову не пришла идея.

– Парни… Будет ли мне дозволено сказать?..

Он поднялся в полный рост у края могилы. По-прежнему в черном траурном наряде и поношенном галстуке, он больше чем когда-либо походил на неуместного ныне представителя власти из прошлой эпохи – налогового агента или аудитора, пришедшего, чтобы изъять книги, хранящиеся в автомобилях колонны. Иеремия держал кожаный бурдюк, наполненный тем самым ужасным виски, что он несколько часов делил с Джеймсом Фрейзером, Нормой Саттерс, Лиландом Барресом и Майлзом Литтлтоном.

– Я знаю, что не достоин взять слово в такой горестный и важный момент, – он оглянулся со смиренным и сокрушенным видом. – Я не знал отца Мерфи столь долго, как вы. Я не имею права давать ему оценку. Все, что я хочу сказать: вы судите человека не по тому, что он делает в своей жизни, но по тому, что он оставляет после себя. И, позвольте сказать, старый Патрик Мерфи оставил после себя целое море любви и одну великую мечту.

Он сделал паузу, и в этом был гений Иеремии Гарлица – его способность удерживать аудиторию тщательно дозированным молчанием. Он позволяет молчанию, подобно реке, ровнять горы, подобно семени, пускать корни и вырастать в гигантское древо. Его молчание порождало любовь.

– Отец Мерфи оставил после себя мечту в утешение и для поддержки перед лицом Последних Дней… прекрасную мечту среди адских тварей… мечту о чем-то большем, нежели просто выживание. Он оставил после себя мечту о жизни. Он хотел, чтобы вы все процветали. Вместе. В движении, всегда в движении. Подобно потоку, что вырастет в реку, подобно реке, разливающейся в море.

Опять тишина. Слушатели судорожно сглатывали, сдерживали слезы, склоняли головы. Они хотели освободиться от груза, и тишина позволяла им сделать это. Иеремии казалось, будто он слышал биение сердец.

– Я не знаю всех вас, но за славное, пусть короткое, время, проведенное мною со святым отцом, я осознал – он ведал что-то, чего не ведал я. Он знал дорогу к раю – и нет, я говорю не о небесах, я говорю о рае на земле. Даже в эти проклятые времена, среди кошмарных руин, он держал ключ к райским вратам, и вы знаете, что это за ключ? В эти последние дни, вы хотите узнать, что такое рай?

Новая порция драматичного молчания, Иеремия установил зрительный контакт с каждым слушателем – грязные, изможденные, напуганные лица были обращены к нему. В переполненных печалью глазах плескалась жажда спасения, желание узнать ответ.

– Это мы. Мы! С добротными шинами на колесах и несколькими галлонами топлива в баках. – Он повысил голос. – Это все, чего хотел отец Мерфи для нас. Чтобы мы были вместе и продолжали движение. Это просто. Это и есть рай святого отца… колонна. В движении. Подобно древним израильтянам, сбежавшим из Египта! Колонна! Подобно иудеям, ищущим Ханаан!

Он издал триумфальный крик:

– КОЛОННА!

Здоровяк Лиланд Баррес, бывший водопроводчик из Таллахасси, известный постоянными высказываниями на тему евреев, контролирующих банковскую систему, первым вскочил, хлопнул себя по бедру и закричал:

– Чертовски верно!

Иеремия растянул губы в блаженной задумчивой улыбке, полной смирения. Дородная женщина в сарафане с цветочным рисунком, стовшая напротив могильной насыпи, отвернулась, ее губы искривились в презрении и недоверии.

Норма Саттерс стояла на дальнем конце ореховой рощи, с угрюмым выражением слушая, как проповедник наконец подошел к главному моменту своей маленькой импровизированной проповеди. Вся его речь не только казалась Норме неподобающей, но и немного беспокоила ее – способ, при помощи которого гигант в черном почти незаметно стал центром внимания, вкрадчивый снисходительный тон, трогающий за душу… Норма Саттерс знала эти штучки. За свою жизнь она повидала немало лицемеров. Этот парень превосходил всех.

«Ты в порядке?» – шептал ей Майлз. Молодой человек в балахоне стоял рядом с ней; тусклый отблеск прошлых счастливых лет лежал морщинами на его лбу. По выражению его лица было видно, что он тоже чувствовал фальшь, но, по-видимому, даже не мог выразить этого.

Она заставила его замолчать, приложив пухлый палец к губам, показывая, что им стоит выслушать проповедника до конца.

– Друзья, сегодня я смиренно пришел к вам с предложением. – Теперь проповедник обратился к группе, расставляя акценты глубоким баритоном, громким как трубный глас. Он искусно играл интонациями, так чтобы даже дальние ряды слышали каждый вздох, каждую драматическую паузу. Большинство проповедников от природы артистичны и громогласны, но в этом парне было что-то такое, что Норма даже не могла определить. Что-то, позволяющее управлять другими людьми. Что-то пугающее.

– У меня нет права быть на месте оставившего нас святого отца – ни у кого его нет, – но я с удовольствием, в память о его наследии, вызовусь взять на себя эту ответственность. С вашего благословения, с вашего одобрения, с вашей помощью я с радостью возглавлю это великое общество – эту передвижную общину богобоязненных христиан, – если вы примете меня, если вы окажете мне эту честь.

Шепот одобрительного бормотания прокатился среди двух дюжин прихожан, оставшихся на похоронах в багровых сумерках, среди плотных теней скрюченных ореховых сучьев, что нависли над могилой. Днем в разговоре с Нормой Майлз выразил уверенность, что Лиланд Баррес придет к власти. Лиланд куда более подходил на место отца Мерфи, чем непонятный чужак с Библией и крестом. Он следовал за колонной с первых дней восстания. Владелец независимого оружейного магазина из Джексонвиля – Лиланд со своей последней женой жили на стоянке для фургонов рядом с улицей Джонс Ривер, и, когда люди начали умирать и возвращаться, жаждая человеческой плоти, Лиланд прислушался к своим инстинктам и отправился в путь.

Ветерок принес слабый аромат гниющей плоти, перебивающий запах орехов, сорванных с веток. Норма почувствовала тошноту, обменялась взглядом с парнем, стоящим рядом с ней.

– М-мм… Какой сюрприз! – пробормотала она со вздохом отвращения.

По ту сторону свежезасыпанной могилы гигант проповедник делал то, что обычно делают все продавцы, – переходил на доверительное обращение:

– Я не жду, что вы примете меня сразу, что будете доверять мне столь сильно, сколь доверяли этому дорогому человеку, которого мы только что предали земле. Я не жду, что вы примете столь важное решение, пока все хорошенько не обдумаете, не проголосуете, пока не будете, черт возьми, уверены!

Последняя драматичная пауза. Кульминационный момент зрительного контакта с каждым слушателем и финал:

– Но я обещаю и заверяю вас в одном, как сказано в Евангелии: примете меня, и я вас поведу. Вот уж год, как я оказался в дикой местности, и я выжил и сделаю все, что в моих силах, чтобы выжили вы. Все вы! И я буду молить Всемогущего, чтобы Он помог мне сделать так, чтобы вы процветали. Потому что все вы дети божьи, и мы восторжествуем!

Несколько одобрительных криков смешались с его словами. «МЫ! ВОСТОРЖЕСТВУЕМ! ВМЕСТЕ! КАК ОДИН!»