Тварь - Микки Спиллейн

— Да, да, их необходимо задержать. Не могу себе представить, зачем им вздумалось похищать именно Растона. Это невероятно!

— Вы богаты, мистер Йорк. Вот вам и главная причина.

— Да, действительно, богатство иногда приносит неудобства, хотя я стараюсь уберечься от них.

Я встал.

Так я им позвоню. У меня есть одна зацепка, которая может иметь какое-то значение. Одного из похитителей звали Мэллори. Ваш мальчик упоминал об этом.

— Как вы сказали?

Я повторил.

Его голос был еле слышен.

— Мэллори... Нет.

Словно в трансе, он поспешил к камину. Нажав на какой-то скрытый механизм в боковой стене, он привел его в действие, и часть стены откинулась в сторону. Он сунул руку в отверстие. Даже на расстоянии я видел, как он побледнел. Рука вернулась пустой. Его тело свела мгновенная судорога. Он прижал к груди руки и стал медленно валиться вперед. Я подбежал и осторожно опустил его в кресло.

— В жилетном кармане...

Я сунул руку под его пиджак и достал маленький пакетик с капсулами. Йорк подцепил одну дрожащими пальцами и положил под язык. Он проглотил ее и уставился в стену невидящим взглядом. Постепенно на его челюстях вздулись желваки мышц, зубы обнажились в зверином оскале.

— Сука! — сказал он. — Подлая, ненавидящая мужчин сука! Предала меня.

— Кто, мистер Йорк? О ком вы?

До него вдруг дошло, что я стою рядом. Оскал сошел с лица. Его сменило затравленное выражение.

— Я ничего не говорил. Вы поняли? Ничего!

Я убрал руку с его плеча. У меня во рту снова появился неприятный привкус.

— Ну вас к черту! — сказал я. — Я сообщу об этом.

— Вы не посмеете!

— Неужели? Йорк, дружище, ваш сын вытащил меня из скверной ситуации. Он мне нравится. Слышите? Нравится больше, чем многие другие. Если вы хотите подвергнуть его новой опасности, дело ваше, но я этого не допущу.

— Нет... дело совсем в другом. Это нельзя предавать огласке.

— Слушайте, Йорк, почему вы не перестаете талдычить про огласку и не подумаете для разнообразия о своем мальчугане? С вашими секретами вы дождетесь нового похищения, не обязательно с таким же удачным исходом. Тем более, — добавил я, — что кто-то из домашних вас предал.

Йорк задрожал.

— Кто это сделал, Йорк? У кого вы на крючке?

— Мне... нечего сказать.

— Нечего? Кому еще известно о тех радиоактивных ожогах? Что будет с парнем, когда вы откинете копыта?

Это подействовало. Он позеленел.

— Как вы узнали?

— Неважно. Если знаю я, наверняка знают и другие. Вы так и не сказали, кто на вас жмет.

— Сядьте, мистер Хаммер. Пожалуйста!

Я подтащил кресло и уселся.

— Не могу ли я, — начал он, — пригласить вас в качестве своего рода опекуна, вместо того, чтобы сообщать полиции? Для меня так было бы гораздо проще. Видите ли, существуют некоторые научные аспекты воспитания моего сына. Вам, как неспециалисту, непонятные. Если полицейское следствие и безжалостное любопытство прессы приведут к их раскрытию, придется отказаться от всякой надежды на успешный результат. Я прошу вас понять, я прошу лишь вашего содействия. Будьте уверены, вам хорошо заплатят. Я сознаю, что мой сын в опасности, но будет лучше, если мы просто оградим его от всех опасностей, вместо того, чтобы доискиваться до их источника. Вы сделаете это для меня?

Я медленно откинулся на спинку кресла, обдумывая услышанное. Что-то здесь подозрительно попахивало. И запах этот, похоже, исходил от Рудольфа Йорка. Однако я был в долгу перед мальчуганом.

— Согласен, Йорк. Но если надо ждать неприятностей, то хорошо бы знать, с какой стороны. Кто эта ненавидящая мужчин штучка, которая защемила вам хвост?

Он сжал губы.

— Боюсь, что не могу открыть вам этого. Вам нет нужды заниматься расследованием. Защитите мои интересы и моего сына, вот и все.

— Ладно, — сказал я, поднимаясь. — Будь по-вашему. Придется играть втемную. Но сейчас я иду спать. День был нелегкий. Да и вам не мешало бы.

— Я позову Харви.

— Не надо, сам найду.

Я вышел. В коридоре достал план и сверился с ним. Указания были достаточно ясными. Я поднялся наверх, на площадке повернул налево и прошел на другую сторону. Моя комната была предпоследней. На двери висела белая картонка в медной рамочке с моей фамилией. Я повернул ручку, нашарил выключатель и зажег счет.

— Долго же вы сюда добирались!

Я ухмыльнулся. Интересно, чем Элис подкупила Харви, чтобы тот поместил нас рядом.

— Привет, котенок!

Элис улыбнулась мне сквозь облако дыма.

— В последний раз, что я вас видела, вы выглядели лучше.

— Да? Мне нужно побриться?

— Вам нужно новое лицо. Но я возьму вас и такого, — она передернула плечами, и паутинка ее неглиже упала до пояса. То, что было надето под ним, не стоит и упоминать. Оно казалось сотканным из лунных лучей и редким, как сетка курятника. — Пойдем в постель!

— Выметайся, котенок. Валяй к себе в улей.

— Неостроумно, Майк. Нечего разыгрывать недоступность.

Я начал раздеваться.

— Мне не до остроумия, котенок, я совсем выдохся.

— Не до такой же степени.

Я повесил рубашку и брюки на спинку кресла и плюхнулся в постель. Элис медленно встала. Нет, это не то слово. Движение скорее походило на медленный разворот пружины. Халатик слетел на пол. Ее тело было симфонией первобытной красоты.

— Не прошла усталость?

— Погаси свет, когда будешь уходить, лапочка!

Переворачиваясь на другой бок, я еще успел заметить ее злорадную усмешку. Усмешка говорила, что эта ночь не последняя. Свет погас. Перед тем, как заснуть, я подумал, что назвав какую-то бабенку ненавистной сукой, Йорк никак не мог иметь в виду Элис Николс.

Чудно получается, когда засыпаешь с такой мыслью. Она не отстает от тебя. Вновь и вновь я видел, как Элис встает с кресла и идет через комнату, только на этот раз ее не прикрывали даже лунные лучи. Ее тело было гибким, соблазнительным. Она слегка пританцовывала. Потом еще кто-то появился в моем сне. Другая дамочка. Я знал ее, но не мог вспомнить, кто она. Она тоже пританцовывала, но иначе. Ее движениям не доставало пластичности и животной грации. Она раздевалась и двигалась скованно и неловко. Совершенно голые, они начали танцевать друг с другом, и вела в этом танце вторая. Они сошлись ближе, дымка, скрывавшая их лица, на один мимолетный миг стала прозрачной, и я увидел ту, которую не мог разглядеть до сих пор.