Род-Айленд блюз - Фэй Уэлдон

— Стоянка у главного входа, в специально отведенном месте! — крикнула сестра Доун, когда приехавшие стали выгружаться; они не обратили внимания, хотя отлично ее слышали.

— Здесь хватает места, — сказала молодая женщина. — Да мы уже и припарковались.

У нее был английский акцент. Что ж, если родственники англичане и живут далеко, тем лучше.

— Мы хотели бы поговорить с кем-нибудь из администрации.

— Я из администрации, — сказала сестра Доун и, сообразив, что это более или менее соответствует действительности, почувствовала себя гораздо уверенней. Пусть ей за сорок и у нее нет ни мужа, ни детей, ни своего дома, один Бог знает, сколько на свете таких обездоленных женщин, зато на ее счету в банке копятся деньги, копятся очень быстро, и она не умрет нищей, как ее всю жизнь пугала мать.

Она смотрела, как Фелисити ходит по роузблумовскому люксу, оклеенному миленькими бело-розовыми обоями, любуется видом, весело смеется над идиотскими лепными ангелочками в сортире, слышала, как та сказала: “Я могла бы жить в таком месте. Оно больше похоже на меня, чем мой огромный, вечно скрипящий сарай”.

Возмущенная Джой закричала во всю мощь своего голоса:

— Мисс Фелисити, это ваш родной дом, не забывайте!

Приятно, что пристанище для себя ищет спокойная старушка, а не крикунья. Если она так вопит сейчас, что будет через десять лет? Голосовые связки обычно отказывают в последнюю очередь. И сестра Доун вздохнула чуть ли не с облегчением, услышав ответ Фелисити:

— Я никогда не умела выбирать. По-моему, больше искать не стоит. Мы нашли то, что нужно.

Англичанка заспорила:

— Ну что ты такое говоришь. Это же первый пансион, куда мы приехали. Нельзя принимать решения с бухты-барахты.

— Можно, — сказала Фелисити. — И я уже приняла. Что мне выпало сегодня утром? “Благоприятно иметь куда выступить”. Здесь и есть то самое “куда”.

Сестра Доун повела дам по коридорам в парадную гостиную, куда им и следовало с самого начала войти и проникнуться должным благоговением среди бюстов римских императоров на мраморных колоннах-подставках, и сказала:

— Должна сообщить вам, что у нас длинный список ожидающих; мы тщательно проверяем всех кандидатов и потом голосуем “за” или “против”. Мы все здесь как одна большая семья.

Дамы заметно скисли, чего сестра Доун и добивалась. Она предпочитала просителей, а не приверед.

Особа решительная, она уже решила отдать “Атлантический люкс” Фелисити, но пусть та немного потрепыхается, это полезно. Фелисити для “Чаши” настоящая находка, она грациозна, приятно говорит, прекрасно выглядит, и хотя она явно не интеллектуалка, в отличие от Пулицеровской лауреатки, зато не будет досаждать другим обитателям “Чаши” курением. Более того, она цитировала “И-цзин” — “Благоприятно иметь куда выступить” явно из “Книги перемен”, а это означает, что доктор Грепалли возражать не будет. Юнгианцы с этими их глупостями буквально притягивают друг друга.

Вы можете убежать, но спрятаться вам не позволят. Когда мы вернулись в “Пассмур”, там стоял и ждал черный лимузин с нью-йоркскими номерами. Я срочно нужна на студии в Сохо, в монтажной. Я должна вылететь “конкордом” в 21.00 из аэропорта Кеннеди. Я уже говорила, что “Здравствуй, завтра!” — крупнобюджетный проект. Стоимость билета на “конкорд” для заблудшего монтажера ничтожна даже в сравнении с гардеробом от Версаче, который вместе с героями оказался на полу монтажной в вырезанных эпизодах. Размышляя таким образом, я велела водителю подождать, но Фелисити пригласила его в дом и угостила кофе с печеньями. Джой поспешила уехать: бородатый шофер был похож на какого-то дикого горца, и ей стало страшно. Когда она выходила из комнаты, он встал и поклонился с изысканной вежливостью, но ее это еще пуще испугало.

Сначала я никак не могла сообразить, как им удалось меня найти. После полета я обычно плохо соображаю. Правда, я сказала своей приятельнице Энни, куда лечу, но она бы никому меня не выдала; живущему надо мной дизайнеру я оставила ключ от моей квартиры, чтобы выпускал кота, но ему я просто сказала, что еду навестить заболевшую родственницу, и никаких подробностей. И вдруг я вспомнила, что мы с Фелисити в последнее время оставляли друг другу сообщения на автоответчике, скотина Красснер наверняка их прослушал и пустил по следу своих людей. Киношники, если им что-то понадобилось, ни перед чем не остановятся. Подкупят операторов телефонной сети и компьютерных взломщиков, выудят все мыслимые и немыслимые гадости о ком угодно. Защищая свое право развлекать публику и зарабатывать деньги — что в сущности одно и то же, — они не знают жалости. Может быть, Красснер пробыл какое-то время в моей квартире после того, как проснулся, — сколько дней назад это было, четыре? До сих пор мне такая возможность и в голову не приходила, я была уверена, что, оказавшись в самое неподходящее время в такой запарке, он проснулся, может быть, нашел кофе и выпил (на здоровье) и сразу же бегом на студию. Будь у него чуть больше времени, он выбрал бы себе для игр и забав яркую и роскошную женщину, а не меня. Мне еще меньше захотелось возвращаться и выручать съемочную группу, мало ли что у них там стряслось. Я позвонила в монтажный отдел, но никто не ответил. Понятно, они там все безумно заняты, разве можно снять трубку, если никто из них не ждет звонка.

Я слегка приободрилась. Мне нравился прозрачный воздух и леса, оленьи клещи держались на почтительном расстоянии от дома, у Фелисити было хорошее настроение, Джой была забавная, мы провели славное утро в “Золотой чаше”, мир Сохо казался таким далеким, в него совсем не хотелось возвращаться, пусть даже тебе предоставили “конкорд” и осыпали кучей полагающихся его пассажиру подарков в изумительных кожаных футлярах, которые никому не нужны. Фелисити была в восторге от “Золотой чаши”: нам показали великолепную библиотеку, сверкающие чистотой кухни, где готовилась только самая лучшая и самая свежая еда, никаких полуфабрикатов быстрого приготовления нет и в помине; показали столовую, где обитатели могут есть в одиночестве за маленькими круглыми столиками на одного, хотя сестра Доун этого не одобряла: общение во время приема пищи благотворно влияет на процесс пищеварения; показали элегантные гостиные для совместного проведения досуга, флигель для нуждающихся в уходе, где не было ни одного пациента; познакомили со штатом, все были жизнерадостные, энергичные и приветливые; познакомили с доктором философии, хотя глаза у него были тусклые и говорил он только о том, в каком состоянии находится площадка для игры в гольф. Нам сказали, что если Фелисити хочет, она может привезти свою собственную мебель, хотя обычно друзья по чаше предпочитают расстаться с материальными свидетелями прошлого, чтобы полнее раствориться в настоящем. Она будет жить почти так, как жила дома. По коридору мимо нас шли люди с доброжелательным, осмысленным выражением на лицах, лишь несколько из них двигались в ходунках, а два-три пожилых джентльмена посмотрели на Фелисити очень внимательно, даже оглянулись. Она была очень довольна. Что ж, в царстве слепых и одноглазый — король, а в таком маленьком государстве, как “Золотая чаша”, у Фелисити окажется целая свита поклонников, где бы она их нашла, продолжай жить среди людей моложе себя. Мы заглянули в зимний сад, где проходил сеанс духовной подпитки, и несколько минут послушали — ведь душа так же нуждается в пище, как и тело, считает доктор Джозеф Грепалли, с которым мы имели честь познакомиться лично в его поистине великолепном кабинете. Его комнаты находятся над портиком, это единственное помещение в “Золотой чаше”, куда надо подниматься по лестнице. Широкие окна смотрят на длинный прямоугольный пруд с лилиями. В шкафу ученые книги.