Новая эпоха - старые тревоги. Политическая экономия - Евгений Ясин

Эти и другие позитивные моменты необходимо энергично использовать, чтобы снова не упустить время. К сожалению, проблемы и угрозы пока перевешивают.

Я убежден, что экономические последствия финансового кризиса и его обострения 17 августа были бы гораздо менее серьезными, если бы президент не отправил в отставку правительство Кириенко, которое такого труда стоило привести к власти. Уж во всяком случае, у нас не было бы таких проблем с МВФ, если бы ранее согласованную программу не отправили в корзину.

Конечно, коллапсы, подобные 17 августа, положено завершать отставками тех лидеров, при которых они случились. И не только у нас. Но, с другой стороны, совершенно ясно, что Кириенко никак не повинен в кризисе. Более того, именно его правительство предложило реалистичную программу преодоления кризиса и обладало необходимой энергией и компетентностью для ее реализации.

(Вспоминаю анекдот про ученика, которого выгнали из класса за то, что он испортил воздух: где же логика, почему выгнали меня, логичнее бы вывести остальных. В данном случае логичнее было бы именно Кириенко дать возможность расхлебывать кашу.)

Наконец, и это главное, отправляя правительство в отставку в угоду благопристойным политическим манерам, президент опять открылся ударам оппозиционной Думы, которая, как можно было ожидать, в этот раз отыграется за апрельское унижение. Так и вышло.

Те в президентском окружении, кто затевал эту интригу, полагали, видно, что для удаления из правительства фигур, желающих сохранять независимость от «олигархов», подвернулась лучшая возможность. Они также думали, наверное, что возвращение Черномырдина Дума встретит с облегчением и быстро его утвердит. Жизнь показала, насколько грубым был просчет. Утверждение премьера затягивалось в самый острый период кризиса. Пришлось идти на унизительные уступки в политической и экономической областях. Соответствующие документы, с колоссальным трудом согласованные к началу сентября, демонстрировали полную сдачу позиций. Утвердили бы после этого Черномырдина — была бы надежда, что он, по обыкновению, не станет выполнять всех обещаний. Но тут коммунисты резко изменили тактику, соглашения были отброшены. Очень похожи на истину утверждения, что Лужков, начинающий президентскую кампанию, переманил или перекупил фракцию КПРФ, чтобы отодвинуть Черномырдина и самому занять место премьера. Ему оно требовалось как трамплин к президентскому креслу, так как позволяло расстаться с имиджем мэра Москвы, непривлекательным в провинции. После этого начались разговоры о левоцентристской коалиции во главе с Лужковым и с участием НПСР. Наверное, и Макашов с Илюхиным получили бы шанс быть причисленными к лику левоцентристов.

Итог всех этих игр: Лужков премьером не стал, президент не решился в третий раз предлагать Черномырдина, рисковать роспуском Думы, импичментом и вообще резким обострением политической обстановки. Появилась компромиссная фигура Е. М. Примакова, принятая Думой на ура. Выиграли только коммунисты.

Когда формирование нового кабинета в основном завершилось, когда он начал предпринимать первые робкие действия, стало ясно, что период либеральных рыночных реформ в России закончился. У власти утверждаются умеренные, как говорят — вменяемые левые горбачевского толка, я бы сказал консерваторы.

Краткое отступление о терминах. У нас, глядя на Запад, на роль консерваторов порой претендуют либералы, радикальные реформаторы. Консерватор в этом смысле противостоит коммунистам, которых на Западе воспринимают как революционеров. А консерваторы там выступают за сохранение или реставрацию прежних порядков, традиций, за старину. У нас же именно коммунисты и националисты играют роль консерваторов. Им противостоят либералы как сторонники реформ и демократии.

«Либерал», «демократ» — ныне термины немодные на Руси. Хочется как-то откреститься, переназваться, чтобы не указывали пальцем и не плевались в одно только название. Я думаю, для сторонников либеральных и демократических ценностей это равносильно отказу от своей идентичности, от принципов, только потому, что в данный момент это невыгодно. Но нельзя жить одним днем. Исторически окупается только принципиальная позиция, даже если ее сторонникам порой приходится выступать «под крики озлобленья» и проигрывать выборы.

Вернемся к политическому кризису. Итак, он завершился приходом к власти умеренных консерваторов. Примаков, Маслюков, Абалкин как идеолог — деятели горбачевской эпохи. Молодой Глазьев — их единомышленник как сторонник протекционизма, повышения роли государства, не верящий в созидательную силу рыночных механизмов, по крайней мере в переходный период.

Эти люди не против рынка, на словах и не против реформ. Они против радикализма в их проведении, за здравый смысл, за гуманность и социальную ориентированность преобразований. Все последние годы наблюдая за процессами реформирования российской экономики, за углублением кризиса, они пришли к убеждению, что проводившийся курс неверен, что допущены серьезные ошибки, которые придется исправлять.

После ряда публичных выступлений Е. М. Примакова и Ю. Д. Маслюкова в октябре — ноябре стало ясно, что смена курса — это твердое намерение правительства. Политические партии, представленные в парламенте, большей частью правительство поддерживали, каждая по своим причинам. Сказалось и то, что оно было сформировано на коалиционной основе. Впервые с 1992 года правительство опирается на парламентское большинство. Это важнейшая цель политики Примакова, и она достигнута.

Самое существенное: правительство поддерживают КПРФ и его сателлиты в парламенте. Еще бы, в правительстве на видных постах — члены КПРФ! Курс его, по крайней мере декларируемый, во многом повторяет давние идеи левой оппозиции. В этих условиях говорить о ней как об оппозиции стало просто неудобно.

Таким образом, политический кризис, вызванный событиями 17 августа и решением президента об отставке правительства Кириенко, завершился сменой курса экономической политики, к которой давно призывала оппозиция. При этом почти за два года до истечения срока своих полномочий президент практически утратил возможность влиять на экономическую политику. И дело не только в его здоровье, а в том, что он уже не сможет вопреки воле Думы призвать к власти реформаторов, не рискнет ради этого снова вызвать общенациональный политический кризис.

Но все же еще рано делать окончательные выводы, поскольку реальная политика будет складываться под давлением реальных обстоятельств, таких, например, как необходимость договариваться с МВФ и кредиторами, привлекать инвестиции и в то же время беречь поддержку со стороны левого большинства в Думе.

Нет оснований считать, что курс будет каким-то экстремистским, вероятней всего наоборот — взвешенным, разумно-умеренным. Но он будет другим.